Данил Корецкий - Рок-н-ролл под кремлем. Книга 3. Спасти шпиона
– Проходите, присаживайтесь. – Юра уже научился избегать слова «садитесь», которое в подобных местах имело двусмысленный оттенок.
Мигунов уверенно сделал несколько твердых шагов, развернул стул от света, непринужденно сел, закинув ногу на ногу.
Ремнев и Кастинский как-то сразу признали его доминантный статус и без лишних просьб встали и удалились, – хотя во время вчерашнего визита Семаго, который явно не обладал нужным набором властных флюидов, Юре пришлось настойчиво выпроваживать соседей, чтобы поговорить наедине с важным свидетелем.
– У меня ровно двадцать минут, – сообщил Мигунов. Причин своей занятости он объяснять не посчитал нужным, просто объявил, поставил перед фактом, как будто это капитан Евсеев напросился к нему на прием по важному для себя делу. – Я вас слушаю.
Юра заставил себя не торопиться. У человека всего двадцать минут, у очень занятого и солидного человека, добавим. И чувство вины откуда-то взялось, и толкало, толкало – ну, подсуетись, давай, вспотей, улыбнись жалко, потом быстренько выстрели своими глупыми формальными вопросиками, раз уж их обязательно надо задать… Ведь полковник, замначальника Службы правительственной связи, мог и не являться сюда по вызову – нет, приглашению – какого-то рядового опера, жалкого капитанишки, но проявил добрую волю, коль скоро не по своей вине попал в глупую и очень неприятную историю. Рядовой исполнитель, капитан, должен оценить добрую волю полковника и крупного руководителя.
Юра задавил этот холуйский голосок и в упор посмотрел на Мигунова.
Мигунов был хорош. С такими лицами не спят и не едят, как говорится в народе. Ими пользуются только по особым случаям. В глазах металл, лицевые мышцы расслаблены, но сохраняют привычную жесткую форму, словно накачанные бицепсы у боксера. Очень ухоженные широкие усы, как у Франко Неро. Простая на вид одежда, которую, возможно, производят в Лондоне или Милане в количестве десяти штук на модель. Юра вообще не понимал, откуда берутся такого божественного кофейно-кремового цвета пальто, он видел их только по телевизору, в голливудских фильмах, а в жизни вот встретил впервые. Пижон? Да нет. Любитель произвести впечатление? Очень ему надо производить впечатление на какого-то капитана…
– Меня интересуют обстоятельства смерти Игоря Катранова, – сказал Юра.
Мигунов не пошевелился.
– Вы последний, кто видел его живым. В сознании, во всяком случае.
Согласный кивок.
– Да. Я еще вызвал «скорую» в ресторан. Нас уже допрашивали, в прокуратуре.
– Что же у вас там произошло? – Юра не обратил внимания на последнюю фразу. Дескать, прокуратура – это прокуратура, а ФСБ – это ФСБ.
Мигунов пожал плечами: выпивали, разговаривали, потом Катранов внезапно выключился, упал головой на стол.
– Вы были вдвоем?
Полковник сдержал усмешку. Вчера возбужденный Семаго отзвонился, как только вышел из этого кабинета, и подробно рассказал – что у него спрашивали, да как он отвечал.
– Втроем.
– Кто третий?
– Сергей Семаго, наш однокашник. Вы его вчера допрашивали.
Юра изобразил смущение. Зеленый опер допустил серьезный прокол.
– Что вы пили? Не могли отравиться фальсифицированным спиртным?
– Семаго – коньяк. Мы с Катрановым – текилу. Ее вообще-то трудно подделать.
– Вы не чувствовали потом никакого недомогания, слабости, головокружения?
Симптомы Юра выбирал сознательно, прокладывая и посыпая песочком дорожку к обычному отравлению метанолом, очень удобному для предполагаемого убийцы.
– У меня даже голова не болела наутро, – отрезал Мигунов.
– А сколько вы выпили?
– Сергей глотал фужерами, а мы… Граммов по двести, около того. Я четвертую рюмку допил, Катран – не успел.
– Что-нибудь ели? Закусывали?
– На столе стояли бутерброды с ветчиной. Мы к ним почти не притрагивались.
Юра поджал губы, спросил сухо:
– Не находите ничего странного в такой внезапной смерти? Сидят трое людей, выпивают, закусывают… И вдруг один из них внезапно умирает?
В глазах Мигунова коротко вспыхнуло эдакое гусарское «да как вы, батенька, смеете?..», очень короткая вспышка – и тут же погасла.
– Нахожу, – ответил он ровно. – И странно, и подозрительно. Но прокуратура пришла к выводу, что это сердечный приступ.
– А в семьдесят втором году, в Дичково? Четыре молодых офицера красят статую Ленина, и вдруг один умирает.
Полковник сидел, невозмутимо глядя перед собой.
– Что же вы молчите?
– Но вы ни о чем не спросили. Вы напомнили про несчастный случай с Дроздовым, и все. Что я должен сказать?
– Разве это не странно и не подозрительно?
– Тоже странно и подозрительно. Но и тогда военная прокуратура дала заключение, что Дрозда убило током.
– А вам не кажется странным, что подозрительные смерти сопровождают вашу компанию уже тридцать лет?
Мигунов, прикрыв рот платком, зевнул.
«Культурная, сволочь…» – подумал Юра.
– Когда кажется, надо креститься, – назидательно сказал полковник. – Только нас воспитали атеистами. Я бы попросил задавать конкретные вопросы, отвечающие духу диалектического материализма…
– Диамат мы тоже учили, – ответил Юра уязвленным тоном, как и должен, на его месте, ответить недалекий зеленый оперок, у которого амбиции заменяют опыт. – Вы с Катрановым знакомы давно?
Мигунов поднял левую руку, глянул на часы.
– С курсантских лет. Поступили вместе в Ракетное училище в шестьдесят седьмом году.
– Дружили?
– Да.
– Вам известно, что Катранов служил на ракетном полигоне в Дичково?
Мигунов посмотрел на него, как на идиота.
– Я тоже служил в Дичково… Вы же знаете наверняка. Как это мне могло быть не известно, что со мной служит мой друг Катранов?
– Отвечайте на вопрос, пожалуйста, – Юра покрутил ручку в пальцах. Играть уязвленную посредственность ему определенно не нравилось.
– Да, известно, – сказал Мигунов.
– Дело в том… – Юра прокашлялся. – В общем, на полигоне в Дичково был обнаружен сканер-передатчик. Шпионская техника. Понимаете, да? Он передавал все секреты на спутник. Поэтому сейчас все, кто проходил службу на полигоне, проходят проверку…
Мигунов молчал. Юра понизил голос.
– Знаете, где был обнаружен шпионский прибор?
– Ну, откуда же мне знать…
– В голове Ленина. В смысле, памятника Ленину. Его как раз ремонтировали. Знаете кто?
– Конечно, знаю. Многие ремонтировали. И мы в том числе. В основном, конечно, мы.
– Точно! – обрадовался Юра. – Ремонтировали, в основном, четверо: Мигунов, Семаго, Катранов, Дроздов.
Верный своей тактике, полковник никак не отреагировал. Юра тоже молчал, словно подбирая правильные слова.
– В связи с этим у меня вопрос, – произнес он, наконец.
Мигунов чуть заметно наклонил голову: дескать, слушаю.
– Вот Катранов… Ммм… Его поведение в те годы не казалось вам странным?
– Нет, – сказал Мигунов после некоторого раздумья. Потом добавил: – Обычный парень был, как и все.
И все-таки тон полковника потеплел на долю градуса, отметил про себя Юра.
– А какие у него были отношения с Дроздовым?
Мигунов дернул плечами.
– Обычные отношения… Дроздов в последнее время… перед смертью, в смысле… не очень-то был расположен к общению. Перессорился со многими…
Вот такой намек, значит. Еще теплее. Хорошо.
– И с вами перессорился тоже?
– Почему тоже? Да нет… Просто, общаться стали меньше. Служба, режим.
– А вот уже сейчас, в Москве… – Юра опять вертел в пальцах эту дурацкую ручку и заметил, что взгляд Мигунова время от времени постепенно сползает на нее. – …Катранов не заводил с вами разговоров на профессиональные темы? О том, что касается работы Службы Правительственной связи, Генштаба? О лицах старшего офицерского состава?
Мигунов задумался. Он вспоминал. Просеивал события сквозь мелкое сито. Ясно, что Катранов друг и все такое, но истина все-таки дороже.
– Ну, о работе-то мы по-всякому говорили… Не все же о бабах…
Железный полковник Мигунов вдруг усмехнулся, снижая тон до грубовато-доверительного.
– Но и с понятием государственной тайны мы тоже не первый год знакомы. Не салаги уже… Тридцать лет под особым отделом ходим, сколько циркуляров прочли, инструктажей прослушали…
– Я понимаю. Но, может, как-то случайно проскакивали факты, цифры, имена? Особенно когда выпивали? У вас вот встреча выпускников была… Там многие языки развязали… А?
Наивный капитан Евсеев очень-очень хотел услышать хоть какое-то подтверждение своим грязным и примитивным гипотезам, в порыве рвения забывая, что его собеседник в таком случае собственноручно подписал бы себе приговор за разглашение.
– Нет, не помню такого, – буркнул Мигунов.
– А вот это он вам показывал когда-нибудь?
Юра жестом фокусника извлек из стола пластиковую пластинку со срезанным углом.
