Михаил Нестеров - Формула боя
САМАРА
Юлька ничего не понимала. Она пришла в политехнический институт, чтобы забрать документы. В секретариате ей сказали, что они у ректора.
– Вас просили зайти в ректорат, – улыбнулась ей молоденькая девушка, выписывающая справки.
– Зачем? – спросила Юля.
Та пожала плечами.
– Да вы не бойтесь.
Юлька не боялась.
И вот она стоит перед ректором и с глупой физиономией читает текст на бланке.
Государственный Комитет РФ
по высшему образованию
Самарский государственный
политехнический университет
22.08.1997
СПРАВКАВыдана Лихановой Юлии Михайловне, 1980 года рождения, в том, что она зачислена в Самарский политехнический университет на первый курс…
Прочитав во второй раз, она задала ректору вопрос:
– Я зачислена, да?
Тот посмотрел на нее поверх массивных очков и веско ответил:
– Да. Я не знаю, кем вам приходится человек, хлопотавший за вас, но будьте уверены: вы приняты. Я не сторонник таких приемов, о чем, собственно, и сказал ему. Будьте уверены – в моей практике это первый случай.
Господи, что же это за человек? Она робко спросила:
– Антон?
– Какой Антон?
Как какой? – чуть не сказала Юлька. С которым она только вчера разговаривала по телефону. И тут догадалась. Она даже посерела лицом: не может быть… Следующий наводящий вопрос должен поставить все на свои места.
– Скажите… а я могу перевестись в Москву?
Ректор ухмыльнулся.
– С вашими-то связями? Это не проблема. Думаю, вы сделаете это легко. – Ректор снял очки и покусал дужку. – Он ваш родственник? Дело в том, что я его хорошо знаю. Он так же, как и я, в свое время окончил политехнический, во время визита в Самару посещал университет.
– Знаете, я не могу вам этого сказать. Но будьте уверены, что в его практике это тоже впервые, – заверила Юлька.
«Да… Выгородила. Надо было сказать, что я не так давно помогла чем могла – не ему лично, а так, вообще. Интересно, как бы ректор на это отреагировал. Наверное, окинул бы с ног до головы оценивающим взглядом».
– Ну что ж, не смею вас больше задерживать. Уверен, что вы будете в числе лучших студентов. Не опаздывайте, занятия начинаются через неделю. О переводе в Москву вы также подумайте, это правильная мысль. Если что, я помогу.
– Спасибо.
Юлька повернулась и пошла к двери. Ректор, окликнув ее, протянул еще одну бумагу, совсем узенькую полоску. Юля взяла ее в руки.
СПРАВКАВыдана студентке Самарского политехнического университета Лихановой Ю. М. в том, что она стипендию не получает.
Дана для предъявления в ДВЗ.
Главный бухгалтер…
Ст. бух. расчетной части…
Слова «стипендию не получает» были от руки подчеркнуты. Наверное, этим ректор подразумевал какой-то акт.
Олег Примаков и Сергей Образцов от нечего делать поехали вместе с Юлькой. Они стояли у входа в здание политеха, терпеливо поджидая ее. Примаков курил, сплевывая в одно и то же место. У его ног образовалась пенная лужа. Образцов не выдержал.
– Что ты, как верблюд, честное слово!
Примус, махнув рукой, толкнул товарища в бок.
– Идет.
Юлька подошла, протянув каждому по бумажке. Образцов, прочитав, похоже, нисколько не удивился, а Примус еще долго сомневался и зачем-то смотрел справку на свет.
– Настоящая, не сомневайся, – забирая у него справку, деловито закончила Юля. – Мне обещали перевод в Москву.
– Везет… – вздохнул Примус.
– Завидуешь?
– Да нет… Я в армию пойду.
– А ты, Серый?
Образцов улыбнулся.
– А куда он без меня? Пропадет. Буду просить, чтобы его зачислили в мою роту.
Примаков изобразил на лице кислоту:
– Ой, ой, какие мы начальники! А мыть полы под моим присмотром не хочешь? А эта… как ее… вспышка слева, вспышка справа…
Образцов взял Юльку под руку, они направились к трамвайной остановке.
Эпилог
СевероморскТатьяна Александровна усталыми глазами смотрела на брошюру с броским патриотическим названием «О чистоте русской нации». Такие книжонки стали не редкостью в Североморске, их разносили по почтовым ящикам бойкие подростки, пенсионеры; в темное время суток этим занимались военные, нервно оглядываясь по сторонам. Татьяна Александровна слышала, что за вечер они зарабатывали десятки тысяч рублей, но не верила. А среди своих знакомых разносчиков этой литературы у нее не было.
Ей хотелось спать, текст расплывался.
Сосед Татьяны Александровны по квартире работал следователем. Несколько дней назад он рассказывал, что возле отделения милиции задержали одного из авторов брошюры: тот вел пропаганду прямо у дверей РОВД. Ему инкриминировали изготовление и распространение печатной продукции, пропагандирующей культ насилия и жестокости. Когда его доставили в кабинет следователя, лицо у него было разбито. Он расписался в протоколе, подтвердив, что во время сопровождения в камеру предварительного заключения неловко ступил на лестничный марш и, как следствие, пересчитал головой все ступени, отбил себе почки, печень. «Обычное дело», – с улыбкой заметил следователь. В ответ Татьяна Александровна тоже улыбнулась, хотя улыбка получилась горькой. Не во всем она соглашалась с автором, но в одном была с ним солидарна: в этой брошюре была совесть русского человека.
Следователь рассказал, как задержанный, с трудом шевеля разбитыми губами, говорил ему:
– Те ребята, которые били меня в подвале, очень нужны нам, россиянам, патриотам своей родины. Нам необходимы люди в форме, власть, сила. Только она сможет сокрушить прогрессирующий недуг. Посмотрите, до чего мы дошли! Необходимо возрождение нации!
И снова горькая улыбка. Татьяна Александровна смотрела на протертые рукава своей кофточки. Да, порой ей было невыносимо стыдно перед учениками, стыдно за свои тридцать два года; ей мучительно хотелось выглядеть на семьдесят лет, быть учительницей с седыми волосами, убранными на затылке в старомодный узел. Тогда бы закономерно выглядели старые чулки, протертые рукава, бледное лицо, слегка подрагивающие руки… И известие о гибели брата она бы приняла с мудростью и философией женщины преклонного возраста.
Дима…
Военный. Один из многих, который, по словам автора брошюры, должен был спасти страну. Теперь это кажется бредом, потому что Димка даже не погиб, а спился, как последний ханыга, умер у себя в квартире со стаканом в руке.
Татьяна Александровна расплакалась. Ну почему Димка не погиб в той проклятой Чечне! Почему он умер так позорно!
«Димка, милый Димка, прости меня! Я говорю совсем не то, ты не слушай меня».
Заплаканными глазами она посмотрела в окно, словно надеялась увидеть там образ брата.
И представила его себе в военной форме, которая была ему так к лицу, мужественному лицу, на котором нелепо смотрелся бы отпечаток бесхарактерности или слабоволия.
В прихожей раздался звонок.
О господи! Татьяна кинулась в ванную, наспех сполоснула лицо.
На пороге стоял молодой человек в военной форме. На куртке с теплой мутоновой подкладкой красовался отличительный знак элитарного спецподразделения «Белые медведи», бригады, которая базировалась в Полярном. Он внимательно вгляделся в лицо женщины.
– Здравствуйте. Вы Татьяна Александровна?
– Да. – Она с интересом наблюдала за морским пехотинцем.
– Я хотел передать вам одну вещь. – Он протянул записную книжку. – Из нее я узнал ваш адрес.
Татьяна с недоумением взяла ее в руки. И тут же ахнула: это была записная книжка Димы. Она приложила ее к груди.
– Как она к вам попала?
– Мы служили вместе с вашим братом.
– Нет-нет, не может быть. Дима не имел никакого отношения к «Белым медведям».
– Я только три месяца на Севере. Капитан Романов был моим командиром, когда я проходил службу в ПриВО. Потом меня перевели сюда.
– Проходите, – Татьяна посторонилась.
– Спасибо, у меня нет времени. Утром нужно быть в Полярном. Я только передать.
– Вы лишь за этим приехали в Североморск?
– Да.
– Спасибо… – Она замолчала, чувствуя неловкость под пристальным взглядом незнакомца. – А все-таки как к вам попала записная книжка Димы? Он сам отдал ее вам?.. – Татьяна заглянула парню в глаза, чувствуя подкативший ком к горлу. – Почему вы молчите? Скажите бога ради, как он умер. Мне ничего толком не объяснили. Лейтенант Говоров, кажется, был ответственным за похороны. Он только сказал, что Дима спился, умер с бутылкой. Но я не верю! Он был сильным человеком. Ну почему вы молчите? Пройдите в комнату, прошу вас.
Татьяна заплакала, спрятав лицо в ладонях.
Антон взял ее под локоть, и они вошли в комнату.
– Татьяна Александровна, мне очень трудно говорить об этом. Все это непросто, даже сложно. Если я начну врать, утешать вас, вы сразу почувствуете это. Однако я все же скажу: если бы не обстоятельства, в тот вечер капитан Романов, как офицер, пустил бы себе пулю в лоб. Это слабое утешение, но… извините меня.