Сергей Самаров - Опасность предельного уровня
Доктор Смерть обрадовался возможности быть полезным.
– А в этом, товарищ генерал, можете не стараться вы. Мы второго уже опознали. Это один из сподвижников Басаева, некий Джабраил Алхазуров, то ли пианист, то ли гармонист, не знаю точно, но что террорист, ручаюсь...
– Известное имя... Тогда я сразу запрашиваю досье на него. Вам тоже хотелось бы заглянуть в это досье? Полагаю, ваш звонок вызван именно этой просьбой?
– Вы очень проницательны, товарищ генерал, – быстро сориентировался Доктор Смерть, хотя раньше запрашивать досье в «Альфе» вроде бы никто не собирался.
– Я перешлю сразу же, как только сам посмотрю. Или, если не возражаете, сам завезу... Прямо к вам в офис.
– Конечно, поговорим, обсудим, – согласился Доктор, словно генерал просил его о важном разговоре.
Отключив телефон, Доктор осмотрел всех.
– У генерала сегодня хорошее настроение, – сообщил удовлетворенно.
Это было действительно странным. Обычно из «Альфы» сведения удавалось получить только тогда, когда генерал был уверен, что он в ответ получит сведения троекратно более важные. А тут предложил сам, и, более того, сам же вызвался приехать, несмотря на свою традиционную занятость.
– У генерала сегодня отвратительное настроение, – не согласился Басаргин.
– Почему? – не понял Тобако.
– Ты, Андрей Вадимович, распечатку разговора внимательно читал?
– Могу повторить с небольшими искажениями.
– Что за диск они просматривали? Помнишь?
– Выступление председателя антитеррористического комитета...
– Выступление директора ФСБ, который еще и председателем по совместительству является. Следовательно, он выступает в данной ситуации одним из авторов, по крайней мере публичным инициатором очередной амнистии боевикам. И, активно включаясь в разработку по данному делу, генерал Астахов будет выставлять себя противником инициативы своего высшего командования. То есть выступит против инициативы директора. А ему этого очень не хочется, поскольку генерал еще не торопится на пенсию. До того не хочется, что он готов всю работу и всю ответственность свалить на нас... Понимаешь?
– Не мальчик, сам службу помню... – Тобако задумался. – И даже понимаю теперь, почему Лион выслал сообщение не только нам, но и в НЦБ. Чтобы НЦБ доложило текст и в «Альфу», и в свой антитеррористический центр. Только никак не пойму, хорошо это для нас или плохо?
– И не хорошо, и не плохо, потому что нам помогать будут, но молча и только информацией. Хотя в последний момент, когда возникнет реальная угроза, естественно, включатся со всех сторон, чтобы урожай собрать. А вот все предурожайные работы придется выполнять нам... Прополка, окучивание, поливка, что там еще...
– Асфальтирование, – добавил Сохно. – Вспашем, посеем и заасфальтируем... Короче, мне лично ситуация видится так, что, пока нам не оформили документы, требуется срочно переодеваться в приличную боевую одежку, в Чечню стремительно лететь и за ноги трясти всех возможных осведомителей...
– Я согласен с Толей, – серьезно сказал полковник Согрин. – Хотя для него это, кажется, только возможность переодеться, а в действительности, без тщательного опроса осведомителей мы ничего добиться не сможем... Отсюда мы никак не определим местонахождение Алхазурова, даже если будем на всех вокзалах и дорогах хватать за ноги всех лиц кавказской внешности, кто ростом приближается к ста девяносто...
– Не получится... Мочилов командировку зарежет... – вздохнул Кордебалет. – Он вчера жаловался, что за семь месяцев израсходовал полтора годовых командировочных фонда. Его, кажется, за это основательно взгрели... Фонды есть фонды... Не пустит...
– У нас, кстати, командировочный фонд не лимитирован, – сообщил Басаргин. – Командировку можем профинансировать мы. Пригласите сюда Мочилова. Прямо сейчас. При генерале с ним будет легче договориться.
– Может быть, – согласился Согрин и не стал пользоваться стационарным аппаратом, а просто вытащил трубку своего спутникового телефона. Игорь Алексеевич знал, что на звонок с этой трубки Мочилов ответит сразу, даже если спит с женой...
3
После расставания с Джабраилом Юрка Шкурник начал глазом косить сильнее, что случалось с ним в моменты особого возбуждения, и не поспешил покинуть место встречи, задумавшись надолго. Нехорошие чувства бродили в душе у Шкурника. Да, Джабраил расплатился сполна, больше чем вдвое сократив численность отряда Табиба, и Табиб даже пересчитывать деньги не стал, потому что это не единичные шкуры крупного рогатого скота – денег много, а сбиться легко. Да и верить Джабраилу можно, он не слывет обманщиком. Но больно задело Табиба другое. Рассчитываясь, Джабраил вытаскивал пачки из своего вещмешка по одной. И не смотрел, что за пачка. Значит, во всех пачках были стодолларовые купюры. Но, насколько смог Шкурник определить, в вещмешке осталось по крайней мере в два раза больше, нежели Джабраил передал ему. Может быть, даже и в три раза, хотя зависть всегда имеет способность увеличивать чужие капиталы.
Проявить свою реакцию Юрка сразу не решился. Да и не сработала эта реакция. Он всегда был не слишком быстр на решения, если дело не касалось необходимости выстрелить первым. Тогда что-то в голове щелкало, и он стрелял. В другой обстановке скоростные умственные процессы Шкурнику всегда давались с трудом, и он любил подумать, прежде чем что-то сделать. Только когда Джабраил удалился и какие-то страхующие фигуры присоединились к нему в темноте, Юрка Шкурник понял, что он упустил возможность сразу разбогатеть настолько, что мог бы позволить себе уже сегодня убраться из Чечни подальше и навсегда. Бросил бы всех, взял бы с собой только пару самых верных, самых надежных людей, которые за него готовы головы положить, и убрался – в Турцию, в Эмираты, в Пакистан, в Малайзию, даже в Южную Америку... Везде чеченцы уже есть. Лишь бы подальше. Там с этими деньгами прожить можно спокойно и себя не утруждая. Только свидетелей оставлять нельзя, потому что кара настигает того, кто свидетелей оставляет...
Но сейчас не вернуть ситуацию – Джабраил ушел и деньги унес. И теперь уже до этих денег добраться трудно.
Нет... Не так все-таки вопрос надо ставить... Трудно или невозможно? Это необходимо сразу определить, чтобы не ломать зря колья о чужие головы и свою не подставлять. Скорее всего, возможно... А что касается трудностей, то их Табиб не боялся.
Он поднял голову и протяжно завыл волком. Юрка Шкурник с детства умел здорово волку подражать – пугал взрослых в своем селе, заставлял их с ружьями на улицу выбегать, и даже собак в заблуждение вводил – заставлял выть и беситься от ярости. А теперь этот звук стал основным сигналом в его отряде. Теперь все посты соберутся к нему. Нечего уже стоять по окраинам поляны и страховать, когда Джабраил ушел.
Но решение Табиб уже принял...
* * *Боевики собирались медленно и подходили вразнобой. Оно и понятно. Посты были расположены на разном удалении от центра, иначе нельзя было проконтролировать все подходы одновременно. А когда все собрались – восемь человек, – Юрка ткнул пальцем в одного и во второго, в тех, с кем и думал бы уйти за границу, потому что в их верности не общему делу, а себе лично не сомневался.
– Паленый и Беслан – остаетесь со мной. Остальные – на базу. Ждете меня двое... Нет, трое, пожалуй, суток... Да, трое суток. Если не вернусь, переходите в верхнее ущелье. Ждете там.
Он опять косил глазом сильно, и потому никто не мог понять, что Табиб решение принял...
* * *Принятие решения еще не означало начало действия. Это – как приказ, зачитанный с листа бумаги, но не начавшийся исполняться. Всегда стоит все предварительно обдумать, прежде чем попробовать ногой опасную тропу. Тропа проходит над крутым склоном ущелья, и по неосторожности очень легко «загреметь» с верхотурья вместе со всеми своими решениями. Падать не больно, только страшно. Приземляться больно. И обидно, потому что тогда уже все твои предыдущие старания, вся твоя предыдущая жизнь ничего стоить не будут. Поэтому следует много раз подумать, прежде чем ступить на тропу. То есть думать стоит не о том, ступать или нет. Решение принято! Думать необходимо о том, как не оступиться.
Сразу за поляной, если идти не в сторону Гудермеса, а вправо, будет небольшой, но глубокий и извилистый овраг, практически не просматривающийся ни с одной точки. Юрка Шкурник от мыслей ли своих, еще ли отчего почувствовал легкий озноб и повел своих помощников в этот овраг, где ручей бежит только по весне, а сейчас почти сухо, и можно костерок развести, и протянуть к языкам пламени руки, чтобы озноб убрать. При ознобе ему всегда плохо думается. А костерок обычно помогает, снимает напряжение, дает покой душе и неторопливую ясность голове. Большой костер помогает лучше, но разводить большой костер поблизости от большого города неразумно. Отблески пламени сразу заметят и быстро здесь же «накроют»...