Виктор Степанычев - Жара
— Задачу понял, товарищ полковник, — бодро доложил Димитр, открыл дверцу и беззвучно скрылся в уже плотных сумерках.
Веклемишев посмотрел на наручные часы, светившиеся в темноте фосфоресцирующими стрелками. Они показывали без нескольких минут семнадцать часов. Время летело быстро.
«Выдержит ли Муса? — в очередной раз мелькнула тревожная мысль. — Почему он не дает себя даже перевязать? Код же он принял…»
Свет от фар приближающегося БТРа заплясал на шоссе.
— Вперед! — коротко бросил Веклемишев водителю. — Но не торопись.
По его команде «УАЗ» и бронетранспортер остановились метрах в семистах от блокпоста, заглушили двигатели и выключили фары. Ожидание было недолгим. Через семнадцать минут, Вадим засек время по часам, дверка кабины отворилась и на сиденье плюхнулся Стоянов. Странно, но он выглядел запыхавшимся после короткого марш-броска от поста. У Веклемишева даже мелькнула мысль, что «тамбовцы» за время командировки в Чечне расслабились и потеряли физическую форму.
— Ну что? — нетерпеливо спросил у него Вадим.
— Бабушка приехала! — весело сообщил ему Димитр.
— Какая бабушка? — нахмурился Веклемишев. — Что за шутки?
— Это кодовая фраза из богомоловского «Момента истины», — сделал глубокий выдох Стоянов, приводя в порядок дыхание. — Когда взяли группу и подтвердилось, что это те диверсанты, которых «смершевцы» ищут, слова про бабушку передали в эфир.
— Докладывай по существу, любитель боевиков, — сердито сказал Веклемишев, — времени у нас нет на «моменты», а вот с истиной точно проблемы.
— Есть по существу! — бодро отрапортовал Стоянов. — Согласно вашему приказанию провел наблюдение за звездами и прослушал пение птиц. Со звездами все нормально, а вот птицы поют совсем не для нас, а для какого-то чужого и нехорошего дяди.
— Конкретнее! — нетерпеливо бросил Веклемишев. — И без романтических отступлений.
— Методом подползания я приблизился к посту и почти сразу обнаружил двух искомых субъектов. Один из них разговаривал по мобильнику. Он докладывал, что через пост прошла колонна в составе «УАЗа» и бронетранспортера. В легковой находились трое пограничников — стало быть, меня они тоже в «зеленые» записали — и еще один человек важного вида. Это, надо думать, вы, товарищ полковник. И еще парень дал по телефону примерное описание вашей внешности.
— На каком языке велся разговор? — перебил Стоянова Вадим.
— На чеченском, — доложил Димитр. — Тон спокойный, без напряга, но явно на том конце провода, вернее эфира, человек рангом повыше этого барана.
— Ну почему же сразу — барана? — задумчиво произнес Веклемишев. — Он дело свое делал. Эх, узнать бы, кому он докладывал.
— Нет проблем! — пожал плечами Стоянов. — Вон он на обочине отдыхает стреноженный. А вы говорите не баран…
В машине установилась напряженная тишина. Веклемишев понял, почему Димитр так запыхался на коротком марш-броске. Тащить на себе плененного «восточника» в полной экипировке было нелегко.
— Зачем ты его сюда приволок? — спросил изумленный Вадим. — А если хватятся? Организуют погоню?
— Я так думаю, товарищ полковник, никакой погони не будет. После телефонного разговора этот парень сказал напарнику, что пойдет прогуляется до ветру. Быстро его не хватятся, а когда забеспокоятся, то уж на нас исчезновение этого балбеса никак не повесят. Мы уехали задолго до того, как он испарился. Да и кемеровским омоновцам он до фени. Кстати, вот и телефончик его — можно будет пробить номерок, по которому он звонил.
Ругать Стоянова за проявленную инициативу было по крайней мере неразумно. Но и от похвалы Веклемишев воздержался.
Димитр выполнил порученное задание, и сделал это вполне профессионально. Как учили! И его доводы были разумны, и потому возражать не приходилось. Тем более что дело уже сделано.
— Пошли побеседуем, — коротко сказал Веклемишев. — Кстати, товарищ подполковник, как вас зовут? А то все по-уставному, нет душевного контакта…
— Игорь Иванович, — сообщил тот.
— А меня Вадимом Александровичем кличут, — скромно доложил Веклемишев. — Я вас попрошу, пока мы беседуем с нашим гостем, свяжитесь еще раз с заставой, уточните состояние Дагаева.
— Разрешите я с вами, — подал голос со своей скамейки старлей Гриша. — Послушаю, что скажет наш гость.
— Конечно, — согласился Вадим. — Кстати, как у вас, Григол, с чеченским языком?
— Без проблем, — пожал плечами Абашидзе. — Разговариваю, только не пишу.
— Да мы все здесь не письменные, — усмехнулся Веклемишев.
— Больше по разговорной части, чего и искренне пожелаем нашему пленнику.
Глава 6. Вопросы есть? И очень много…
Освещенный тремя карманными фонарями, недавний постовой представлял собой картину неприглядную. Активно пытаясь освободиться от пут, катаясь по обочине, он изрядно вымазался в грязи.
— Дай-ка, Дима, слово оратору.
Стоянов наклонился и рывком сорвал со рта пленника кусок скотча. В следующую секунду на них обрушился град проклятий и угроз. Обидчикам — русским свиньям и исчадию ада на чеченской земле — были обещаны все загробные кары, а также вполне земные неприятности. Было торжественно объявлено, что сию секунду или чуточку позже сюда примчится батальон «Восток» в полном штатном составе, а также Рамзан Кадыров собственной персоной, и грязных чушек повесят вверх ногами на ближайших столбах, оплюют, и они будут висеть, пока не сдохнут и вороны им не выклюют глаза.
Терпения Веклемишева хватило примерно минуты на полторы.
— Мы с тобой, Дима, нынче выступаем в роли апостола Петра. Нас распнут, причем вниз головой, что очень даже обидно, — со вздохом сказал Вадим. — И, что самое интересное, этот парень, вероятнее всего, и вправду из батальона «Восток». Хамит с полной уверенностью в своей безнаказанности.
— Что вряд ли облегчит его положение. Потому как работал он на нехорошего дядю, — констатировал Стоянов и деловито вопросил: — Ну что, приступим к допросу с пристрастием? Иголки под ногти или кастрация? Последнее считаю более эффективным воздействием на местных упрямцев.
— А может, сразу — под корешок? — засомневался Веклемишев.
— Чтобы и без иллюзий и без надежд…
Пленник на короткое мгновение затих, переваривая услышанное, а затем вновь разразился руганью.
— Сделаем проще, — неожиданно подал голос старлей Гриша. — Он сам захотел… Дай-ка, Дима, на секундочку телефон этого безмозглого барана. Ты верно определил его сущность. Сейчас он нам совсем по-другому запоет — сладко, как соловей весной. Или сам себя кастрирует.
— Твои слова меня заинтриговали, — с некоторым удивлением сказал Димитр. — Особенно насчет самого себя… Очень концептуальное заявление!
Стоянов вытащил из кармана мобильник и передал его Григолу.
Вместе с Веклемишевым они с интересом наблюдали, что будет дальше. Даже пленник, косясь на Абашидзе, стал ругаться менее интенсивно, хотя глаза его так и метали молнии в своих обидчиков. Григол набрал номер и приложил трубку к уху.
— Так говоришь, Кадыров сюда примчится, — пробормотал он себе под нос, однако все присутствующие его услышали. — Алло, Рамзан! Привет, дорогой! Это тебя Гриша Абашидзе беспокоит. Как семья, как дети? Наследник растет?… Ай, молодец! Богатырем будет — весь в отца и деда!.. Чем занимаешься?… Дела государственные, а потом в бильярд поедешь играть? Завидую!.. Нет, не могу, тоже дела, и тоже государственные. Тем более я сейчас в дороге, уже за Шатоем, спешу на заставу. Ты в курсе вчерашнего нарушения границы? Доложили тебе?… Кстати, я-то думал, ты по мою душу и тело сейчас летишь на полных парах, а не в бильярдную… Откуда такие сведения? Тут мне один боец из батальона «Восток» сообщил, что ты меня собираешься за ноги на столбе повесить и держать в таком положении, пока я не издохну… Не веришь? А зря. Мы этому джигиту хотели совсем несложный вопрос задать насчет того, зачем он Басаеву или кому другому о нашем передвижении сообщил, а парень начал ругаться, тобой грозиться… Кто такой? Сейчас спрошу. Может, ему трубку передать?…
Григол опустил глаза на пленника.
— Кадыров спрашивает, как тебя зовут. Сам с Рамзаном будешь говорить? Не хочешь? А с нами? Думаешь, обманываю тебя и не с Кадыровым беседую? Алло, Рамзан, прошу как друга, скажи этому тупому ишаку несколько слов ласковых и нежных. Ну-ка послушай, любезный!
Абашидзе наклонился и поднес мобильник к уху «восточника».
Мембрана телефона разносила громкий знакомый голос так, что его было слышно не только пленнику, но и стоящим над ним Веклемишеву и Стоянову. Даже при свете карманных фонарей было заметно, как у парня побелело лицо и задрожали губы.
— Обмочится со страху или выдержит? — тихо и задумчиво поинтересовался Димитр и, не получив ответа, подвел промежуточный итог: — Даже если сейчас вытерпит, потом все равно мочевой пузырь ему отобьют. Свои…
