Андрей Воронин - Комбат в западне
— Ты скоро? — послышался из прихожей голос Ильи Андреевича.
— Сейчас иду. Уже собираюсь, — Мальчик суетливо принялся одеваться.
Пес ходил рядом с ним, время от времени тыча носом ему в грудь.
— Отвяжись, Томас! Вымахал огромный как корова, а ума ни на грош. Правильно мама говорит, зря мы тебя кормим.
Услышав шутливо-сердитый голос ребенка, огромный дог зарычал, но зарычал тоже не всерьез, а понарошку.
И приподняв верхнюю губу, показал огромные желтоватые клыки величиной с палец ребенка.
— У, какой ты страшный! — Витя толкнул пса, но тот остался стоять, словно был отлит из бронзы — Хороший, хороший, — прошептал Витя, надевая куртку с капюшоном. Его сапоги были в прихожей. — Пошли, псина. Сейчас набегаешься, наскачешься, придешь мокрый и грязный. А вот мыть я тебя не буду, пусть дед моет. Хорошо?
Пес тряхнул головой, будто и в самом деле все понимал — соглашался.
— Дед, а ты поводок взял? — спросил Витя.
— Да, взял.
— Ну вот и хорошо.
Витя с резиновыми сапогами в руках забежал в свою комнату и быстро пролистал комикс до самой последней страницы.
— Ничего себе! — глядя на последнюю полосу картинок сказал он. — Разве так бывает? А вообще-то бывает, — тут же сам себе бросил он и усевшись на стул, натянул резиновые сапоги, ярко-красные, на толстой рифленой подошве.
Дед уже стоял на крыльце. На нем был надет длинный плащ, в одной руке он держал палку, вечную свою спутницу на прогулках, а в другой — нераскуренную трубку, с которой тоже никогда не расставался, разве что на ночь.
— Ну что ж, пошли.
Огромный дог радостно выскочил на крыльцо и едва не поскользнулся. Но удержался. Затем поднял голову и стал принюхиваться.
— Что нюхаешь, Томас, — сказал Илья Андреевич, — пойдем, пойдем. Только дай я поводок пристегну.
Пес приблизился к хозяину, покорно подставил шею.
Карабин звонко щелкнул, и тогда Илья Андреевич потрепал пса по шелковистой холке.
— Ну, вперед — пойдем. Рядом, рядом!
Огромный дог был прекрасно выдрессирован и ни на шаг не отходил от хозяина без разрешения. Хотя в общем-то он был своенравным и довольно непокорным, подчинялся по любви. Во всяком случае, дом, если хозяева куда-то отлучались, можно было ему доверить — никто в дверь не войдет.
Постукивая когтями по бетонной дорожке, пес помчался в голубые сумерки, его хозяин и Витя направились к калитке.
— Куда пойдем, дедушка?
— Пойдем сходим подальше, пойдем к берегу. Потому что здесь, на пустыре, бегают коты. А Томас, когда видит кота; начинает сходить с ума. Побежит — не догонишь.
Коты — напасть, из-за них он вообще теряет голову.
— А чего так, дед?
— Как это чего, — удивился дед, — дог — охотничий пес, в нем живы инстинкты.
Огромному Томасу было четыре с половиной года.
У него уже имелись две медали — серебряная и бронзовая, привезенные с выставки в Калининграде. Илья Андреевич был уверен, что еще через год его Томас завоюет золотую медаль, обязательно завоюет. И когда домашние начинали спорить с Ильей Андреевичем о том, что содержание такого огромного кобеля обходится дорого, дед раздраженно махал рукой.
— Я его кормлю за свои деньги. Так что это не ваше дело. К тому же Томас очень хороший и умный пес.
И еще, я уверен, он завоюет парочку золотых медалей и о нем обязательно напишут в газетах.
Калитка скрипнула — мальчик, мужчина и дог оказались на улице, на старой, еще немецкой веерной брусчатке. Этот поселок с несколько странным названием Янтарный-2 стоял на этом месте уже несколько сот лет.
Все дома в нем были добротные, из хорошего кирпича.
А многие еще сохраняли на крышах красную черепицу.
Война этого поселка, носившего до сорок пятого года немецкое название, даже не коснулась. Взрывы отгремели рядом с ним, хотя по брусчатке туда и назад, не один раз, лязгая гусеницами, скрежеща и ревя двигателями проносились танки. Но брусчатка, как и поселок, приобретший новое название — Янтарный, выстояли. Он находился в двенадцати километрах от Калининграда. Местные жители, правда, Калининград по старинке называли Кенигсбергом или по-простому Кенигом. Поселок был небольшой — сто сорок пять домов, новых не строили. В поселке имелась остановка. Сел в автобус и минут через двадцать пять окажешься в Калининграде. И ровно за такое время можно было добраться из Калининграда до Янтарного.
С моря дул влажный, пропахший водорослями ветер.
Илья Андреевич повернулся к нему спиной и принялся раскуривать трубку. Он все делал обстоятельно, старательно и вскоре ароматный дым засвидетельствовал — трубка разгорелась как следует.
— Ну вот, теперь можно идти дальше.
Был уже седьмой час. Смеркалось. На деревьях — а все дома поселка утопали в садах — поблескивали созревшие яблоки, и время от времени Налетавший ветер гнал по брусчатке свежесорванные листья с кленов и яблонь.
— Осень, — прочувствованно сказал Илья Андреевич, обращаясь сам к себе.
— Что ты там говоришь? — поинтересовался Витя.
— Я говорю — осень наступила.
— Так она уже, дедушка, целый месяц как наступила. Я считаю, как пойдешь в школу, так и осень.
— Это ты точно говоришь. Только вот комиксы свои бросил бы. Я говорю-говорю твоим матери и отцу, чтобы не возили тебе эти дурацкие книжки. Ты от них оторваться не можешь, лучше бы читал что-нибудь хорошее.
— Что например?
— Ну, «Робинзон Крузо» Дефо.
— Так я его читал уже два раза.
— Ну, тогда Стивенсона.
— И Стивенсона я читал.
Илья Андреевич задумался.
— Что, у вас все в школе комиксы смотрят?
— Да, дед, угадал, все на комиксах завернуты. Особенно мальчишки.
— А девчонки?
— А, девчонки… — мальчишка махнул рукой, — у них свои проблемы.
— Понятно, понятно. Ну ладно, давай я тебя отпущу, — сказал Илья Андреевич, обращаясь к псу.
Тот замер, как вкопанный.
Хозяин отщелкнул карабин, сложил поводок и хлопнул дога по спине.
— Ну, иди вперед. Пойдем к берегу.
— К берегу? — переспросил Витя, понимая, что это довольно-таки далекая прогулка. Но тем не менее, если дед решил, лучше с ним не спорить, все равно сделает по-своему. Придется идти.
Пес не побежал вперед, а неторопливо шел рядом с хозяином. Остановился у столба, сделал свое собачье дело.
Витя скривился:
— Фу, какой невоспитанный!
Когда Томас услышал «Фу», сказанное Витей, он побежал вперед, словно бы давая понять, что к столбу не имеет никакого отношения.
Уже когда Илья Андреевич, Витя и огромный Томас выходили за поселок, им встретилась старуха, в прошлом учительница немецкого языка. Она ходила в очках с толстыми стеклами, в теплом платке и несколько странном пальто. Странном, потому что оно одновременно было похоже на шинель и на плащ, и цвета оно было неопределенного — какое-то серо-буро-малиновое как считал мальчик.
— Добрый вечер, Илья Андреевич! — сказала старая женщина первой.
— Здравствуйте, здравствуйте, уважаемая Розалина Григорьевна.
— Добрый вечер, — бросил Витя.
— И куда это вы собрались?
— Да вот, решили прогуляться, Розалина Григорьевна.
Старуха вела двух коз, белую и черную. Она, как помнил Илья Андреевич, уже лет двадцать или больше разводила коз. Вязала из их шерсти свитера, шарфы, шапки, а из молока делала сыри. Старухе было где-то за восемьдесят. По мужу ее фамилия была Шифер. Ее муж был русским немцем. После войны, году в пятидесятом, его схватили, посадили в тюрьму, отправили в лагеря, откуда он и не вернулся. Детей у Розалины Григорьевны не было.
Козы, увидев огромного дога, тут же прижались друг к дружке и наставили на пса-гиганта рога. А пес даже не обратил на них внимания.
— И куда вы — далеко собрались, Илья Андреевич? — спросила Розалина Григорьевна.
— Пойдем сходим к карьеру.
— Не ходили бы вы лучше туда.
— А что такое?
— Да уж не знаю, не знаю… Что-то там неладно.
— Неужели?
— Я слышала какое-то рычание и даже мои козочки не хотят там пастись, убегают. Вот вчера — вырвали кол, к которому были привязаны, и только я ушла, как они за мной следом побежали.
Илья Андреевич абсолютно не придал значения словам старой школьной учительницы, как он считал давным-давно выжившей из ума.
А старуха пожала плечами, сухенькими и острыми, дернула за веревочку, и козы, стуча копытами по брусчатке, неспешно двинулись за ней, дергая хозяйку из стороны в сторону, причем так сильно, что старая учительница чуть удерживалась на уставших ногах.
— Ах что б вы… Волка на вас нет! Он бы вас задрал, непослушных таких. А ну, не прыгайте, идите смирно!
А то я сейчас вам покажу! — слышался в сумерках певучий, немного гортанный голос Розалины Григорьевны Шифер.
— Дед, а сколько ей лет? — спросил Витя, заходя вперед и бросая взгляд на Илью Андреевича.
— Кому, Шифер?
— Ну да, ей.
— Наверное, лет девяносто будет.
