47-й самурай - Хантер Стивен
— Неплохо. Медленно, неловко, но ты все еще дышишь. Что ж, попробуем еще раз.
Цуки, прямой выпад, выброшенный резким выдохом воздуха из легких и сомкнутыми локтями, устремился Бобу в лицо, приближаясь с молниеносностью хищника, стараясь найти глаза, рот или горло, и на этот раз Свэггера спас только древний первобытный инстинкт, доставшийся ему чуть ли не от динозавров. Рывком отдернув верхнюю часть туловища перед сверкающим острием катаны, остановившимся в каком-то дюйме от его лица, он шагнул вправо, пытаясь нанести йокогири, удар сбоку, на этот раз только одной правой рукой, поскольку в процессе этого движения, казалось произошедшего несколько лет назад, левая разжалась, выпуская рукоять меча. Клинок Мурамасы рассек что-то — но это оказалась лишь ткань кимоно.
— О-о! — простонал Кондо, глубоко оскорбленный тем, что его гардероб испорчен лезвием.
Его ярость выплеснулась в удар наискось, коварный кесагири, который Боб не отбил, а лишь направил в другую сторону, мимо себя. И тут же послышался глухой стук и что-то вонзилось Бобу в лицо. Это была рукоять, поскольку противник, не имея свободного пространства, чтобы развернуть меч и снова задействовать лезвие, просто с силой ткнул ему в лицо рукоятью, выбивая из глаз искрящееся звездное небо и вспышки орудийных залпов.
Но Свэггер еще не был готов к смерти. Прыгнув вперед, он обхватил Кондо. Оба меча оказались выведенными из игры этим объятием, и Боб воспользовался случаем, чтобы отплатить любезностью за любезность. Его лоб обрушился на лицо Кондо. Менее крепкий противник упал бы на землю оглушенный, но Кондо, собрав силы, освободился из захвата и снова принял стойку.
Противники стояли друг против друга, жадно глотая воздух. Лица у обоих были окровавлены, глаза лихорадочно бегали, собирая информацию, взгляды были сосредоточены.
Кондо шумно выдохнул.
— Ты дерешься, как крестьянин, — сказал он.
— А я и есть крестьянин, — ответил Боб.
Настал его черед нанести цуки, быстрый выпад вперед, однако он целился ниже, намереваясь лишь пронзить грудь и сердце, чтобы противник умер от потери крови. Но выпад получился недостаточно быстрым. Казалось, удар растянулся на целый час, потому что мышцы Боба, в конце концов, прожили на этом свете уже почти шестьдесят лет, и хотя когда-то им не было равных в скорости, сейчас они потеряли несколько драгоценных миль в час.
Пронзив пустоту, Боб отступил назад и тотчас же сделал обманный выпад влево, понимая, что Кондо на это не купится и будет ждать удара справа. Поэтому он оказался готовым, когда через долю секунды блок, поставленный его противником, сам перешел в удар. Боб отразил этот удар и шагнул вперед, пытаясь обратить его в свою пользу. Но хотя меч Кондо прошел мимо, Боб на мгновение забыл, что у его противника две руки, и тот обхватил его второй рукой за шею. Свэггер отшатнулся назад, собираясь с силами, затем вдруг резко упал на одно колено и перебросил Кондо через плечо, опираясь на свой меч, чтобы удержать равновесие.
Равновесие-то ему удержать удалось, но это означало, что он никак не успеет вернуть лезвие в дело, и когда он наконец был готов нанести удар, его противник, ловко перекатившись по снегу, уже поднялся на ноги в облаке снежных искр и принял стойку. Волосы Кондо были растрепаны; он пожал плечами, давая себе небольшую передышку.
— Ты меня снова удивил. Схватка продолжается уже две минуты, тебе даже удалось пустить кровь, и ты до сих пор стоишь и огрызаешься.
У Боба не было слов, чтобы ответить своему противнику. Ему нестерпимо хотелось ощупать страшный синяк под глазом, который превращался в дополнительного врага — помимо возраста, отсутствия опыта и страха. Этот новый враг быстро разбухал, угрожая полностью закрыть левый глаз. А оставшись с одним глазом, он будет все равно что слепым.
Боб перевел дух, стараясь, чтобы это не бросалось в глаза, после чего перебрал имеющиеся у него возможности.
Луна отражается в холодном ручье, как в зеркале.
Нет. Не то.
Думать о сексе.
Плохая мысль.
Думать о косе, о гладких движениях лезвия, рассекающего прохладный воздух Айдахо.
Но в тот самый момент, когда Боб решил думать о косе, коса сама пришла к нему — в мощном кесагири. Какой это был восхитительный удар! Возможно, лучший из всех, что были нанесены до сих пор. Вся сила была сосредоточена в четырех дюймах летящего острия — немыслимое количество атмосфер; лезвие готово было разрезать все, что угодно, любое растение или животное, и если бы Бобу не повезло, оно рассекло бы его от ключицы до пупка, вывалив все его тайны, розовые и мокрые, на восхитительный белый снег.
Каким-то чудом увернувшись от меча, Боб снова попытался ткнуть противника головой в лицо, при этом стараясь включить в игру и свое лезвие; однако его удар пришелся вскользь, подобный скорее оплеухе, а когда его меч очутился там, где находился Кондо, Кондо там уже не было. Он успел отскочить на безопасное расстояние.
Боб жадно глотнул воздух.
Господи, каким же старым и уставшим чувствовал он себя!
— Тебе стало страшно? Я вижу это по твоим глазам. Ты признаёшь свое поражение. Замечательно. Я могу сделать все быстро. Ты ничего не почувствуешь. Все мои противники просто падали на землю, не сказав ни слова, не издав ни звука. Я ни разу не слышал крика. Восемь секунд кислорода в мозгу истекают очень быстро. Ты даже не успеешь почувствовать боль.
Ответом Боба стал йокогири слева направо, сопровождаемый надлежащим «кияй!», потому что выдох в нужный момент времени ускоряет движение лезвия. Он аккуратно рассек воздух надвое. Менее опытный противник упал бы на две стороны разом. Но Кондо просто отступил назад, сделал пируэт, принимая оборонительную стойку, высоко поднял меч и, шагнув вперед с криком «хай!», нанес стремительный удар наискось. К счастью, нервная система Свэггера все еще была взведена до предела, и он успел среагировать, быстро отскочив не назад, а вперед и тем самым избежав встречи с закаленной сталью. Однако Кондо опомнился так быстро, гироскопическая механика его локтей была такой совершенной, что ему моментально удалось нанести новый мощный удар, на этот раз свою версию йокогири слева направо, гораздо более безупречно исполненную, чем удар Боба, гораздо более изящную, достойную воплощения на экране. Боб уклонился от удара, лишь отбросив достоинство и в отчаянии отдавшись порыву. Зловещее острие вспороло рукав куртки и почти на дюйм погрузилось в плоть, однако удар был нанесен с таким хирургическим мастерством, что боль пришла только несколько секунд спустя.
Затем плечо обожгло, и Свэггер почувствовал запах своей собственной крови. На темной ткани куртки расплылось еще более темное пятно. Рана серьезная, глубокая, почти до самой кости. На нее нужно будет накладывать швы, иначе через час он умрет от потери крови. Однако внутренности, сердце и легкие не задеты, кости целы, поток нейронов от нервных окончаний к головному мозгу не нарушен. Просто чертовски больно.
Боб развернулся влево, наткнулся на что-то твердое и потерял какую-то долю секунды, обходя иву. В этот момент Кондо нанес еще один йокогири, настолько молниеносный, что глаз не успел за ним проследить. Боб лишь вздрогнул, не успевая поставить блок, слишком усталый, чтобы уворачиваться.
Однако вместо того, чтобы вскрыть ему горло, превратив его в лопнувшую сточную трубу, лезвие потеряло десятую часть своей скорости, налетев на толстую ветку ивы, скользнуло сквозь нее, не задерживаясь, и остановилось в нескольких дюймах от его лица.
— Здорово, правда? — сказал Кондо. — В кино ты такого не видел, да?
И правда не видел. Ибо весь мир, казалось, окутал снежный буран. Это был снег с листьев ивы, осыпавшийся вниз вместе с рассеченной веткой, образуя белую пелену, облака, туман, недостаточно плотный, чтобы полностью скрыть окружающее, но воскресивший в памяти миф о знаменитом поединке, пересказанный тысячу лет спустя знаменитым рассказчиком.
Свэггер нанес кириаге, восходящий удар слева направо, свой наилучший выбор, но выполнил его слишком медленно.
