Джеймс Роллинс - Айсберг
Через мгновение она упала, но не на лед, а на корпус саней — Аманда вовремя сумела изменить курс буера.
— Вы в порядке? — озабоченно спросил Крейг.
Дженни не ответила. Она лежала, тяжело переводя дыхание, и думала только о том, что секунду назад была на волосок от смерти.
— Я снова могу управлять парусом! — донесся до нее крик
Аманды. — Начинаю торможение!
«Слава богу», — с облегчением вздохнула Дженни, не в силах двинуться с места.
Через некоторое время она почувствовала, что буер теряет скорость. Напор ветра ослаб, и вибрация корпуса заметно уменьшилась.
Сквозь шипение полозьев до нее вдруг донесся гулкий звук, похожий на вращение вертолетных лопастей.
Она перевернулась на живот и посмотрела вперед. Из низких облаков показался выкрашенный в белую краску вертолет. На борту его красовался американский флаг.
— «Дельта форс»! — прокричал Крейг.
И тут Дженни не смогла сдержать слезы радости и облегчения — они спасены!
Крейг проговорил в микрофон:
— «Морской ястреб» на связи. Мы в безопасности. Двигаемся в направлении «Омеги». Заварите нам кофейку.
18 часов 4 минуты
Ледовая станция «Грендель»
Мэтт сидел в тюремной камере. Он все еще дрожал от холода после купания в Северном Ледовитом океане. Голова кружилась, в ушах стоял шум. На нем была русская форма: плотные штаны, зеленый свитер с капюшоном и ботинки, размера на два больше его ступней. Он смутно припоминал, как натягивал на себя сухое белье, после того как его посадили за решетку. Груда мокрой одежды валялась в углу караульной комнаты.
Незадолго до этого двое солдат притащили его сюда, тщательно обыскали, забрали документы и, бросив ему смену сухого белья, исчезли за дверью в тюремный блок, которую охранял часовой. При этом они не забыли опустошить его бумажник, прикарманив размокшие банкноты. «Вот тебе и коммунистическая мораль», — с иронией подумал Мэтт.
Он оглядел соседние камеры. Несмотря на то что доставили его сюда в полубессознательном состоянии, он примерно представлял себе, где находится.
Четвертый уровень.
Тюремный блок, в котором когда-то давно, по всей вероятности, содержали несчастных пленников, подвергшихся жестокому эксперименту по замораживанию.
Каждая камера представляла собой клетку из железных прутьев. Только задняя стена была сложена из бетонных плит. Камеры просматривались со всех сторон. Туалетов в них не было. Для отправления нужды по углам были расставлены проржавевшие ведра. Единственной мебелью были металлические топчаны, да и те без матрасов.
Мэтт сидел на кровати, сжав ладонями голову. Затылок сверлила ноющая боль от контузии после взрыва гранаты. Челюсть свело от удара прикладом автомата. Из носа все еще текла струйка крови.
— Как вы себя чувствуете? — донесся до него из соседней клетки голос одного из студентов-биологов.
Мэтт попытался вспомнить его имя.
— Э-э… вроде бы ничего, — промычал он в ответ, с трудом собираясь с мыслями.
В соседней камере он рассмотрел еще двух биологов — доктора Огдена и молодую аспирантку. «А где еще один студент? Вроде бы их было трое? — Мэтт застонал. — Впрочем, какая, к черту, разница?»
— Пайк! — окликнул его кто-то из-за спины.
Он повернулся на голос и увидел в другой камере прислонившуюся к железным прутьям Уошберн. Нижняя губа у нее была рассечена, а левый глаз опух от сильного удара.
— Что случилось с коммандером Брэттом? — спросила она.
Мэтт лишь покачал головой и тут же почувствовал прилив тошноты. Он сглотнул комок рвоты, подступивший к горлу.
— Черт… — пробормотала Уошберн. Из их группы выжили только двое. Огден подошел к решетке:
— Мистер Пайк… Мэтт… Я хотел вам сообщить, что… ваша жена…
Мэтт встрепенулся:
— Что? Что с ней?
— Она была с нами, — пояснил биолог. — Я видел, как она, этот парень из ЦРУ и доктор Рейнольдс сбежали со станции на парусных санях.
Мэтт уловил обиду в его голосе, но не мог понять, чем она вызвана. Во всех этих событиях было слишком много не поддающегося объяснению. Он вспомнил, как перед прыжком в полынью заметил буер, ускользающий от двух мотоциклов на воздушной подушке.
— Дженни…
Огден поведал ему о похождениях своей команды. Его рассказу трудно было поверить, но по-другому сложно было объяснить внезапное появление и трагический конец Бейна. Охваченный скорбью, Мэтт снова погрузил лицо в ладони.
«Дженни… Она была совсем рядом… Что же с ней сейчас?» Огден продолжил, перейдя на шепот:
— Я немного понимаю по-русски. Я слышал, как они упоминали какие-то важные документы, когда гонялись за нами. Похоже, это были дневники исследований, которые парень из ЦРУ забрал с собой.
— Я тоже это слышала, — шепотом подтвердила Уошберн из своей клетки.
Мэтт удивленно поднял брови:
— Какой еще парень из ЦРУ?
— Он сказал, что его зовут Крейг Тиг, — ответил студент, имя которого наконец-то всплыло в памяти Мэтта: Зейн.
Мэтт побледнел и на мгновение замер, пытаясь осознать только что сказанное.
— Крейг Тиг — оперативник ЦРУ? Огден кивнул:
— Посланный сюда, чтобы выкрасть с базы материалы русских экспериментов по криогенному замедлению жизненного цикла.
Мэтт быстро прокрутил в голове обстоятельства встречи с репортером, его реакции и поведение. Не зря он иногда чувствовал, что за неуверенностью и даже слабостью в душе у Крейга скрываются железная воля и поразительная находчивость. Но он никогда бы не подумал, что…
Рука Мэтта сжалась в кулак. Сколько раз он спас этому козлу жизнь, и вот как тот с ним расплатился.
— Чертов подонок…
— Как будем выкручиваться? — спросила Уошберн. Мэтт был слишком обеспокоен судьбой Дженни и озлоблен на «журналиста», чтобы думать о собственной ситуации.
— Зачем они нас здесь держат? — продолжала Уошберн. Прежде чем кто-либо успел ей ответить, входная дверь распахнулась и в тюремный блок ввалились двое солдат, которые ранее забрали у пленников документы. Они перебросились короткими фразами с часовым и подошли к камере, в которой сидел Мэтт.
— Ты пойдешь с нами, — сказал один из них на ломаном английском.
Часовой открыл ключом замок и распахнул дверь клетки. Другой русский стоял у входа, направив на Мэтта пистолет. «Интересно, смогу ли я завалить хотя бы одного и завладеть его оружием?» Мэтт поднялся с топчана. Ноги подкосились. Голова пошла кругом, и он чуть не свалился на пол.
«Пожалуй, нет».
Ближайший к нему солдат стволом показал на выход.
«Ну вот мы и узнали ответ на вопрос Уошберн. Нас собираются допрашивать. А что потом?» Мэтт уставился на пистолет. Пользы от пленников было мало. К тому же они являлись ненужными свидетелями. Участь их была очевидна.
Мэтта отконвоировали по проходам между комнатами к центральному залу лаборатории на четвертом уровне. Солдаты остановились перед распахнутой дверью в отдельный кабинет и втолкнули его внутрь.
Он оказался в просторной комнате, обставленной дорогой мебелью: широкий рабочий стол, шкафы, серванты. Пол покрывала шкура белого медведя с оскалившейся мордой.
В глаза ему бросилась фигурка маленького мальчика. На нем балахоном свисала мужская рубашка. Малыш стоял на коленях и гладил голову медведя, что-то нашептывая ему на ухо.
Услышав шаги, мальчик повернулся лицом ко входу. Мэтт вскрикнул от неожиданности — это лицо запомнилось ему на всю жизнь. Споткнувшись о шкуру, он упал на колено. Один из охранников крикнул что-то по-русски и грубо схватил его за ворот. У Мэтта не было сил, чтобы сопротивляться.
Из глубины кабинета донесся новый голос, суровый и властный. Мэтт поднял глаза и увидел высокого широкоплечего мужчину в черной морской форме. Голову его украшала копна седых волос.
Русский офицер встал с кожаного кресла, приказал солдату покинуть комнату, а потом внимательно посмотрел на Мэтта холодными серыми глазами.
— Пожалуйста, проходите и садитесь, — сказал он на прекрасном английском.
Мэтт поднялся на ноги, но садиться отказался. Он уже понял, что перед ним командир русского отряда, и безропотно повиноваться ему не собирался.
Конвоир вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь, но часовой у входа свой пост не покинул. Мэтт также успел рассмотреть кобуру на поясе офицера.
Русский командир продолжал смотреть на него суровым взглядом:
— Я адмирал Виктор Петков. А вы?
Мэтт краем глаза заметил свой бумажник на столе. Врать не было смысла:
— Мэтью Пайк.
— Инспектор природоохраны?
В голосе офицера слышалось сомнение.
— Там же все написано, — ответил Мэтт, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно.
Русский адмирал прищурился. Похоже, ему редко приходилось сталкиваться с откровенной дерзостью и неповиновением. В голосе у него появились стальные нотки:
