Борис Седов - Пленница
«И слава Богу», — обрадовалась девочка. На свою мать фрекен Бок походила лишь внешне. Тоже не отличалась худобой и маленьким ростом. В резко очерченных чертах — волевом подбородке, тонких губах, большом крючковатом носу — тоже проглядывало нечто мужеподобное, а движения были так же угловаты, как у дочки. На этом сходство и заканчивалось. К своему удивлению, Тамара обнаружила, что Анна Ивановна умеет улыбаться. И ее улыбка совсем не походит на те вымученные гримасы, которые выдавливала из себя Светлана Петровна в кабинете у следователя или на комиссии по установлению опекунства.
Как только телега остановилась возле крыльца, Анна Ивановна подбежала к Тамаре — в первую очередь не к своей дочери, а к Тамаре! — крепко прижала к себе, ткнулась губами в щечку, и девочка сразу отметила, что от этой пожилой женщины пахнет по-домашнему и по-деревенски. Почему именно так — по-домашнему и по-деревенски, — Тамара ответить не смогла бы. Но этот запах был ей приятен.
— Здравствуй, Томочка. Здравствуй, родная… Здравствуй, Света. Как доехали?
— Спасибо, ма. Хорошо.
— Ой, девочка, милая! Да ты ж вся окоченела! Петя, Светлана! Куда смотрите? Промочили девчонку насквозь!.. Пошли скорей в дом. Обогреешься, наденешь сухое. Покажу тебе твою комнату. Здесь твои вещи? — Анна Ивановна подхватила с телеги маленький чемоданчик с Тамариными пожитками.
В комнатушку, устроенную на чердаке, пришлось подниматься по крутой деревянной лестнице, и было заметно, что этот короткий подъем дался Анне Ивановне нелегко.
— Уф! Старая я уже по таким лестницам ползать, — сказала она, пристраивая чемоданчик на тумбочке, установленной возле старинной, с никелированными шариками, кровати. — Для тебя-то это не препятствие. Вспорхнешь по лестнице и не заметишь.
— Когда на улице вёдро, здесь круглый день солнышко, — сообщила Анна Ивановна. — Нравится комнатка?
— Здесь очень уютно, — кивнула Тамара. — Спасибо.
На столе, накрытом салатного цвета скатеркой, пластмассовая вазочка с букетом садовых цветов. Рядом дешевая китайская магнитола. На кресле стопка потрепанных книг.
Сразу бросалось в глаза, что к ее приезду готовились. И ей было приятно почувствовать это после месяца полного отчуждения в обществе дяди и его толстой жены!
— Ну, распаковывайся, переодевайся, — Анна Ивановна провела большой жесткой ладонью по влажным Тамариным волосам.
— Хорошо, Анна Ивановна.
— Говори проще, Тамарочка: тетя Нюра и дядя Петя.
— Хорошо, тетя Нюра, — улыбнулась Тамара.
И подумала, что этот дождливый денек стал для нее по сути первым светлым днем после смерти родителей. Оказывается, люди умеют быть приветливыми.
Для того, чтобы ожить после месячной летаргии, оказалось достаточно всего лишь встречи с Кириллом, а это совпало еще с одним приятным событием — полчаса назад домоправительница, поцеловав на прощание мать и отца и смерив строгим взглядом Тамару, размашисто пошагала в Неболчи, спеша на ленинградский поезд. Никто не вызвался ее проводить, и, как показалось Тамаре, это здорово подпортило фрекен Бок настроение.
«Так тебе и надо, Толстая Задница! Проваливай!»
— Тетя Нюра, можно на речку?
— Сходи, милая.
Тамара положила в пакет томик с «Цивилизацией статуса» Роберта Шекли. Пакет она подложит под себя, чтобы не сидеть на влажной земле. А книжку… Это будет первая книжка, которую она прочитает с тех пор, как случилась трагедия.
«О, черт! И когда же получится не вспоминать об убитых родителях постоянно?»
— Тамара, сразу за огородом тропинка. Прямо по ней, никуда не сворачивая, дойдешь через бор до ручья.
— У меня все равно нет купальника.
Купальник остался в Тярлеве, в платяном шкафу в ее комнате. Дядя с толстухой, когда перевозили Тамарины вещи, почему-то оставили его там. Так же, как и компьютер. И телевизор. И книги. И магнитолу.
Узкую безымянную речку, которую здесь называли ручьем, от маленькой, в двенадцать дворов, деревни Капраново отделяла неширокая полоса соснового леса. Но в тот вечер до речки Тамара так и не дошла.
— Привет! — раздалось за спиной, и она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Безлюдный вечерний лес, узенькая тропинка, — и вдруг прямо над ухом это звонкое «Привет!».
Тамара отпрянула в сторону и, стремительно обернувшись, чуть не приняла боевую стойку.
Ей улыбался долговязый паренек лет шестнадцати в вареных джинсах и красной цыганской рубахе, завязанной узлом на животе.
— Я тебя испугал?
— Дура-а-ак! — облегченно пролепетала Тамара. — Так и заикой можно сделать.
— Ну, извини. — Улыбка не сходила с открытой добродушной физиономии. Голубые глаза; россыпь веснушек вокруг вздернутого носа; ниспадающий на лоб чуб вьющихся льняных волос. «Ну прямо Иванушка-дурачок из сказки», — поразилась Тамара.
— Как у тебя получилось подкрасться так незаметно?
— Просто ты о чем-то задумалась. Вот и не слышала. Еще раз извини…
— …Ты ведь только вчера приехала? К бабе Нюре? Надолго? Тебя как зовут?
«Послать этого Ванюшу подальше и идти читать книжку? Или познакомиться?.. Нет, все же послать… Нет, все-таки познакомиться. Какой бы он ни был, этот деревенский Иванушка, а в его компании будет веселее.»
— Тамара, — представилась она.
— А я Кирилл.
Вовсе и никакой не Иванушка. И вовсе не деревенский, как это выяснилось уже через десять минут.
— Я из Москвы… Здесь нахожусь под надзором бабули… — без устали молол языком ее новый знакомый. — В этой деревне лишь в трех домах живут круглый год, а в остальные приезжают только на лето… У нас собралась неплохая тусовка: две сестренки из Дмитрова — Маришка и Ленка, Толстяк — вообще-то его зовут Саней, Наташка — ее дом через один от тебя… Спим до двух дня, а по вечерам всей тусой отправляемся в Неблочи. Сначала смотрим какое-нибудь дурацкое видео, потом дискотека, потом все идут на костер. И так до утра… Пойдешь с нами, Томка?
— Не знаю. Если отпустят.
— Не отпустят? Тебе сколько? Пятнадцать?
— Тринадцать.
— Ха, а выглядишь на все четырнадцать.
— Спасибо. Я сегодня поговорю насчет клуба с Анной Ивановной.
— Я сам с ней поговорю. Она меня любит. Когда у них удрала корова, я помогал им ее искать. Пошли, познакомлю с Толстяком и сестренками.
Вот так Тамара была введена в местный бомонд. И с этого дня жаловаться на одиночество ей не приходилось. Как и было здесь принято, она теперь просыпалась не раньше двенадцати, на скорую руку то ли завтракала, то ли обедала и спешила к дмитровским сестренкам, где проводила весь день, дуясь в карты. Иногда они на велосипедах ездили в Неблочи. Шатались по магазинам, в жаркие дни купались в Мете. Впрочем, тогда Тамара сидела на берегу. Не лезть же в воду в платье.
В половине седьмого начиналась подготовка к походу в ДК — сначала короткий заход в баню, потом долгое сидение перед зеркалом. И Наташа, и сестры щедро позволяли ей пользоваться своей косметикой, и Тамара под их надзором училась наводить красоту. В восемь вечера они вшестером — местные их называли капрановскими — выдвигались в Неблочи, чтобы посмотреть в видеосалоне «Греческую смоковницу» или «Голубой Гром», подрыгаться на дискотеке и, наконец, в составе огромной толпы отправиться в ближайший лесок на костер.
После первого вечера, проведенного вместе с Кириллом, Тамара пришла к выводу, что ей с ним легко и интересно. Иванушка-дурачок неожиданно оказался Иваном-царевичем и в корне не походил на тех недоразвитых недоносков, что пытались приударять за ней раньше.
После второго вечера Тамара с интересом отметила, что этот парень ей нравится.
После третьего — с трепетом в сердце почувствовала, что влюбилась.
Теперь она буквально жила ожиданием той минуты, когда вновь останется с Кириллом наедине. Он обнимет ее за плечо, шепнет: «Валим, Томка, отсюда», и они неторопливо пойдут по темной улице, удаляясь от людной площадки перед ДК.
Своим уединенным уголком они выбрали крыльцо одной из заброшенных изб с заколоченными досками окнами и густым запущенным садом, надежно укрывавшим их убежище. Кирилл расстилал на деревянном настиле крыльца свою телогрейку, Тамара удобно устраивалась на ней, облокачивалась спиной о своего кавалера и начинала с нетерпением дожидаться момента, когда он прекратит трепать языком о развеселой жизни в Москве и примется ласкагь губами ей ухо и шею. Тогда у нее моментально перехватывало дыхание, она блаженно зажмуривала глаза и безуспешно старалась унять дрожь, вдруг охватывавшую все тело. Каждую ночь она с томным замиранием сердца ждала, когда Кирилл наконец переступит через границу, которую почему-то очертил для себя. А иногда, в те моменты, когда не только трусы, но даже и джинсы насквозь промокали от переполнившей всю ее страсти, Тамаре хотелось схватить его руку и самой сунуть ее себе под футболку…
