Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь
Остров содрогнулся. Из многочисленных замаскированных входов в подземелье, о половине которых, возможно, не знал даже Ганин, одновременно с пушечным гулом и с такой же энергией выбросились густые серо-желтые клубы дыма и пыли, в которых, бешено вертясь, мелькали какие-то обломки. За первым подземным ударом последовал второй, за ним третий, склон за береговой батареей на глазах приподнялся, вспучился, пошел трещинами и начал в пыли, дыму и грохоте проседать, проваливаться внутрь себя. Под землей раздался новый удар, рушащийся склон снова подбросило вверх, затянув сплошной клубящейся пеленой, из которой летели и градом сыпались в бухту камни, кусты, переломанные, расщепленные деревья, ощетинившиеся ржавой арматурой куски бетона, бочки из-под горючего… Это напоминало пробуждение вулкана, но извержения не последовало: после серии слабеющих подземных взрывов, похожих на предсмертные конвульсии, канонада стихла, сменившись рассыпчатым грохотом, скрежетом и треском многочисленных обвалов и тяжелым уханьем многотонных глыб бетона и скальной породы, рушащихся в заполненные водой пустоты.
Когда прогремел первый взрыв, генерал Данилов, прервав беседу с Андреем, как раз отправился на поиски Женьки Соколкина, который не мог далеко убежать и своим неразумным поступком, по мнению его превосходительства, лишь ускорил приведение в исполнение вынесенного ему приговора. Услышав гулкий громовой раскат, генерал машинально обернулся. Таким образом, апокалипсическую картину разрушения он наблюдал с самого начала – увы, не до конца, поскольку траулеру тоже досталось, и притом весьма основательно. Вздыбленная мощным подземным толчком волна ударила суденышко в борт, едва не опрокинув. За первой волной пришли другие, и траулер заплясал на беснующейся воде, как дворовый пес на привязи, пытающийся оборвать цепь и убежать от проникшей во двор стаи голодных волков. Волны захлестывали палубу, как в разгар жестокого осеннего шторма, и пенными струями стекали обратно в море через шпигаты, унося с собой кровь, стреляные гильзы и мелкий сор. Сыплющиеся с неба обломки с лязгом барабанили по железу, стальные ребра шпангоутов протяжно скрипели и скрежетали под ударами разгулявшейся стихии. А когда все кончилось, Андрей обнаружил, что полулежит прибитый волнами к фальшборту в окружении водорослей, дохлой, оглушенной взрывами рыбы и рассыпавшихся по всей палубе золотых слитков, один из которых каким-то образом очутился у него на коленях. Чувствовал он себя при этом так, словно кто-то засунул его в барабан стиральной машины и хорошенько там прокрутил, стремясь отстирать до скрипа как снаружи, так и изнутри.
Траулер тяжело раскачивался на взбаламученной, беспорядочно плещущейся воде. Вокруг никого не было. Потом Андрей увидел Данилова, который, пошатываясь и опираясь рукой на все, что под нее подворачивалось, показался из-за массивного корпуса траловой лебедки. Знаменитой трости при нем не было, зато тринадцатизарядный браунинг с именной табличкой на рукояти никуда не делся, и Андрей разочарованно вздохнул: метеорит, о котором давеча насмешливо упомянул его превосходительство, прилетел-таки, но, к сожалению, ударил мимо цели.
– Что за чертовщина? – пьяно помотав головой, спросил господин генерал. – Какой болван ухитрился взорвать минный погреб?
– Какая разница? – устало отозвался Андрей. – Наказать его вы уже все равно не сможете. А золотишко-то плакало!
Генерал Данилов посмотрел на курящийся дымом и паром гигантский провал в склоне старого вулканического кратера и медленно, будто через силу, перевел взгляд на Андрея.
– Не понимаю, что вас так развеселило, – скрипучим, больным голосом признался он. – Труд и страдания миллионов людей, их пот и кровь – все утонуло, пошло прахом… Остался только этот мизер, – он кивнул на разбросанные по палубе слитки. – И это служит дополнительным аргументом в пользу вашей смерти. Целое лучше части, а часть лучше, чем ничего. И если я не собирался делить с вами целое, то уж часть, особенно такую ничтожную, не намерен делить и подавно. Так что не обессудьте, Андрей Юрьевич.
Он поднял пистолет, направив его Андрею в лицо. Липский заметил, что у него дрожит рука, но даже не успел этому обрадоваться: генерал в два счета справился со слабостью, дрожь прекратилась, и неподвижное черное дуло слепо уставилось на Андрея своим пустым зрачком.
Когда ударил выстрел, Андрей не сумел совладать с рефлексом и зажмурился. Возникшее в ту же секунду подозрение, что здесь явно что-то не так, заставило его снова открыть глаза. Он увидел Данилова, который, согнувшись пополам и держась за правый бок, стоял прямо перед ним на подгибающихся ногах, и Женьку Соколкина с дымящимся автоматом без рожка в руках.
Немая сцена длилась недолго, от силы секунды две. Не разгибаясь, генерал Данилов повернулся к Женьке лицом. Его камуфляжная куртка стремительно пропитывалась кровью, красное пятно на боку разрасталось прямо на глазах, кровь струйками просачивалась между пальцами и капала на палубу.
– Полагаю, это все, – с трудом выговорил он, разглядев, что в автомате отсутствует магазин. – Прискорбно, молодой человек. Целиться надо лучше.
Произнеся эту непривычно короткую речь, его превосходительство с неожиданной легкостью выпрямился и поднял пистолет, целясь в застывшего, как изваяние, подростка. И тогда Андрей, словно подхваченный порывом ветра, не чуя под собой ног, вскочил и с разворота, вложив в удар весь остаток сил, врезал господину генералу золотым слитком.
Удар пришелся по лицу. Золото тяжелее свинца, и Андрей услышал – то ли наяву, то ли в своем воображении – отвратительный мокрый хруст ломающихся костей. Отполированный до зеркального блеска слиток выскользнул из онемевших от удара пальцев и, сверкнув напоследок отпущенной на волю золотой рыбкой, улетел за борт. За бортом булькнуло, а в следующую секунду генерал Данилов, так и не выпустив из руки свой именной пистолет, вслед за ним с плеском и брызгами погрузился во взбаламученную, волнующуюся, усеянную плавающей кверху брюхом рыбой воду – нокаутированный, а может быть, и мертвый.
Подойдя к фальшборту, Женька Соколкин некоторое время смотрел вниз, а потом плюнул за борт и молча отправил следом разряженный автомат.
8Потрепанный, но не утративший ходовых качеств траулер с тупым упорством утюжил сверкающую на солнце океанскую гладь, держа курс почти строго на запад. Ничего не смысля в навигации, Женька вел его по компасу, здраво рассудив, что, даже проскочив ненароком мимо Сахалина, с евразийским материком они не разминутся наверняка. Сквозь выбитые стекла в рубку проникало ровное, свежее дыхание океана. До отказа наполняя им легкие, Женька Соколкин под равномерный рокот судовой машины размышлял о всякой всячине, и с каждой пройденной милей мысли его становились все веселее.
Закончив разговор с Мартой, Андрей Липский поднялся в рубку и стал рядом с Женькой.
– Как дела, шкипер? – спросил он, положив на усеянный осколками и клочьями изорванной пулями лоции штурманский столик обнаруженный в капитанской каюте спутниковый телефон.
– На румбе, – отрапортовал Женька, сам вряд ли понимая, что именно сказал. И, помолчав, неожиданно спросил: – А ваша жена красивая?
– Не то слово, – с любопытством покосившись на него, честно ответил Липский. – Очень красивая. Но – бывшая. Если бы дело было только в экстерьере, я бы с ней никогда не развелся. Кстати, она передавала тебе большой привет. Вертушка будет ждать и вылетит за нами, как только доберемся до берега и они нас запеленгуют. Мама твоя в полном порядке и с нетерпением ждет возвращения блудного сына. Ты уже придумал, что станешь ей врать?
– Вам-то что за печаль? – слегка встопорщился Соколкин. – Придумаю, это дело нехитрое… Вот с деньгами сложнее. Откуда у меня могла появиться такая сумма?
– В лотерею выиграл, – предложил вариант Андрей.
– Так она и поверила!
– Захочет – поверит, – сказал Липский. – Люди, в особенности женщины, обычно верят не в то, что есть на самом деле, а в то, во что им хочется верить. Но, если сомневаешься, лучше вообще ничего не говори.
– Ну да! – уныло возразил Женька. – А квартира?
– Ах да, квартира… А что квартира? Как будто люди квартиры в лотерею не выигрывают!
– Толку от вас, – проворчал Соколкин. – Заладил, как попугай: лотерея, лотерея… Сами-то вы что врать станете?
– Кому?
– Читателям, – сказал Женька. – Интернет-сообществу.
Андрей почесал в затылке. Такого вопроса он не ждал и над ответом на него пока не успел подумать. А подумать следовало, и Женька очень своевременно ему об этом напомнил.
– Если написать правду, – сказал он наконец, – нас с тобой посадят на всю оставшуюся жизнь, а остров наводнят искатели сокровищ с аквалангами. Найти они наверняка ничего не найдут, зато гибнуть будут пачками – там ведь настоящий лабиринт, уцелевшая часть которого держится буквально на честном слове. Поэтому предлагаю такой вариант: мне удалось напасть на след полковника Прохорова, который вывез золото из Москвы. Но взять у него интервью я не успел: бывший полковник МВД Прохоров умер от острой сердечной недостаточности в подмосковном пансионате для алкоголиков и наркоманов. Так что, дорогие читатели, вопрос о золоте партии остается открытым – очевидно, надолго, если не навсегда… Вот так примерно это будет звучать. Нормально?
