Когда шатается трон - Андрей Ильин

Час… Два…

Но вот в мёрзлой тиши заскрипел вдалеке снег под полозьями, застучали по насту копыта, зафыркали лошади.

Обоз? Показались вдали тёмные фигуры – идут двое солдат в полушубках, с местных крестьян снятых. Вместо пилоточек – шапки-ушанки. Не по уставу, зато тепло. Морды красные, распаренные, не иначе самогонки хватанули под хорошую, жирную закусь. Им мороз нипочём, идут расстёгнутые, а из-под тулупов пар валит. Говорят о чём-то, смеются.

Нет, с такими не справиться, шустрые они, разогреты перед дракой. А ты как деревяшка, даже встать быстро не получится, ног не разогнуть. Нет… Они и стрелять-то не будут, свалят с ног играючи, потопчут, бросят на телегу и повезут в комендатуру допросы чинить.

Сошли с дороги, глянули с пригорка по сторонам – свежие следы на снегу ищут. Вот почему топтаться нельзя было… Обернулись, крикнули что-то.

Если обоз большой, если плотно едут – шансов нет. И на жизнь нет – после него другой не раньше чем через пару дней пойдёт. У немцев всё по ранжиру – вначале одну деревню под метёлку выметают, потом другую…

Мычание… Видно, коров за собой ведут.

Передняя подвода показалась. На телеге мужик из местных, который собственное добро на своей же кобыле от семьи, от детишек голодных увозит. А попробуй ослушаться – сейчас на ближайшей берёзе на вожжах вздёрнут и табличку на груди повесят про саботаж. Немцы – они не церемонятся, суд у них короткий, и приговор один. А могут еще избу запалить и тогда всем пропасть.

Еще подвода. Дозор мимо прошёл… Напрячь, ослабить, снова напрячь… разогреть мышцы. В голове застучало, страх – он помогает, страх кровушку по жилам гонит. После, конечно, как тряпка, но это после…

Еще подвода. На ней фельдфебель сидит, грязными пальцами сало держит, режет и жрёт даже без хлеба. Начальство обычно в середине обоза держится, где безопаснее всего. Значит, еще пять-шесть подвод… На последней мужиков не будет, на неё немцы обычно полицаев сажают или сами едут, опасаясь, что мужик отстать может или скинуть чего в придорожные сугробы. Ну или пару солдат подсаживают.

Плотно обоз движется, не сунешься. Последняя телега – пар из ноздрей коня, мужик в латаном-перелатаном полушубке, рядом полицай дремлет. Немцев нет. Странно… Полицаям они тоже не доверяют, зная, что те всегда норовят что-нибудь из добычи Рейха утянуть. Проехали…

Всё? Еще день скитания по зимнему лесу, еще холодная ночь – и смерть?

Но вдруг скрип полозьев за поворотом. Полозья телеги по насту скользят. Телега… Одна. На подстилке из сена мужик-возница, полицай и немец. Немчура в шинельке, нахохлился, как воробей на ветке, на коленях автомат держит. Может, там еще кто сзади едет?.. А ну как мотоциклист с пулемётом? Хотя нет, в морозном воздухе тарахтение движка далеко слышно. А коли подвода… Тогда худо – заметят издалека, покрошат в момент, пока он через сугробы перекатывается. Но если успеть оторваться, то в лес за ним никто не побежит – не любят обозники по снежной целине скакать, рискуя на пулю нарваться. Постреляют на удачу и дальше поедут. Так что можно рискнуть… Место он выбрал подходящее, здесь дорога подковой изгибается, так что ни вперёд, ни назад дальше полверсты не видно. Если кто сзади и едет, то не сразу увидит и не сразу сориентируется. Надо рискнуть – уж лучше от пули, чем волки тебя рвать будут.

Тихо перекатится, подползти к обочине, к заранее примеченной ёлке. Отложить винтовку, она тут не в помощь – на выстрел быстро прибегут, так что к телеге даже сунуться не успеешь. И зачем тогда шкурой рисковать? Тут только если тихо…

Вытянуть нож. Финку, которую он накануне о камень шоркал до бритвенной остроты. Ведь нельзя тупым лезвием тулуп и подстёжку с ходу пробить, поэтому он нож пуще глаза своего хранит-бережёт.

Приподняться, прислушаться. Вроде больше ничего не слышно – мужик вожжами постукивает, полицай зевает. А немец – нет. Тот по сторонам зыркает. Это плохо. Не успеешь – он с колен, автомат не поднимая, длинной очередью полоснёт вдоль дороги… Что делать? Пропустить? Нет, это последний шанс, потому что последняя подвода.

Приподняться за стволом дерева, сжаться пружиной. Ноги… ноги… Как ходули ноги!.. Шевелить пальцами, напрягать мышцы!

Телега сравнялась с ним. Сейчас главное – немец, у него автомат. У полицая винтовка, с ней быстро не управиться. Да и немчику придётся предохранитель дёргать и палец в спусковую скобу совать, а это на морозе подмёрзшими пальцами не сразу сделаешь.

Ну что, пора?..

Поднять заранее приготовленный камень, швырнуть подальше, назад. Ах, как удачно – ударился камень о ветку, посыпался сбитый с еловой лапы снег. Вскинулся, оглянулся полицай. Немец автомат вздёрнул… Смотрят.

Прыжком, длинным, страшным, болью ломая задеревеневшие мышцы, рвануться к подводе, стараясь ступать мягко, без лишнего топота, для этого подошвы тряпкой обмотаны, как у лошадей, которых цыгане уводят. Ну и для тепла тоже.

Еще прыжок!.. Немец зашевелился, оборачиваясь. Полицаю оглядываться дольше, он спиной сидит, другую сторону дороги обозревая. Да и в тулупе он, что сковывает движения. А вот немец… Шустрый немец, еще не повернувшись, уже затвор дёргает. Но поздно, поздно! Не с той стороны он нападения ждал. Здесь я. Увидел краем глаза, повёл автоматом. Боец…

С ходу пнуть ногой под ствол, вышибая оружие из рук, палец в спусковой скобе выламывая. Секунды, на всё секунды… Ткнуть немца ножом в бок, под вздёрнутую руку. Но это еще не смерть, он еще минуту или две сможет трепыхаться, сможет стрелять. Выдернуть из чужого тела клинок, ударить в лицо, целя в глаз, чтобы ослепить, и уж потом поперёк горла чиркануть. Всё практически одним, отработанным ударом!

Теперь полицай. Винтовка ему в ближнем бою не в помощь, пока ее прокрутишь, пока затвор передёрнешь. Повернуться, ударить в шею или лицо, потому что тулуп, а под ним еще одежда. Было такое – рубанул он с маху, а до тела не достал, потому как под тулупом буханка хлеба согревалась. Нет, только в лицо…

Но что это?.. Полицай винтовку отбросил, руки задрал. Да ведь пацан совсем – пятнадцати нет. Смотрит в ужасе, лопочет скороговоркой:

– Дяденька, не надо, не убивай. Не по своей охотке я. Дома братья с сёстрами, есть нечего, помрут они без меня… Мамка велела…

– Сзади кто есть?

– Нет, мы последние, отстали…

Смотрит