Борис Бабкин - Ожерелье смерти
— В какой больнице он лежал? — немного подумав, спросила Василиса.
— Его на тюрьму из ожогового отправили…
— Тогда я узнаю, — уверенно проговорила Потина. — У меня там пара подруг до сих пор службу несут.
Высокая смуглолицая женщина с узкими восточными глазами вошла в большую, обвешанную коврами комнату и недовольно посмотрела на коротко остриженную крепкую блондинку, сидевшую на поперечном шпагате.
— Ты снова голая занимаешься? Всю комнату потом провоняла!
— В здоровом теле — здоровый дух, — весело отозвалась блондинка. Легко поднявшись, подошла к смуглой. — Ведь мне всегда нужно быть в форме. Вот-вот от слов все перейдут к делу…
— Перестань, Гюрза, — негромко рассмеялась смуглая. — Все они просто перережут друг другу горло. А я сегодня встречалась с Тарасом.
Подойдя к зеркалу, легким движением вытащила из собранных в пучок волос шпильки, тряхнула головой. Черной пушистой волной по ее плечам и спине рассыпались длинные волосы.
— Диана, — блондинка, уже в купальнике, подошла к ней, — ты встречаешься с ним как с мужчиной?..
— Ты прекрасный боец, — засмеялась та. — И работаешь кулаками и ногами гораздо лучше, чем головой. Как ты могла такое подумать? Ведь кто-кто, а ты знаешь, что мужчины для меня — только способ достижения чего-то. И согласись, — она приподняла и без того короткую юбку, прошлась по комнате, — для этого у меня есть все!
— Конечно, — кивнула Гюрза. — Но мне это неприятно слышать. Потому что в моей жизни есть, был и будет только один мужчина.
— Ты думаешь, он так же верен тебе? — Диана посмотрела на ее отражение в зеркале.
— Перестань! — зло воскликнула Гюрза.
— Хорошо, — спокойно согласилась Диана. — Сегодня у меня нет времени для тренировки. И поэтому мы обсудим этот вопрос завтра.
— Как ты можешь такое спрашивать? — Таня Фомина сердито посмотрела на мать. — Ты же моя мама! Неужели…
— Вот поэтому и спрашиваю! — перебила ее Мария Ивановна. — Мне про это его мать сказала. Сам-то Сашка никогда даже не заикался про то, что Светка не его дочь. Поэтому я и молчала все годы. Ведь знала, как тебя свекровь не любит. Но сейчас вы как собаки цепные. А Светке папа нужен! Она все время о нем спрашивает. И он звонит в день не по разу. Вот я и спросила тебя — права свекровь или нет.
Таня негромко, чтобы не разбудить спящую дочь, заплакала.
— Хватит, милая, — обняв ее за плечи, мать тяжело вздохнула. — Думаешь, мне легко было, когда твой отец получил направление в Москву и бросил меня?
— Мама, — всхлипнув, Фомина посмотрела на нее, — знаешь, как обидно, если даже мама об этом спрашивает…
Буров, выйдя на проезжую часть, требовательно махнул рукой. Светло-зеленая «волга» с шашечками на дверце остановилась возле него.
— Улица Гагарина, пятьдесят, — Лев наклонился к открытому окошку. Встретив удивленный и немного растерянный взгляд молодого водителя, буркнув «понял», он неторопливо пошел дальше.
— А то давай отвезу, — подтвердил его догадку веселый голос таксиста.
Псих, громко хохоча, катался по полу. Прижимая к разбитым губам носовой платок, изредка кривясь от боли, посмеивался Лютый. Стоявшая у двери на кухню Ира с недоумением смотрела на разъяренную Миледи.
— Сейчас сдохну, — промычал Смирнов и, снова закатившись веселым смехом, на карачках пополз в ванную комнату.
— Гнида! — процедила женщина. — Козел! Овцебык комолый!
— В чем дело? — несмело спросила ее девушка. — Что-то случилось?
— Да нас таксист, сука, сорок минут по городу катал!
— Таксист? — поразилась Ира. — Так ведь здесь идти десять минут.
— А чего же ты раньше не сказала? — сердито спросила Миледи. — Ведь слышала, как мы про такси говорили!
— Я думала, вы шутите, — растерянно пролепетала девушка.
Злое, красивое лицо женщины вдруг подобрело, она отвернулась, фыркнула и рассмеялась.
— Хватит вам, — промокая платком выступившую из разбитой губы кровь, со стоном взмолился Лютый. — Я же кровью изойду. Вам хорошо ржать. А у меня губа, паскуда, лопнула!
— Ха-ха-ха! — заливался в ванной Псих. — На такси… приехали…
Обхватив живот руками, с веселым смехом присела у стены и Миледи.
— Хватит, — замычал Дубов и, не удержавшись, прижал платок к губам и приглушенно захохотал.
— Сейчас и ваш друг на такси приедет, — сквозь смех проговорила Клава.
— Иришка, — стонуще позвал из ванной Псих, — вызывай «скорую». Счас кони двину… ха-ха-ха!
Три отрывистых звонка, как по мановению волшебной палочки, прекратили их веселый, казалось, безудержный смех. С пистолетом в руке подбежал к окну на кухне Лютый, осторожно выглянул во двор. Псих бросился в комнату и, прижавшись к стене, внимательно посмотрел в раскрытое окно. Миледи, беззвучно переступая босыми ногами, подошла к двери и осторожно посмотрела в глазок. Увидев в руке Лютого оружие, побледневшая Ира прижалась спиной к стене и закрыла лицо руками.
— Это ваш приятель, — громко сообщила Клава и, щелкнув ключом, открыла дверь.
— Быстро ты приехал, — с трудом удерживаясь от смеха, посмотрела она на вошедшего Бурова.
— Здесь идти десять минут, — поставив на пол спортивную сумку, хмуро сказал он.
— А как зовут друга… — Зарецкий деланно закашлялся и достал из кармана пиджака платок.
— Ты спрашиваешь о друге Павлова? — спокойно посмотрела на него Алла.
— Да, — кивнул он.
— А зачем тебе это надо? — не поняла она.
— Да так просто, — неопределенно проговорил он.
— Высокий, — начала вспоминать Бочарова, — мускулистый. Очень сильный. Лицо у него такое… — пытаясь сказать поточнее, она замолчала. — Во… — найдя нужное определение, улыбнулась, — каменное, как у индейского вождя.
— Спасибо, — поблагодарил ее Зарецкий и быстро вышел.
— Зачем ему понадобилось описание Бурова? — спросила себя Алла. Не найдя ответа, пожав плечами, снова села перед включенным телевизором.
— Найдите мне его! — отрывисто бросил Зарецкий. — Потому что именно этот супермен друг убитого Кости. Я не знаю, зачем они приехали в Киров и что связывает их с бежавшими уголовниками, но мне будет гораздо спокойнее, если друг убитого Павлова будет мертв!
— Мы его найдем, — заверил хозяина Саша. — Обязательно!
— Вот что, — недовольно посмотрел на него Зарецкий. — В последнее время ты стал допускать много промахов. Мне это не нравится. Где Охотник? — вдруг вкрадчиво спросил он.
— Его ищут, — испуганно отозвался Саша. — И очень скоро…
— Даю тебе на обоих сутки. — Иван Артемьевич сел в кресло, взял в руки газету.
— Мы их найдем, — пробормотал Саша. Пятясь задом, он вышел. Выскочив в прихожую, зло посмотрел на стоящего у окна с сигаретой Злата. — Вот что, Витя, — процедил он. — Мне хозяин на обоих сутки дал, понял? Сутки на обоих!
— Тише, Темный, — усмехнулся Злат. — За сутки мы вполне успеем добежать до турецкой границы, — он хохотнул. И уже серьезно добавил: — Надо всех парней брать! И не говорить, какой он крутой, тот мужик. А то они, как и эти идиоты, заранее в штаны наложат.
— Да, — покосившись на дверь, тихонько вспомнил Саша, — парни-то где?
— В хирургии все, — зло выдохнул Злат. — Он их, сука, поломал изрядно. Двое не выживут. И еще один, наверное, сдохнет. Ему вилку в спину всадили. Она какую-то артерию задела.
— Менты что говорят?
— Ищут друга, который к Ирке от родственников подарок привез, — ухмыльнулся рыжий.
— Чего?! — встревоженно переспросил Темный.
— Что слышал, — огрызнулся Злат.
«Сдала телка», — понял Саша, и просяще заговорил:
— Витек, бродяга. Надо ту сучку, которую я про Ирку спрашивал…
— Это уж твои личные дела, — не дал ему договорить Злат. — Ты лучше молись, чтобы хозяину менты не настучали, что ты нас повел Ирку выцеплять. Он же тебе говорил, чтобы не трогал ни ее, ни бабу Охотника. Здесь, говорят, сейчас балом мент столичный заправляет. Наши мусора все по струнке ходят. И троих, кого раньше отмазывали, уже на нары отправили.
— Тем более! — воскликнул Саша. — Надо эту телку, у которой я про Ирку спрашивал…
— Я же тебе сказал! — грубо оборвал его рыжий. — Это твои дела! Мне мокруха за просто так на хрен не нужна!
— Но она и тебя видела! — вспомнил Темный. — И наверняка двоих опишет!
— Она про одного говорит, — усмехнулся рыжий. — Мол, невысокий такой. В темных очках.
— Значит, она не одна! — Баюкая правой рукой загипсованную левую, Цыган зло посмотрел на Толика.
— Выходит, так, — попробовал кивнуть тот и, морщась от стрельнувшей боли в туго перебинтованной шее, с чувством выматерился. — Я эту Алю, — переждав боль, зло прошептал он, — на куски порву!
