Леонид Влодавец - Вист втемную
— Нету…
— Тогда все. Командуй, Ляпунов!
— За мной, в колонну по одному: Мила, Антон, Сева, Киря, Юра. Шагом марш!
Таран оказался в хвосте процессии. Ляпунов повел их по какому-то странному, но, должно быть, хорошо продуманному маршруту, петляющему между домами, а затем проходящему по склону холма через лес. Он был раза в три длиннее, чем прямой путь к забору, зато группа ни разу не проходила через открытые участки, и даже при наличии у неприятеля ночных прицелов не попадалась ему на глаза, а тем более — на мушку. К тому же эта тропка была уже хорошо протоптана, так что в снегу не вязли.
Пока они приближались к забору, поднимаясь по склону, за их спиной послышался голос Птицына, усиленный мегафоном:
— Седых Иван Андреевич! Вас просят отозваться.
— Рад вас снова слышать, Генрих Михайлович. Каюсь, боялся, что у вас со здоровьем не все в порядке, — тоже через мегафон ответил Седой.
— Рад, что не разочаровал. Как, ты подумал над моим предложением?
— Конечно, подумал. Оно меня не устраивает. Нереальные цифры предлагаете. Предлагать четверть, когда у меня есть все, — это не сделка. Может, теперь вы подумаете, а? Лично меня обратная пропорция вполне устроит, но готов рассмотреть другие предложения. Реалистичные, конечно.
Тарана эти переговоры через мегафон здорово удивили. Добро бы здесь тундра была или тайга, где на пятьсот км вокруг ни одного человека. А тут ведь, за рекой, всего-навсего в километре, ну, может быть, в полутора — тот самый дачный поселок, где в прошлом году стояла дачка — оперативная, как позже выяснилось, — местного РУБОП. Конечно, по зимнему времени постороннего народу в поселке нет. Но дачку, которую Таран по нечаянности взорвал, могли восстановить. Или на другом месте, но в том же поселке оборудовать. Даже если этого на самом деле не произошло, все равно, на фига орать в мегафоны? Неужели дело дошло до того, что две банды — в глубине души Юрка признавал, что МАМОНТ тоже банда, или, выражаясь культурно, «незаконное вооруженное формирование», — могут базарить через усилители, не боясь хотя бы того, что их мужики из ближайшего колхоза услышат? Ну, дела!
Впрочем, он нашел всему этому базару чисто практическое объяснение. Когда Генрих и Седой говорили, то весь шум, который производили Ляпунов со своей группой во время перебежки вдоль забора, был почти не слышен.
Непосредственно у забора занимали позицию «бойцы» МАМОНТа — примерно в десяти метрах один от другого, охватывая весь забор по периметру. При этом они прикладами повыбивали доски во многих местах, чтоб обеспечить себе обзор и возможность вести огонь, поэтому если Ляпунов вел свою группу достаточно близко, то она не смогла бы остаться незамеченной. И далеко от забора тоже идти не следовало, потому что тогда ее могли бы заметить с верхнего этажа выгоревшего здания. Видимо, Сергей и здесь нашел оптимальное расстояние, потому что никто во время перебежки по нему и остальным не стрелял. Впрочем, Юрка подумал, что их все же могли заметить, но не стали раньше времени открывать огонь.
Наконец остановились и, стараясь не шуршать, прилегли на снег.
— По-моему, — расслышал Юрка Милкин шепот, — мы где-то напротив лаза. Надо будет поглядеть вон от того мужика…
Тем временем «переговоры» продолжались. Дипломатической вежливости в них оставалось все меньше, а ругани все больше. Из мегафонов в это время летели следующие звуки:
— Нет, Седой, ты, по-моему, не понял главного. Я сейчас приду и все заберу. И ты вообще ничего не получишь, кроме пули. У меня втрое больше людей, чем у тебя.
— Генрих, ты насчет того, что у наступающего втрое больше гибнет, чем в обороне, слыхал? Так что не пугай ежа голой жопой!
И далее в том же духе.
Милка под этот шумок подползла к одному из «бойцов» и, не выставляясь, естественно, стала разглядывать пространство между забором и стеной дома. Освещенность, конечно, была куда хуже, чем летом, когда здесь, на задворках дома, горел фонарь. Если б Милка не одолжила у капитана монокулярный прибор ночного видения, хрен бы чего рассмотрела. Но и «ПНВ», конечно, был не всесилен. Зеленовато-расплывчатое изображение отнюдь не давало полного представления о том, что находится на заднем дворе.
Но все же главный ориентир — кучу досок, под которой находился лаз в подземелье, — Милка разглядела. И балок-вагончик, где летом размещались охранники, сторожившие площадку с автомобилями, тоже рассмотрела. А на самой площадке увидела два больших сугроба и припомнила, что летом, после того как отсюда смылась основная масса Вовиных друзей-приспешников, на площадке остались две испорченные машины.
Однако настроение у нее все же после этой рекогносцировки несколько упало. Куча досок была капитально заметена снегом, наверняка плотно слежалась и представляла собой сейчас большущий сугроб. Никакого заметного углубления рядом с кучей не просматривалось. Не иначе, какая-то доска сползла на лаз, сверху прилегли под тяжестью снега стебли густой крапивы, росшей вокруг ямки, и сейчас никаких следов, указывающих на то, где этот лаз находится на поверхности, не было. Еще мрачнее стало у Милки на душе, когда она подумала, что кучу досок могли малость передвинуть и она вообще закрыла собой весь лаз. То есть для того, чтоб его снова откупорить, пришлось бы расковыривать и растаскивать эту двухметровую смерзшуюся массу снега и дерева. А на эту работу даже при отсутствии обстрела меньше двух часов никак не потратишь. И это при том, что четверть от часа, отведенного на операцию Птицыным, уже прошла.
Милка отползла обратно к Ляпунову и доложила:
— Боюсь, что завалило лаз. Не могу разглядеть ямку.
— Приятно слышать… — проворчал капитан. — Значит, атаковать придется. А с этой стороны подход очень хреновый. Придется проскакивать в проходы. Они узкие, укрыться слева можно только за вагончиком, а справа вообще все открыто. При самом хорошем раскладе — два-три трупа оставим.
— Командир, — вмешался в разговор «мамонт», которого Ляпунов назвал Антоном. — Нам, я извиняюсь, надо в подземный гараж, так? А въезд в него где?
— С той стороны, — Ляпунов махнул рукой вдоль забора. — Но там стальные ворота и ровная площадочка. Если БМП проскочит, может, конечно, выдавить. Но ей туда лучше не лезть. Сожгут, как в Грозном.
Через мегафон донесся завершающий аккорд разговора между Седым и Птицеловом:
— Все, Седой. Больше торговаться не буду. Пять минут на раздумье. Не додумаешься — хана.
Почти сразу же после этого из рации Ляпунова прохрюкало:
— Сермяга, отзовись!
— Слушаю вас, Король.
— Это я тебя слушаю! Чего не докладываешь?
— Облом, вот и не докладываю.
— Ясно. Делаем по второй раскладке. Как понял?
— Понял хорошо, раскладка два.
— До связи.
Сергей сунул рацию в нагрудный карман маскировочной куртки и сказал:
— Мила и Юра — назад по старой тропиночке. Быстро-быстро! Вам работы не будет, а вы мне со своим средним образованием — на хрен тут не нужны. Тем более без масккостюмов. Быстро на КНП к Птицыну!
Это он очень зло и строго сказал, так что ни Юрке, ни Милке возражать не захотелось. Юрка, пригнувшись, побежал по топтаной стежке, Милка — следом. Постепенно они удалялись в глубь леса, росшего на склоне холма, а затем выбрались из-за деревьев на ближнюю к лесу стройплощадку, обнесенную бетонным забором. Миновав какую-то небольшую кирпичную построечку — что-то типа трансформаторной будки, — они подбежали к довольно крупному дому из красного кирпича, достроенному только до второго этажа. Отсюда до особняка с башенкой, где засел Птицын, по прямой оставалось метров пятьдесят, с учетом необходимости петлять по тропинке — полтораста.
Но тут пыхтевшая за спиной Милка неожиданно остановилась и сказала:
— Слышь, Юрик, не убегай! Мне тут за нуждишкой надо задержаться. Маленькой. Покарауль, а?
Таран остановился, взял автомат на изготовку, а Милка вошла в темноту недостроенного дома. Конечно, Юрка сперва подумал, будто экс-«Зена» вполне могла бы добежать до КНП и там пописать в свое удовольствие под охраной десятка мужиков, но потом сообразил, что именно это количество ее и смущает. А Юрка — свой человек, почти что младший братишка.
Между тем пять минут на размышление, отведенные Птицыным Седому, уже истекли… Пах! Пш-ш-ш! Над особняком с башенкой, прочертив темное небо багровой дугой и озарив снег этаким кровавым светом, взлетела красная ракета. А затем, оттуда, где пряталась БМП-2, звонко грохнуло: бу-бух! А потом еще несколько раз: бубух-бубух-бубух-бубух! И на втором этаже сгоревшего дома Дяди Вовы одна за другой замерцали оранжевые вспышки, грохнули разрывы, замяукали осколки… Юрка вообще-то выполнял упражнение из этой пушки, но мишень там была намного дальше. Он и не предполагал как-то, что тридцатимиллиметровка способна такого грохоту наделать! Тем более вовсе не догадывался, что после этой очереди из пяти снарядов большущий кусок стены с оконными проемами второго и третьего этажей завалится вниз. Ш-ш-ух! — аж земля дрогнула, а потом еще кирпичи немного погрюкали, осыпаясь вниз.
