Андрей Таманцев - Гонки на выживание
— Полная чушь! — воскликнул Клоков. — Я ничего такого не передавал.
И тут же спохватился. Но было поздно.
— Значит, это была инициатива Лапичева, когда он решил уже во всех смыслах «кинуть» вас. Впрочем, какая теперь разница… — Мы тоже перехватили эту шифровку, — сказал Голубков. — Она приобщена к делу.
— Но я вообще не знаю этих людей. И вижу их в первый раз, — сказал Клоков.Нет никаких доказательств, что наши пути с ними когда-нибудь пересекались.
Пастух поднял руку:
— Это ложь. И я могу это доказать.
— Интересно как? — спросил Клоков.
— Пройдите, пожалуйста, вниз, — сказал Герману Григорьевичу сотрудник Генеральной прокуратуры.
И те, кто был наверху, оказались на первом этаже, в гостиной перед камином, где были Нифонтов, Щербаков и пятеро друзей.
Клоков с интересом по очереди оглядел Муху, Боцмана, Артиста, Дока и Пастуха. Смотрел так, как будто видел их в первый раз.
— Внимание! — сказал сотрудник прокуратуры. — Проводится следственный эксперимент. Итак, Герман Григорьевич Клоков, вы утверждаете, что эти люди никогда не были здесь?
— Разумеется, никогда, — сказал Клоков.
— Думаю, где-то в этом доме, — сказал Пастух, — нужно только хорошо поискать, спрятан саксофон «Salmer», фирменный номер ноль триста сорок семь.
— А также, — добавил Перегудов, — модель подводной лодки «С-145», голубая, с золотым перископом. Ее здесь сейчас нет, но, думаю, ее тоже можно найти.
— Чепуха! — возмутился Клоков. — Это не доказательство! Заурядный сговор!
— А вот это — сговор? — сказал Пастух и разжал ладонь.
Там лежал маленький, не больше пяти сантиметров длиной, кусочек дерева с четким рисунком извилистых волокон.
— Что за бред? — усмехнулся Клоков. Оператор следственной группы с видеокамерой крупно взял в кадр этот кусочек на мозолистой ладони бывшего капитана спецназа Сергея Пастухова. А он сказал в микрофон:
— Надо пройти вон в ту дверь и спуститься по желтой деревянной лестнице в сауну.
— Пройдемте, — сказал один из следователей прокуратуры.
Все спустились в сауну и через плотно пригнанную дверь вошли в уютную русскую баньку. Сергей еще раз показал в камеру этот кусочек древесины и приложил к тому месту, откуда его с трудом отодрал тогда Трубач. Оператор снимал все крупным планом.
Отщепленный фрагмент точно встал в небольшую выбоину, извивы древесных волокон совпали и слились.
Клоков молчал…
* * *Уже стемнело, когда все вышли из этого огромного каменного особняка, окруженного высоким зеленым забором. Черные сосны шумели в вышине и звезды горели над головой.
К друзьям подошел Михаил, пожал всем пятерым руки.
Только теперь они почувствовали вдруг, как устали. Все было таким, как в ту ночь, когда их привезли сюда, и все было уже другим, и ничего изменить уже было нельзя. В душе каждого будто неслышно и печально звучал саксофон Трубача.
Подошли Нифонтов и Голубков. Постояли молча. Док и Голубков закурили.
— Разрешите обратиться, товарищ генерал-лейтенант! — сказал Пастух.
— Слушаю.
— Его будут судить?
— Не знаю, — сказал Нифонтов. — Это уже не наш вопрос. Мы свою задачу выполнили. А что будет с ним — посмотрим. Хотя у меня есть на этот счет кое-какие предложения. Я их сейчас высказал Президенту.
— Отдыхайте, парни, — сказал Голубков. — Заслужили. Все расчеты — завтра. По шестьдесят тысяч каждому.
— Наша ставка — полсотни, — сказал Пастух.
— А Томилино? — усмехнулся Голубков. — Под платформой Томилино мы отрыли небольшой клад.
— А-а, — сказал Пастух. — Понятно… — Товарищ полковник, разрешите обратиться, — сделал шаг к Щербакову Артист.Мне вроде бы все ясно. Как говорится — что, где, когда… Только один вопрос остался открытым: кто тогда пустил ночью красную ракету на шоссе?
— А что? — улыбнулся Щербаков. — Не понравился цвет? У меня не было других.
Прощайте, ребята! Завтра вечером улетаю.
У забора под тентом они нашли свой черный «ниссан-патрол» — старый верный обшарпанный «джип» Пастуха. Никаких повреждений ему не нанесли, только номеров не было.
— Здорово, бродяга! — хлопнул по капоту Сергей, — Все-таки встретились!
Один из сотрудников следственной группы вынес во двор саксофон в черном чехле.
— Вы не его имели в виду? Кажется, ваш?
— Это… нашего друга. Но ведь вы его, наверное, приобщите? — сказал Пастух.Как вещдок?
— А, — махнул рукой тот. — Забирайте! Этих вешдоков тут — пять лет не разгрестись. Забирайте — и с концами. Только спасибо скажем. Меньше бумаг марать.
Док расстегнул застежки чехла и открыл футляр. Саксофон мирно покоился на своем бархатном ложе, а они стояли и молча смотрели на него.
Эпилог Прогулочный теплоход «Москва‑17» приблизился к пристани на Берсеневской набережной, матрос отдал швартовый конец, и мальчишка на пристани ловко накинул его на мокрый кнехт.
Выбросили трап, и они взбежали по нему один за другим на борт белого теплоходика. На верхней палубе нашлись для них места, они вежливо попросили кое-кого пересесть, чтобы быть вместе.
Им не перечили — слишком строги, тверды и серьезны были их глаза. Они могли бы показаться обычной компанией обычных теперь в городе праздных гуляк, но ощущалось в них нечто такое, что выделяло их из всех других.
Они расселись. Взревел дизель, и корма белой речной посудины окуталась едким голубым дымом.
— Давай читай, — сказал Пастух.
И Артист извлек из кармана «Независимую газету».
Семен прокашлялся, очень серьезно оглядел всех и хорошо поставленным голосом прочел заголовок:
— "Кремлевский пасьянс не для наших глаз. — Артист еще раз обвел друзей взглядом и продолжил:
— Неожиданное смещение с поста вице-премьера и отставка Германа Клокова вызвала толки и замешательство среди политиков, журналистов и сотрудников аналитических центров. Еще позавчера считавшийся всеми одним из самых влиятельных и неуязвимых членов правительства, он, как принято теперь у нас, без объяснения причин, оказался низвергнутым с верхнего яруса правящей иерархии. Как было объявлено представителям СМИ, эта отставка связана с изменением направленности интересов самого г-на Клокова. К сожалению, нам не удалось встретиться с ним для прояснения реального положения дел. По всей видимости, это событие необходимо рассматривать в общем контексте перераспределения постов, обязанностей и портфелей в связи с известными изменениями в стратегической линии проведения экономических и политических реформ. В любом случае крайне неубедительные разъяснения, поступающие с кремлевских верхов, а также всевозможные как вполне достоверные, так и совершенно фантастические версии, появившиеся в печати, ни в коей мере не снимают налета таинственности с этой в общем-то довольно обычной истории для политической жизни современной России". Это вчерашний номер, — сказал Артист. — А вот сегодняшние «Известия». «Хроника. По сообщению ИТАР-ТАСС бывший вице-премьер правительства Российской Федерации, два дня назад покинувший свой высокий пост, назначен по его личной просьбе Чрезвычайным и полномочным послом Российской Федерации в эмирате Рашиджистан».
— Туда ему и дорога! — сказал Муха и сплюнул за борт.
— Ну что? — произнес Док и достал из камуфляжного вещмешка семь солдатских алюминиевых кружек и знакомую фляжку в зеленом защитном чехле.
Он разлил водку по кружкам и одну из них прикрыл ломтем черного хлеба.
— Помянем… Они молча выпили и поставили кружки. Справа и слева по берегам бежала Москва — дома, деревья, машины, несущиеся куда-то по набережным… Вода журчала и убегала, оставляя белопенный след за кормой. Водка в солдатской кружке под ржаным ломтем плескалась в такт стуку ходового дизеля.
— Прощай, Николай! — сказал Док. — Прощай.
* * *Речной теплоход «Москва‑17» миновал Нескучный сад, нелепый и странный среди парковой зелени космоплан «Буран» и пришвартовался на пристани у Парка Горького.
Они сошли на дебаркадер, поднялись и двинулись вшестером к гигантским серым колоннам центрального входа.
Шли через парк, освещенный московским солнцем, а вокруг кипела и крутилась обычная пестрая кутерьма. Носились мальчишки и девчонки на роликах, завывали и грохотали аттракционы, с американских горок доносился женский визг, трепетали разноцветные флажки, рвались в небо и порой улетали блестящие воздушные шары в виде сердец с надписью «I love you». Медленно поворачивалось, покачивая маленькие люльки-корзины, гигантское колесо обозрения.
Была уже середина июня. Долгая холодная весна обернулась жарким солнечным летом.
Они вышли из парка, поднялись вверх по Крымскому валу к Якиманке, свернули налево в сторону Кремля и, пройдя немного, вошли в нарядный, сверкающий золотым куполом храм Иоанна Воина.
