Ультиматум предателя - Андрей Михайлович Дышев
Меня не оставляло ощущение, что за мной следят, и я шел медленнее, и чаще останавливался, озираясь по сторонам, хотя туман скрывал от меня все, что находилось дальше дюжины шагов. Наконец, я услышал приглушенный всплеск, и сквозь молочную пелену проступили очертания покрытых водорослями валунов. Я побежал. Море, хоть и прикрытое туманом, давало иллюзию безграничной свободы, и становилось легче дышать, и проходило гнетущее чувство замкнутого пространства. Наконец, ослабевшая волна лизнула мои выпачканные в глине туфли. Я посмотрел по сторонам. Среди каменного хаоса найти Пацана было непросто, особенно если принять во внимание, что сидел он тихо, ничем не выдавая себя. Прыгая с камня на камень, я взобрался на вершину скалы, и оттуда сразу же увидел призрачные контуры яхты. Зарываясь то носом, то кормой в большие покатые волны, «Галс» рвался с якоря и напоминал белого медведя, посаженного на мощную черную цепь.
Я оглянулся, надеясь так же быстро найти Пацана, и тотчас заметил руку, выглядывающую из-за валуна. Хотел позвать, но что-то меня насторожило. Я опустился на четвереньки, подобрался к краю скалы… В нескольких шагах от меня, распластавшись в узкой расщелине, притаились два человека в пятнистой форме.
Глава тридцать пятая. Последний жест
Я прилип к камню, боясь пошевелиться. Вспугнутая чайка принялась с беспокойством кружить над камнями и, склоняя белую головку то на одну, то на другую сторону, пронзительно и страшно закричала младенческим голосом. Люди в камуфляже шевельнулись, один показал другому сложенную из пальцев букву «0», и оба начали осторожно вынимать из-под себя автоматы.
И тут я увидел Пацана. Он беззвучно появился из-за ствола сосны, словно материализовался из древесины, снова замер, но тень, хоть он и слился с ней, уже не хранила его. Пацан не видел людей, которые следили за ним из засады, а потому не прятался. Убедившись, что вокруг никого нет, и тишину нарушают лишь кричащая дурным голосом чайка да шум волн, он принялся прыгать с валуна на валун, словно по окаменевшим болотным кочкам, двигаясь прямиком на засаду. Люди в камуфляже замедленными движениями направили стволы автоматов на него; я видел, как пальцы мягко легли на спусковые крючки…
Я вскинул голову и истошно закричал:
– Пацан, падай!! Падай, здесь менты!!
Мои последние слова заглушила автоматная очередь, но Пацан все же успел упасть на камни и, словно ящерица, затаился между ними. Тотчас прогремела еще одна очередь, и каменная крошка брызнула мне в лицо. Я покатился от края бревном, вскочил на ноги и спрыгнул в расщелину… У Пацана пистолет. Против двух автоматов это почти что рогатка. И все же это лучше, чем ничто… Я опустился на четвереньки, пролез через узкий тоннель под каменной глыбой, выбрался у самой воды. А теперь – вверх по склону, прячась за соснами. Я бежал легко и быстро, по большой дуге огибая бухту. Пацан не позволит им встать и погнаться за мной. Но и ему они не дадут поднять голову. Дрянная ситуация! Я срывал камни, и они, подскакивая, словно резиновые, скатывались по склону… Опять выстрелы! Эхо прокатилось по бухте, просочилось сквозь завалы камней и застряло там.
Спускаться оказалось труднее, неглубокий водосток был открыт всем ветрам и пулям, как приграничная следовая полоса. Прижавшись к липкому стволу сосны, я выжидал, когда люди в камуфляже отвлекутся на Пацана. Отсюда я видел обе стороны. Милиционеры, ритмично приподнимая ягодицы, расползались в разные стороны. Пацан, лежа на боку, обкладывал себя камнями. Я поднял увесистый булыжник и кинул его в скалу, на которой только что лежал. Камень звонко тюкнулся, раскололся на несколько частей, которые рикошетом разлетелись в разные стороны. Милиционеры огрызнулись на звук автоматным огнем, и я в это же время перебежал водосток, тотчас упал и покатился кубарем вниз.
Вот и спасительные камни. Я распластался среди них и стал проталкивать себя к Пацану. Защелкали пули, высекая искры и мучнистую пыль. Не передать остроту желания уменьшиться в объеме! Я лежал щекой на сыром крупном песке, а вокруг меня громоздились горы – остроугольные, с неповторимыми формами, в неисчислимом количестве. Такими видятся эти камни крабам. К моему лицу приблизился один – слюнявый, с перископическими глазками, осторожно приподнял темно-зеленую, поросшую щетинкой лапку и задумался: поставить ее мне на нос или не стоит? Я дунул на него, и краб моментально ретировался, ловко затолкал свое с виду неповоротливое и угловатое тельце в крохотную расщелину, и стал невидим. Мне бы так…
– Эй, приятель! – позвал меня Пацан. – Ты там уснул?
– Нет, бодрствую, – ответил я.
Завизжали в бешеной пляске пули, расплющиваясь, изгибаясь, кувыркаясь между камнями.
– Не хорошо, коллеги!! – с укором закричал Пацан. – Мы же с вами одно дело делаем, одной родине служим!
– А ты сперва свою харю покажи! – предложили милиционеры.
– Во-первых, не харю, а лицо…
Трррррах! Эхо длинной очереди отозвалось со склона. Я вскочил, прыгнул вперед. Автоматные стволы, как змеи, обратили на меня внимание, повернули свои ядовитые головки, плюнули огнем. Я упал, куда пришлось, острый камень впился мне под ребро, грубо отточенный, как топор неандертальца, булыжник рассек кожу на лбу, и закапал на серую стену Эвереста кровавый дождь.
Пацан дважды выстрелил из пистолета. Он пытался прикрыть мое продвижение к нему, но едва я шевельнул рукой, как вокруг снова заметались пули, и начали крошиться камни.
– Вацура! – негромко позвал он. Кажется, до него было шагов пять.
– Ну? – ответил я, размазывая по лбу кровь. Боли я не чувствовал, но было щекотно от резвой струйки, и казалось, что по лбу сверху вниз сбегает беспрерывная вереница муравьев.
– Поляков где?
Я не знал, как сказать правду. Помолчал и ответил:
– Сейчас подойдет.
– Девчонку твою вытащили?
– Вытащили.
