Капкан для Скифа - Александр Чернобук
Размышления ее прервал улыбающийся, молодой, коротко стриженый, крепкий парень, который вырос перед ней как будто из-под земли:
— Будьте так добры, подскажите, пожалуйста, как добраться…
Что он сказал дальше, она не услышала — рядом раздался визг покрышек. Юля и ойкнуть не успела, как оказалась на заднем сиденье автомобиля. Стриженый улыбаться перестал — он довольно громко и отчетливо ей угрожал, густо перемешивая свою речь матом:
— Тихо, мочалка… не дергайся… мы тебя…
Разобрать его слова в полном объеме она не могла, предчувствие чего-то страшного притупило способность слышать и чувствовать. Понимание того, что ее увозят в неизвестность, сковало руки и ноги, парализовало речь и отключило слух:
— Мамочка, — одними губами едва слышно прошептала она.
Стриженый наконец-то справился с полами своей легкой жилетки — достал из кармана шприц-тюбик. Игла вошла в худенькое предплечье девушки. Та вздрогнула. Ее глаза заволокло туманом. Она обмякла.
— Порядок, Кныш, замарафетилась коза, — стриженый расположил бесчувственное женское тело на заднем сиденье.
— Не претворяется?
— Понтуешься? Верняк!
— Проверь на всякий случай.
Стриженный послушно оттянул веко Юли:
— В натуре, порядок! Бельма выкатила!
— Добро. Отзвонись Рембо на трубу, — отозвался водитель.
Тот с готовностью достал мобильный телефон и набрал номер:
— Алло, Рембо? Привет. Это я. Да, Щербатый. Полный порядок. Она у нас, везем на хату. Все путем. Хорошо. Понял. Так и сделаем. До связи. — Он спрятал телефон в карман, посмотрел внимательно на пленницу:
— Слушай, Кныш, а телка-то ничего.
— Путевая?
— Самый цинус!
— Скучать не будем?
— Оттянемся, без байды!
Водитель неопределенно хрюкнул. Стриженный поправил сползающее с сиденья податливое тело Юли.
***
Утром Юля, нежно поцеловав меня, упорхнула в университет. Их хитрый деканат придумал трудовую повинность — все поступившие абитуриенты должны отработать двадцать дней на благо родного корпуса. Я долго возмущался и предлагал перенести трудовую повинность на квартиру, которую собирался купить в ближайшее время. Там тоже будет нужен ремонт, а с университетской барщиной решить вопрос — раз плюнуть. Ее можно легко заменить на необременительный оброк. Причем разовый.
Юля от оказания помощи по ремонту квартиры не отказывалась, а вот по университету и слышать ничего не захотела. Как можно? Все там что-то белят-красят, а она нет? Не хочет она быть белой вороной.
На прощанье, пообещав вообще закрыть их экономический факультет, я, скрепя сердце, отпустил ее на этот добровольно-принудительный субботник.
«Вот и все. Кончилась твоя холостяцкая жизнь, Скиф. В комнате общаги стало тесно и неуютно. Потому что вдвоем. Всему свое время. Ребята все уже купили себе отдельное жилье. И Костя, и Сеня, и Майкл, и Боря… Некоторые женились. Как Майкл. Или женятся ежедневно, как Боря. “Поймал Иван дурак, Василису Прекрасную и давай на ней жениться!” — Усмехнулся ходу своих мыслей. — А мне все было недосуг, что-то с жильем делать. Нужды никогда в этом деле не испытывал, да и желания особого как-то не прослеживалось. Теперь уже понятно почему. Холостому все хорошо… Время жить-не тужить в общаге и время…»
Утренние размышления прервал телефонный звонок. Я взял мобилку — номер в окошечке не высвечивался:
— Да? — немного раздраженно бросил я в трубку: «Время восемь пятьдесят, кому это в такую рань понадобился?»
— Скиф?
— Он самый.
— Есть для тебя новость…
— Хорошая?
— Очень.
— Тогда говори.
— Мы твоего беленького пупсика забрали.
Голос был смутно знаком. Похоже, говоривший прикрывал мембрану телефона платком. Я рывком вскочил с кровати:
— Какого пупсика? — Закон самосохранения не пускал явное к сердцу. Такого оно могло не выдержать.
На том конце провода раздался грубый смех:
— Дурика не включай.
— Ты о чем?
— О телке твоей речь!
— О какой телке? — Для того, чтобы говорить спокойно, мне понадобилось собрать всю свою волю в кулак. — У меня подсобного хозяйства нет и никогда не было. Фермы не держу. Животноводством не увлекаюсь.
— Значит, ни коров, ни коз, ни телочек молодых у тебя нет?
— Нет.
— Ладно, не прибедняйся.
— Не понимаю.
— О Юлечке, твоей красавице, речь, — в трубке снова раздался смех. — Чем она не телочка? Молодая, задорная, сочная…
— Чего ты хочешь?
— Жди письмо — там будут все инструкции. Исполнять их будешь буквально, если не хочешь, чтоб мы твоему пушистому котику шкурку испортили. Это, надеюсь понятно? — После непродолжительной паузы голос в трубке гаркнул: — Не слышу ответа!
— Понятно.
— И еще одно…
— Что?
— Не ревнуй, Отелло, я буду с ней ласков…
— Ты кто? Падла, отвечай!
— О-е-е-е-е-е-й! Как страшно.
— Забиваю тебе стрелку! Прямо сейчас! В любом месте! — Нервы больше не выдержали. — Сука, гнида, порву, где ты находишься?
Я еще долго орал в отключившийся мобильник и, наверняка, цензурных слов употребил мало. Отшвырнув трубу, упал на постель и схватился руками за грудь — сердце давно, еще с армии (после ударов Рембо) пошаливало, а сейчас сжалось и отказалось выполнять свои функции совсем. Сгреб в кулаки одеяло, судорожно выгнулся, скатился со стоном на пол и провалился в темноту…
— О-о-о-о-е-е-е!
Вот мы и снова один на один. Я и Рембо. Он делает выпад ногой, затем идет главный удар — рукой в голову. Отреагировать я успеваю, но блок слабый, он его пробивает и попадает в челюсть с правой стороны, потом сразу удар по левой: «Да что же ты делаешь, гад? Игра и мяч уже далеко, мы же не в спарринге, а на игровом поле. Вон мяч, там игра». Рембо не слушает, он продолжает нападать, из его оскаленного рта брызжет слюна, капли летят прямо мне в лицо. Он в каком-то бешеном азарте продолжает хлестать меня по щекам. Ну, сука, держись. Я тебе покажу сейчас и боевое регби, и слюни, и йоко в сердце, и пощечины по лицу»… Ухожу с линии атаки и бросаю правую руку вперед, в хлестком хлыстоподобном ударе — «уракене»…
— Ху-у-у-у! Получай!
— Е-е-е-е-е, Скиф! Ты что делаешь? — Костя роняет стакан с водой и отпрыгивает, держась за правый глаз.
Прихожу в себя — комната, я на полу. Стол, кресло, кровать. Общага. Я дома. Солнце в окне — я что, спал днем? Провел ладонью по лицу — мокрое, и щеки пылают. Сердце заныло, вернув мне все воспоминания
