Дерзкое ограбление - Йонас Бонниер
Но корабля все не было, как и грузовиков. В половине восьмого Сами уже не мог скрыть беспокойство. Он попросил Булута подождать у машины, а сам пошел поговорить с рабочими, выгружавшими товар. Сами Фархан не привык ничего пускать на самотек. За эти два месяца он завалил Хассана Кая всевозможными вопросами, и тот терпеливо ответил на каждый из них. Благодаря этому, Сами знал не только то, что корабль, который они ждут, идет под эстонским флагом, но и его название, и место швартовки. Но в то утро ни один из портовых рабочих не смог объяснить Сами, что случилось.
Без пятнадцати восемь Сами набрал номер Хассана Кая. Гудки шли, но никто не отвечал. Вопреки обычному, не включался и автоответчик.
– Не нравится мне это, – сказал Сами Булуту, вернувшись к машине. – Понимаешь, о чем я? У меня нехорошее предчувствие.
Он ударил себя в грудь через куртку.
– Да ты просто параноик! – улыбнулся Булут, облокотившись на свой «Мерседес» с сигаретой в руке.
– Но там не только мои деньги, понимаешь? От меня ждут прибыли. Со всех сторон.
– Кажется, я это уже слышал – пару… или пару сотен раз, – съязвил Булут.
– Где же этот чертов корабль? – Сами нетерпеливо похлопывал себя по бедру, качая головой.
– Давай ждать в машине, – предложил Булут, которому начало передаваться волнение друга.
Они сели в «Мерседес», и Булут завел двигатель, чтобы немного согреться. Друзья в тишине всматривались в неподвижную гладь залива. Сами не переставал барабанить пальцами – по ногам, по панели управления, по двери машины. Через пару минут терпение лопнуло:
– Схожу в офис, вдруг он пришел.
Ибрагим Булут ответил кивком.
* * *
Когда Сами Фархан вернулся на третий этаж склада номер шесть, многие помещения были еще заперты. Сами постучал в дверь каморки Кая: ответа не последовало. Тогда он снова позвонил по номеру, по которому предприниматель до сих пор всегда отвечал. Лишь длинные гудки и тишина.
С трубкой у уха Сами внимательно осмотрел дверь в офис. В коридоре встречались и металлические двери, но эта была деревянной. Сами убрал телефон в карман и попытался толкнуть дверь плечом. Та сразу же поддалась – не сильно, но достаточно для того, чтобы попытаться снова. После пятого толчка дверной косяк с треском вылетел, и Сами очутился в тесной каморке, где бывал уже столько раз. Там его встретила пустота, не было даже письменного стола. В висках застучало: корабль не придет. Да и грузовик тоже. Сами закружил по комнате, как тигр в тесной клетке. Этот гад их надул!
Булут ждал в машине. Сами рывком открыл дверь:
– Он исчез, понимаешь? Исчез. Тю-тю. Телефон выключен. Черт, черт, черт, черт! Поедем надерем задницу этому придурку.
– Что ты несешь, черт возьми? – у Булута вся краска сошла с лица.
– Он нас кинул. Корабль не приплывет. Сейчас мы найдем этого урода и заберем наши деньги.
– Но…, – пробормотал Булут, – я не знаю, где он живет…
– Не знаешь, где он живет? Ты что, спятил?
– Где-то в Гётеборге, вроде… Или в Ландскруне, где-то там, в общем.
– Но ведь ты его знаешь?
– Ну да, черт побери, знаю. Мы типа работали вместе. Но откуда мне знать, где он живет? Где-то со своими чертовыми креветками, вот и все, что я знаю.
Сами думал о деньгах, о Карин, о ее большом животе и о Йоне. Он думал о своем старшем брате, который смеялся над ним, называя «креветочным королем». Размышлял о том, как в одночасье превратился из успешного предпринимателя в ученика-повара с кучей долгов и криминальным прошлым.
– Черт! – закричал он, колотя по прочной панели немецкого автомобиля. – Черт, черт, черт!
6
Этому не суждено было случиться здесь.
Музыка гремела из незаметных колонок так, что она не могла расслышать даже собственное сбившееся дыхание. You’re hot then you’re cold. You’re yes then you’re no[2], – пела Кэти Перри.
«Почему? – спрашивала себя Александра Свенссон, повторяя за энергичным инструктором серию прыжков. – Почему всю мою жизнь можно пересказать трехминутной попсовой песенкой?» Она не хотела быть предсказуемой. You’re in then you’re out[3]. Но здесь нет ее вины – это нужно помнить. В этот раз она не виновата. Она правильно сделала, поставив ультиматум: и рыбку съесть, и в пруд не лезть у него не выйдет.
В тот вечер четверга в фитнес-клубе «Фрискис о светтис» тренировались человек двадцать. Когда Александра пришла сюда после работы, в зале было всего два парня. Один из них гей, второй – отчаявшийся неудачник. Ни одного достойного кандидата.
«Выше колени!»
«Вращения руками!»
Александра Свенссон ходила в зал два раза в неделю и уже выучила наизусть все движения, но не здесь ей было суждено встретить человека, с которым можно разделить жизнь.
В переднем ряду справа двигалась Лена Халь. Александра наблюдала за подругой в зеркало. У Лены была фигура типа «песочные часы», и при этом, когда после тренировки они шли в кафе, она никогда не отказывала себе в пирожном и съедала его в два счета, даже не задумываясь о весе. Несмотря на это, Лена поднимала колени выше девушки-инструктора и, казалось, никогда не потела. Жизнь полна несправедливости, и Лена была прямым этому подтверждением.
Лена и Александра слишком различались, чтобы дружить по-настоящему. Они познакомились не так давно, но когда встречаешь таких людей, как Лена, с первого раза кажется, знаешь их уже тысячу лет. И сегодня, когда они перебрались после тренировки в кафе и заказали по чашке кофе и пирожное для Лены, Александра, как обычно, заговорила о работе, а Лена – об одежде. Так уж распределились роли в их дружбе. Александра рассказала свежую сплетню о начальнике, а Лена четверть часа расписывала платье, которое увидела в Интернете и хотела купить, но оно оказалось дорогим.
– Ну, наверное, и не стоит его покупать, да? – спросила она совета.
– Не знаю. Я покупаю не так много одежды, – ответила Александра.
Она то и дело поглядывала на часы, хотя спешить было некуда – нужно только зайти в супермаркет по пути домой и купить что-нибудь на ужин. Александра мечтательно посмотрела на Ленино пирожное и решила сегодня побаловать себя темным шоколадом с мятной начинкой. Нужно же утешить себя вкусненьким перед телевизором.
Александра понимала, что нужно выбросить из головы мысли о мужчине, которого она, скорее всего, больше никогда не
