Сергей Алтынов - Давай постреляем?
– Стрелять, – усмехаюсь я. – К этому нужен талант, а у меня его нет...
– Ты не права, сестра! – Инга подцепляет носком туфли пустую пивную банку и отфуболивает ее в мою сторону. – Нужно терпение, упорство – только тогда и...
– Я не умею стрелять, Инга! – перебиваю я сестру и, в свою очередь, бью по консервной банке. – И вряд ли когда-нибудь научусь!
– Будем учиться, – произносит сестра, останавливая ногой дурацкую банку, некоторое время гоняет ее перед собой, а затем снова передает мне.
Мы дурачимся, как дети, – нас ведь никто не видит, улицы пустынны, окна домов занавешены. Наконец, Инга бьет изо всех сил по злосчастной банке, и та со звоном улетает в подворотню.
– Все, пришли! – говорит сестра, останавливаясь возле обшарпанного, грязного подъезда с деревянными облупившимися дверями.
Тир совсем не изменился! Да и что в нем могло измениться?! Те же винтовки, мишени, даже стенды по безопасности ведения стрельб... Какого черта сестрица притащила меня сюда?! «Давай постреляем?» – спрашиваю я и себя и Ингу одновременно. Спрашиваю лишь мысленно. Слово же теперь берет моя сестра.
– Главное – это прицелиться! – винтовка в руках Инги точно оживает. Как гипс в руках скульптора-ваятеля. – Прицелилась – не жди, сразу стреляй... – Инга в одно мгновение проделывает эту несложную, с ее точки зрения, процедуру. Центральная мишень падает. – Немного отдает в плечо, но к этому привыкаешь... Давай, Расма!
Я беру винтовку и пытаюсь что-то там совместить... Так, надо прищурить один глаз и... Прицелилась – не жди, сразу стреляй. Инга с этим справляется блестяще. Любимый муж, трое детей, знаменитая сестра-дурочка... И тут я снова услышала Валеркину музыку. Инга держит в тире магнитофон?! Я опустила винтовку и недоуменно посмотрела на сестру. Глаза у Инги потеплели, она точно забыла про свою стрелковую науку, стояла спиной к своим мишеням и, кажется, ничего больше не замечала. Она тоже слышала эту мелодию и вспоминала, вспоминала и вновь ощущала все то, что было в ее жизни... И тут музыка оборвалась, точно магнитофон зажевал пленку. А Инга вновь превратилась в тренера по стрельбе.
– Я же тебе объяснила: прицелилась – стреляй!
Я вздохнула и вновь стала прищуривать левый глаз. Прицелимся и выстрелим. И получится у нас все не хуже, чем у старшей сестры. И тут... Вместо трех оставшихся безликих черно-белых кружков-мишеней на меня смотрели три парня в армейском камуфляже. И все трое были так похожи на Валерку, что я невольно вскрикнула и выронила винтовку. Прозвучал непроизвольный выстрел и заряд вновь срикошетил в нескольких миллиметрах от Ингиной прически. И стенд по технике безопасности рухнул с таким же грохотом и также раскололся пополам... Я уселась на немытый, заплеванный пол и, закрыв лицо руками, разревелась, как девочка-подросток.
– Расма! Расма, что с тобой?
Тревожный голос старшей сестры звучал над самым ухом.
Я открыла глаза. Ни тира, ни винтовок, ни мишеней. Инга перестала трясти мои плечи и, увидев, что я пришла в себя, крепко обняла. Мы сидим прямо на полу возле печки.
– Кто ж на полу спит! Хоть бы разделась! – Инга разговаривает со мной, как в детстве, когда я только делала первые шаги, а она уже оканчивала пятый класс.
Винтовки, консервные банки... Прицель-ся-не– жди-стреляй.
Я не буду целиться, не буду стрелять, не буду тереть ноющее от отдачи плечо... Я просто завтра уеду. В Россию.
Часть вторая
1
Дверь открыла высокая женщина средних лет. Лицо у нее было непроницаемое, голубые, сильно накрашенные глаза смотрели холодно и безразлично. Я представилась и вкратце объяснила цель своего визита. Женщина кивнула головой в сторону ванной комнаты и, с трудом, подбирая слова, произнесла наконец:
– Муж... Прос-ци-ть-е, – и вяло, невыразительно улыбнулась.
Кажется, она совсем не владела русским языком. Из ванной раздавался шум воды, и явственно слышался мужской голос, что-то громко и фальшиво напевающий.
– Макс! – отворив дверь в ванную, крикнула женщина, и голос умолк. Затем женщина снова повернулась ко мне и жестами пригласила пройти в одну из комнат. Когда я проходила мимо второй комнаты, то из-за плотно запертой двери послышался громкий собачий лай. Хозяева прятали там какую-то крупную собаку. А лаяла она совсем не зло, скорее просто заявляла о своем существовании.
– Пож-алюйста! – хозяйка была подчеркнуто вежлива, усаживая меня на диван в самом центре комнаты.
Муж по имени Макс появился на пороге спустя минут пять. Он был очень высокий, полный, с мощной шеей и походил на американца, каждый день завтракающего двойным бифштексом. На голове полотенце, на крупном, немного рыхлом теле халат.
– Приехали? – не здороваясь, осведомился он. По-русски Макс изъяснялся вполне сносно, хоть и с акцентом. – Сейчас жена приведет его...
– Простите, кого его? – переспросила я.
Однако он явился в комнату сам. Это был огромный черный пес, с мохнатой бровастой мордой и коротким стоячим хвостом. Пес уткнулся своим мокрым большим носом мне в ладонь и лизнул ее. От неожиданности я не сообразила, что надо отвечать. Ведь я, как мне казалось, пришла к продюсеру Юзовскому...
– Вот! – Макс кивнул в сторону пса, и тот тут же завилял своим коротким пушистым хвостом. – Я заплачу, как и договорились, только постарайтесь, чтобы он не мучился!
– Извините, но... – начала было я, но иностранец перебил меня, и голос его на сей раз звучал уже не столь любезно.
– Я ведь объяснил этой вашей... службе, что мне нужно усыпить животное! Ведь у вас так это называют?
– А что с вашей собакой? – спросила я, вмиг позабыв про продюсера Юзовского.
– Она больна... – дернул толстыми плечами Макс.
– Больна? – переспросила я.
У пса была гладкая, ровная спина, что свидетельствовало о его молодых годах, а нос был влажный и холодный.
– Желудок, – пояснил Макс уже более спокойным голосом. – Послезавтра заканчивается наша виза в России. А в Германию больное животное не пропустят.
– Может быть, его можно подлечить? – Моя рука так и застряла в жесткой собачьей шерсти.
– Может быть... Но виза заканчивается послезавтра. Хотите кофе?
Иностранец даже не смотрел на собаку, сидящую у моих ног. А у пса были такие густые брови, и трудно было разглядеть, что выражали его глаза.
– Не надо... А можно я заберу вашу собаку? Ну в смысле, не буду усыплять? – спросила я.
– Забрать? Вы хотите забрать? – Макс был искренне удивлен. – Зачем?
– Ну... Она мне нравится, – запинаясь, залепетала я. Ну действительно – зачем мне огромная бровастая собака?!
– Не понимаю, – иностранец сжал губы, недоверчиво изучая меня. В его взгляде появилось что-то брезгливое. Видно, он решил, что разговаривает с сумасшедшей. – Что значит забрать? Это дорогая собака! Я платил деньги... А если вы ее отпустите на улицу и бросите?! Это антисанитария, грязь!
Вот оно что! Антисанитария и грязь московских улиц так тревожат иностранного гостя. Да и собака стоит больших денег... Забрать себе? Он ЭТОГО не понимает, поэтому через пару секунд вытолкает меня взашей... А потом подъедет настоящая «ветпомощь»...
– Вы меня неправильно поняли! – как можно спокойней и уверенней проговорила я. – Дело в том, что я представляю приют для домашних животных, оставшихся без хозяев.
– Приют? – переспросил Макс. – Приют... – повторил он. – Это меняет дело, у нас в Германии это также практикуется, но... Это, видимо, дорого?
– Первые пять заказчиков обслуживаются бесплатно, за счет муниципального бюджета...
Я врала так вдохновенно, точно играла самую главную роль в своей жизни.
Уже выйдя на улицу и перейдя на другую сторону, я увидела, как у уже знакомого злосчастного подъезда затормозил маленький белый фургон с синим крестом на боку. «Скорая ветпомощь», как всегда очень вовремя...
Я дала команду псу, и мы поспешно скрылись в переулке. Он оказался на редкость послушным зверем. Как все-таки ему повезло, что эта крашеная длинная девица со студии дала мне неверный адрес господина Юзовского.
Мы с псом неспешно брели вдоль Москвы-реки. Я даже забыла спросить у Макса имя собаки. И про поводок тоже забыла. Так вот теперь и передвигаемся на своих двоих – в метро, в автобус, такси без намордника такую зверюгу все равно не пустят, а скандалить не хочется...
Что мы имеем? Имеем громадного черного терьера... Адрес продюсера Юзовского по-прежнему неизвестен. Продюсер Юзовский... Да ну его к чертям, все равно он, скорее всего, отказался бы работать с Валеркиными композициями... Неожиданно пес навострил свои полувисячие уши и остановился... Нет, этого уже точно не может быть! Песня... Не просто музыка, а песня, та самая песня! Валеркин голос! И собака тоже слышит эту песню, дергает бровастой мордой... А прохожие не слышат! Идут себе взад-вперед... Я сошла с ума?!
– Простите, вы не знаете, откуда эта музыка? – решившись, спрашиваю я у одного из спешащих прохожих, у немолодого дяденьки в ватнике, видимо местного слесаря или рабочего.
