Возвращая долги… - Максим Михайлов
Я автоматически согласно кивнул, Руслан тоже что-то буркнул себе под нос, явно недовольный столь малозначительной ролью. А названный Психом боец, тем временем уже приступил к работе. Отвернувшись на миг с силой провел ладонями по лицу сверху вниз, и когда он отнял их, это был уже совсем другой человек. Преображение произошло просто мгновенно, теперь перед нами стоял не спокойный и уравновешенный солдат, а контуженный на всю голову отморозок, разве что пену изо рта не пускал хлопьями. Меня аж передернуло от столь неожиданного и радикального превращения. Во все глаза я смотрел, что же будет дальше, уже понимая за что этого флегматичного и добродушного с виду парня прозвали Психом.
Солдат меж тем, рыкнув что-то нечленораздельное и явно матерное ухватил обеими руками пленника за грудки и одним сильным рывком вздернул его на подламывающиеся ноги, притянул к себе яростно взрыкивая, брызгая слюной прямо ему в лицо, впиваясь горящим неподдельной ненавистью взглядом в расфокусированные зрачки.
– Падла! Наводил на нас значит?! Убить хотел, сука! На!
Две размашистые хлесткие оплеухи обрушились на лицо пленника.
– Я тебя, падла, пополам порву! Зубами грызть буду! Веришь мне, сука?! Веришь?!
Пленник отчаянно трясет головой, будто паралитик, глаза его кажется сейчас выпрыгнут из орбит. Неожиданно мой взгляд утыкается в расплывающееся у него по брюкам темное пятно и совсем неуместная сейчас брезгливая жалость скручивает мне горло.
– Прямо здесь тебя закопаю, урод! На куски порежу! – беснуется Псих.
Звонко шлепают одна за другой оглушительные оплеухи от которых голова пленника мотается туда-сюда в разные стороны. Сева внимательно наблюдает со стороны, дожидается переломного момента, когда грузин окажется в достаточной мере сломлен и запуган совершенно дикими угрозами которые изрыгает Псих, впрочем, глядя на него я без малейших колебаний верю в абсолютную их реальность.
Наконец, Сева сочтя, что клиент окончательно дошел до кондиции, решительно вклинившись между палачом и жертвой вмешивается в ход событий. Псих делает шаг назад, выпуская из кулака скрученную на груди майку корректировщика, и тот кулем валится наземь, ноги отказываются вертикально держать его тело. Сева усаживается перед ним на корточки и сочувственно заглядывает в лицо.
– Тебя как зовут, дорогой?
Обычный вопрос заданный спокойным доброжелательным тоном, повергает пленника в шок, губы его прыгают, выталкивая наружу лишь непонятные сиплые звуки, он пытается придержать их дрожащими пальцами, размазывая по лицу все еще сочащуюся из носа кровь.
– Гоги? Гиви? Мамука? – перечисляет грузинские имена Сева.
Пленник отрицательно мотает головой и немного успокоившись и совладав таки с непослушными губами выдавливает:
– Ре… Резо…
– Резо, значит, ну хорошо, – тут же подхватывает Сева. – Мама, папа живы?
– Ж-живы… – заикается непонимающе крутя головой пленник.
– Жена, дети есть? – в голосе разведчика искреннее участие.
– Е-есть, – стонет пленный с надеждой вглядываясь в его лицо, с маху считывая сочувственную улыбку. – Есть, двое, мальчики…
– Здорово! – улыбается ему Сева. – Мальчики это здорово!
Корректировщик быстро-быстро кивает, соглашаясь, он сейчас со всем готов согласиться, лишь бы больше не били, лишь бы не пустили к нему снова того страшного отморозка, что зло сопит сейчас за спиной этого доброго, хорошего солдата.
– Хорошо, когда есть семья и дети, – мечтательно качает головой Сева, и тут же жестко добавляет: – Плохо, когда ее кормить некому! Плохо, когда дети без отца растут!
Пленный крупно вздрагивает и пытается встать на колени, тянет к разведчику руки:
– Не убивайте, не убивайте… Не надо… Пожалуйста… – жалко бормочет он, искательно заглядывая в глаза.
– Да, в скверную историю ты влип, парень, – цокает языком, отстраняясь от пленника Сева. – Вот тот, боец, ты уже с ним познакомился, страсть как вас грузин не любит. Он вообще никого не любит. Злой, как собака. Ему в Чечне полностью башню перекосило, только и думает, как бы кого-нибудь замочить…
Корректировщик испугано заглядывает Севе через плечо, Псих корчит ему зверскую рожу, и грузина опять пробивает электрический разряд нервного тика.
– Вот разве что ты расскажешь нам что-нибудь полезное… – задумчиво тянет Сева, глядя куда-то вдаль, будто его и вовсе не интересует ответ.
– Да, да! – поспешно соглашается грузин. – Все скажу! Все! Только не убивай, только не пускай его больше ко мне!
– Только не врать! – жестко припечатывает, будто ставя жирную точку, Сева.
Резо согласно трясет головой, Псих жутко оскаливается из-за спины командира, и грузина опять начинает колотить.
– Сколько еще ваших солдат в селе? Есть ли отряд самообороны? Где стоит та батарея, которую ты наводил? Точные координаты?
Вопросы следуют один за другим, задаются в максимальном темпе, не дающим ни одной лишней секунды на раздумья, едва пленный замолкает, даже просто для того, чтобы набрать в грудь порцию воздуха, Псих утробно рыкает и слова продолжают литься рекой.
Из рассказа пленника получается, что в селе никакой обороны не планировалось. Квартировавший здесь батальон третьей мотопехотной бригады еще на рассвете спешным порядком отступил в сторону Гори, вместе с ним ушли и местные самооборонщики. Да и большая часть гражданского населения, опасаясь погрома, тоже двинулась в ту сторону похватав на скорую руку самые дорогие пожитки. Село практически брошено. Минометная батарея оставалась в качестве заслона, с задачей нанести удар по сосредотачивающимся для штурма войскам и срочно уходить, догоняя пехоту. Сейчас скорее всего минометчики уже вовсю сворачиваются. Сам Резо оказался кадровым военнослужащим, той самой минометной батареи. В гражданское он переоделся для маскировки, надеясь в случае чего сойти за местного.
Кто знает, может это у него и получилось, если бы успел вовремя скинуть бинокль и рацию. Хотя и теперь его участь была не столь уж незавидной, все-таки попал в плен к кадровым российским военным, а значит вполне мог рассчитывать на сохранение жизни, медицинскую помощь и возвращение домой живым после войны. Возьми его ополченцы, или добровольцы все могло повернуться совсем по-другому. Гораздо более печально.
Село горело, подожженное сразу со всех четырех концов. Жарко полыхали объятые пламенем дома, полз к синему небу жирный черный дым, летела по воздуху копоть. Где-то там в непроницаемом для глаз облаке деловито копошились добровольцы, ветер доносил до нас спорадическую стрельбу и азартные крики. Десантники ушли дальше, в сторону Гори, а добровольческие отряды остались. Они пришли сюда жечь грузинские танки, но танков на их долю, увы, не хватило, поэтому теперь они должны были спалить хотя бы брошенные грузинами дома. Хоть как-то оправдать свое присутствие на этой войне.
Ополченцы валялись в траве возле околицы, лениво наблюдали, за тем, как превращается в обгорелые руины, еще недавно богатое, цветущее село. Сами они в погроме не участвовали, с
