Михаил Рогожин - Мой нежный убийца
Инга жадно курила и успокаивала себя тем, что Ольга сама объявила ей войну, приворожив Лимона. Причем использовала какие-то сильнодействующие способы и заклинания. Скорее всего опоила его красным вином, настоянным на своей менструальной крови. После этого мужчина уже не способен противостоять желанию женщины. В таком случае необходимо освободить Лимона от ее власти над ним. Переложив всю вину на соперницу, Инга решила продолжить пасьянс. Уверенной рукой перетасовала колоду и бросила карты на Ольгу. Сомнений не оставалось: вешалка определенно имела виды на Лимона. Карты показывали, что у Ольги любви к Лимону нет, но зато ее сжигает желание держать его при себе.
У Инги не хватило терпения дожидаться советов графа Брюса, она решила действовать на свой страх и риск. По новой разложила пасьянс и вдруг увидела, что он никак не сходится. Равновесие карт оказалось нарушенным, никакого движения не происходило. Бубновая дама, обозначавшая Ольгу, издевательски косила на Ингу одним глазом. Было от чего растеряться даже такой опытной гадательнице. Не поддаваясь панике, Инга начала внимательно проверять весь расклад карт и вдруг вздрогнула от ужаса. В колоде отсутствовала дама пик! Оттолкнув от себя стол, Инга опустилась на колени и стала обшаривать пол и диван. Ведь всего минуту назад дама пик лежала рядом с картой Лимона!
Чем дольше Инга ползала в поисках исчезнувшей дамы, тем больше ее душу охватывала паника.
Никогда прежде карты из колоды не исчезали. Неужели Ольга обладает такой силой, что способна даже в пасьянсе защитить свою карту? Инга совсем сникла. Она не привыкла к соперничеству в своем деле. Исчезновение дамы пик являлось плохим предзнаменованием.
Так и не найдя карту, Инга поднялась наверх в свою спальню. Там разделась и поспешила в ванную, под горячий душ. После того что случилось, нужно было подготовиться к встрече со старым чернокнижником Брюсом. Намазав разгоряченное тело кремом, набросила на себя пурпурную, сплетенную из грубых ниток плащаницу, олицетворяющую контакт с потусторонними силами, и, завернувшись в нее, отправилась вниз.
Часы, висевшие над стеклянными дверями в ли винг-рум, пробили двенадцать раз. Инга поставила подсвечники с горящими свечами с двух сторон зеркала, пугнула Христофора, который молча спланировал к своей клетке, встала на колени перед зеркалом, вытянула руки и закрыла глаза. Медленно раскачиваясь в стороны, она беззвучно шептала:
Свеча, горящая в ночи,Магическое пламя.Энергию мою пошли исполнить тайное желанье.Свет во мраке! Дух огня!Лик мне свой яви.Колесо судьбы к свету поверни!..
<Заклинание из «Книги ведьм» (прим, авт).>
Когда Инга приоткрыла глаза, в туманной глубине зеркала возник влюбленный в нее граф с васильковыми глазами и белоснежно-седыми волосами до плеч. Лиловый фрак стал еще потертее, батистовая рубашка покрылась зелеными пятнами.
Запекшаяся черная рана на шее все не зарубцовывалась. Но взгляд оставался робким и страстным.
— Я не убила свою любовь, — призналась Инга, боясь, что молодой граф не знает о случившемся.
Он кивком дал понять, что ему это известно, и грустно заметил:
— Любовь умирает независимо от нашего желания. Умирает в одном сердце и убивает другое.
— Мое? — дрогнувшим голосом спросила Инга.
— Тебе послан был человек, способный любить. Но ты сама его превратила в орудие разрушения. Нельзя ждать любви от направленного в сердце револьвера.
Инга дрожала всем телом, словно школьница перед экзаменатором. В душе она соглашалась с мнением графа, но надеялась, что он поможет. Однако граф держался более холодно, чем обычно.
— Поймите, граф, я хочу спасти его!
— А он этого хочет? Ты не сделала его счастливым, так постарайся не делать хотя бы несчастным.
Инга не ожидала такой суровой отповеди. Она не спускала с графа глаз, полных слез, и этим все-таки смягчила его. Он ссутулился, достал кружевной платок, поднес к собственным глазам и, не глядя на Ингу, печально произнес:
— Отбрось гордыню. Встань вровень с той, которую ненавидишь. Ревность не всегда дитя любви.
Страдать без любви невыносимей всего…
После этих слов меланхолично махнул платком и, оставаясь вполоборота к даме, медленно удалился. Инга залилась слезами. Она всегда старалась быть честной сама с собой. Разговор с графом же доказал обратное. Ей слишком приятно было себя обманывать. Неужели чувства, испытываемые к Лимону, совсем не похожи на любовь? Конечно, с точки зрения графа, романтичного юноши восемнадцатого века, нынешние отношения далеки от идеала. Но в каждом времени любовь проявляется по-разному…
Сколько бы Инга ни спорила с исчезнувшим в Зазеркалье графом, вопрос о любви к Лимону острой болью поселился в ее сердце. Пока она была уверена, что действует исключительно ради любви, сомнения о способах ее отстаивания не возникали.
Теперь же основа была выбита из-под ее ног.
В необъятной, почти пустой комнате громом раздался сухой кашель генерал-фельдмаршала сенатора графа Якова Вилимовича Брюса. Он осматривал апартаменты, покачивал головой, но при строгости лица был рад свиданию с юной гадательницей. Не обращая внимания на рыдания, содрогавшие ее плечи, Брюс как ни в чем не бывало принялся хвалить Ингу.
— Молодец, девка! Отыскала-таки зерцало! Я давно предупреждал этого желторотого щелкопера Бутурлина: не кичись своими знаниями, не разглагольствуй по матушке-Москве о наших конференциях. Так нет! Охоч был до глагольства. Из этого самого зеркала поди более двухсот лет назад я ему наказывал науку мою оберегать от срамных глаз да помыслов. А он, сукин сын? Все променял на балы, раззвонил о моих чернокнижьях, опозорил перед дураками; А знаешь ли, какая разница в России между умными и дураками? То-то, слушай. Умный — он свое дело знает, а дурак — все остальное!
Ну да шут с ним. От него давно уж мокрое место осталось. Сказывай мне, чего не весела?
Инга сбивчиво, размазывая руками слезы по лицу, принялась рассказывать старику о своих горестях. Тот слушал внимательно, иногда только доставал щепотку табака из сафьяновой табакерки, клал на большой палец и с шумом втягивал. Потом долго шмыгал носом и закатывал маленькие желтые подслеповатые глазки. Но, видать, слышал все, потому что, как только Инга закончила, укоризненно покачал головой и надтреснутым голосом строго произнес:
— Дело не в глупостях, о коих ты мне тут байки сказывала. Ищи даму пик! Без нее дело твое — дрянь. Что на сердце, то и на карте. Враки говорят, что, мол, где трое, там один лишний. Эка арифметика! Запомни мою правду — там, где сходятся трое, смерть висит над каждым.
— Над кем?! — в испуге крикнула Инга.
— То, девка, дела судьбинные. Их словом вершить не полагается. Ищи даму пик! Кому она достанется, тому и счастье на роду написано.
Как всегда, без прощаний и светских раскланиваний, старик повернулся потертым золотым камзолом и медленно зашаркал в свое заслуженное одиночество. Зеркало, наполнившееся при нем золотистым светом, потухло, словно экран телевизора.
Инга увидела свое лицо в черно-белом отражении.
* * *Невероятно! Мы проспали почти сутки! Лимон утверждает, что всего четырнадцать часов. Никогда столько не спала. Аж голова стала ватной. Зато — полный улет! Лежу, смотрю в потолок и улыбаюсь "неизвестно чему. Лимон — в ванной, бреется. Собирается на какую-то важную встречу. Нет, мадам так просто от него не отстанет. А я пойду гулять или наберу всяких сладостей и засяду смотреть телевизор. Мне торопиться некуда. Стучат в дверь. Я пугаюсь и залезаю под одеяло с головой. Лимон открывает. Оказывается, стройный юноша-официант принес завтрак. Во прикол! Клево жить начинаем! Бегу к подносу. На нем не густо, но пожевать есть чего.
Два йогурта с клубникой, джем, сыр, булочки, масло, кофе и ледяной апельсиновый сок. Набрасываюсь на все сразу.
Лимон смотрит на меня и смеется. Сегодня утром он мне кажется красивым. Во всяком случае, привлекательным. Вообще я люблю мужчин такого типа. Среднего роста, спортивных, с крепкими руками. Лицо несколько окаменелое. Зато улыбается совсем по-детски, почти застенчиво. А глаза остаются тревожными. Это, наверное, потому, что широкие выпуклые брови нависают на них. Еще у него смешно торчат уши. Надо бы их прикрывать, и хорошо бы отпустить усы, а то складки, идущие от носа ко рту, слишком глубокие, похожи на шрамы.
Лимону не нравится, что я его пристально рассматриваю. Приходится поцеловать. Это действует.
— Слушай, Лимон, останься! Уляжемся в койку и до полного изнеможения, а? — Я не вру, действительно вдруг захотелось до ужаса.
Он доволен. Смеется. Но собирается уходить.
Оставляет деньги и просит никуда не уходить из номера.
— Еще чего?! Первый раз за границей и сидеть на привязи? Пойду по магазинам, на народ погляжу, в кафе побалдею!
