Сергей Дышев - Куплю чужое лицо
– Ты русский? – Лао сдвинул брови, а телохранители молча сомкнули ряды.
Я почувствовал мимолетную гордость за свою родину и решил не сдаваться.
– Ваш портрет мне показали перед отлетом и приказали выйти на контакты. Откуда я знал, что вы ждете своего человека? Вы так гостеприимно пригласили меня в машину, что я только потом понял, что вы приняли меня за другого. Но отступать уже было поздно. Такие вещи не прощаются. Мне пришлось играть, чтобы не выдать себя, а потом ничего не оставалось делать, как бежать…
Бесстрастно выслушав мои оправдания и не моргнув (гранитное спокойствие – высший шик у всех узкоглазых), Лао сказал:
– Я не верю ни одному твоему слову, мерзавец! Назови имена своих хозяев!
– Пожалуйста. Юра Крестник, Жора Дюбель. Мы из отколовшейся солнцевской группировки, – я назвал первые пришедшие в голову имена. Пусть проверяют…
К китайцу подошел секретарь и, почтительно склонившись, что-то негромко сказал. Лао кивнул. Худосок вышел, вместо него на пороге появился черноволосый мужчина кавказского типа.
– Wellcome, Shomma! – Лао пошел навстречу вошедшему.
А я чуть не упал со стула. Передо мной был живой и невредимый террорист Раззаев, которого я пристрелил и сбросил с яхты в гостеприимные воды Сиамского залива. Он мельком глянул на меня и, кажется, заметил мой мистический страх. Шамиль, Шома, мой бывший сержант по Афгану, с которым через годы судьба столкнула в Первомайском. Он прославился на весь мир, когда взял в заложники целое село, которое затем снесла с лица земли федеральная артиллерия. Раззаев ушел волчьими тропами с двумя десятками боевиков и заложниками… Я достал его в Таиланде и с чувством выполненного долга отправил на дно. У меня до сих пор перед глазами его белая рубашка с сочащимися «розочками». Он не мог выжить. Но Шамиль, как вечно живое учение марксизма, стоял передо мной, гладко выскобленный, не в пример правоверным, в такой же белоснежной рубашке, голубых шортах, до колен прикрывающих кривые волосатые ноги. Трудно было узнать в нем озлобленного бородача с зеленой повязкой на лбу. Сейчас он источал благополучие, запах резкого одеколона и, как видно, успел стать хорошим другом господина Лао. А совсем недавно не было злей врагов. Бандиты мирятся быстрее, чем политики. Конечно, жизнь у них недолговечна, впрочем, как и дружба…
– Кто это? – спросил Шамиль, небрежно кивнув в мою сторону.
– Тот самый, из России, – ответил Лао. – Говорит, что из «Sun Mafia group».
– Брешет, пес, – припечатал мой бывший сержант, сверля меня глазами. – Солнцевские нас всегда поддерживают…
Только не хватало, чтобы он меня опознал.
– Ты не полицейский? – Шома взял меня за подбородок.
Я вырвался, руки у меня были сцеплены наручниками за спиной.
– Убери лапы, я тебе не девка.
– Так на кого ты работаешь? – не изменившись в лице, поинтересовался он.
Я снова назвал вымышленных Крестника и Дюбеля.
– Ни разу не слышал… – Он прищурился. – Где-то мы с тобой встречались.
И все-таки его выдавал нервный тик – последствие ранения… Живучим оказался, дьявол. Интересно, как бы он задергался, когда бы узнал, кто я на самом деле. Он пристально глядел на меня, вдруг резко задрал коротенький рукав моей футболки – обнажил татуировку: буква А в виде пика горы, нож, скрещенный с автоматом. Голова Шамиля дернулась еще заметней. Лао вопросительно глянул на нас.
– Откуда это у тебя? – резко спросил Раззаев.
– Так, – небрежно ответил я, – просто рисуночек. А – первая буква моего имени – Александр.
Шамиль резко рванул свой рукав, оголив синий рисунок. Те же горы с буквой А, нож, автомат. По одному трафарету. И накалывал знак и солдатам, и офицерам все тот же сержант Лешка Коблич, умерший в госпитале от ран через две недели после конца той войны.
– Это афганская наколка спецназа погранвойск, – по-русски сказал Раззаев.
Я молча пожал плечами, стараясь сохранять спокойствие. Голос мог выдать меня, волнение, знакомые командирские интонации… А Шома всегда был проницательным, как дьявол. Я сам учил его наблюдательности в разведке, умению угадывать присутствие противника, и он был самым талантливым учеником.
– Сними майку! – приказал он. Но для этого надо было отстегнуть наручники, и тогда он сам задрал ее и увидел то, что искал: следы ранений на спине. – Это тоже просто рисуночек? – спросил Шома и, повернувшись к Лао, на английском добавил: – Он – ветеран Афгана. Я их с первого взгляда распознаю. Ну, парень, теперь ты не отвертишься! Александр, говоришь? А по паспорту Владимир? Заврался…
Я как никогда был близок к разоблачению. Теперь оставалось надеяться только на то, что Раззаев прослышал про мою «скоропостижную кончину». Хотя и с новым обличьем шансов на помилование практически нет. В наркобизнесе людей считают на деньги и дозы наркоты. Допросят и утопят. Жаль бедную девочку. Ее не пощадят. Возможно, мы пойдем ко дну одновременно, как комплексное решение одной небольшой проблемы.
– Так где ты служил? – снова по-русски спросил Шамиль.
Я молниеносно прикинул, что назову, как и было, термезский погранотряд. Только годы – не последние наши в афганской эпопее, а на два раньше.
– Спецназ термезского погранотряда. Восемьдесят пятый – восемьдесят седьмой годы, – тоже по-русски ответил я. Куда теперь деваться…
– Офицер?
– Сержант.
– Смотри-ка, однополчанина нашел…
– А ты где служил? – небрежно спросил я бывшего сержанта Раззаева. Знал бы я тогда, в Афгане, что судьба снова и снова, как в насмешку, будет переплетать наши пути…
Шамиль пристально посмотрел на меня, видно, пытаясь ухватить, нет, не ускользающее воспоминание, а призрачный облик из прошлого…
– Черт, как ты командира моего долбаного напоминаешь… Особенно голосом. Да и фигура та же. Вот и не верь в переселение душ. Хотя, когда ты говоришь, восемьдесят пятый – восемьдесят седьмой годы? – Он, поколебавшись, все же ответил на вопрос: – В том же термезском отряде, представь себе. Только с восемьдесят седьмого по восемьдесят девятый. Осенний призыв.
– А у меня весенний, – заметил я. – Поэтому мы и не встретились. Командиром мотоманевренной группы Богданов был, так?
– Да, в самом начале, – вздохнув, подтвердил Шамиль. Взгляд у него затуманился, будто его ослепила белизна далеких афганских гор. – А потом, под конец войны, его замещал Раевский. Редкостный сукин сын…
«Сукин сын»! Конечно, я сдержался и не стал вспоминать, как Шамиль-Шома, демобилизуясь, называл меня старшим братом, клялся, что всю жизнь будет помнить ту засаду в Черном ущелье в Афгане, откуда я вывел, а кого и на своей спине выволок из окружения. Вытащил и его – на свою голову. Мало того, я научил его воевать. И судьба, великая насмешница, свела нас на чеченской войне, где мое обучение ему очень пригодилось. Зимой 1996 года он собрал отряд головорезов, с которым проник в Дагестан, прошелся вихрем по Кизляру, оставив десятки трупов гражданских и милиции, потом окопался в Первомайском. К тому времени я стал мирным журналистом по военным проблемам… Тогда, в Первомайском, у него хватило наглости предложить мне встать под зеленое знамя!
Конечно, я не ждал ностальгической благодарности. Но как он воскрес? Неужели Мария спасла тогда Шамиля? Очень любопытный факт из ее биографии.
Воспоминания Раззаева прервало появление еще одного моего знакомого – Вераксы. Я уже ничему не удивлялся. Джон давно и безуспешно охотился за мной, а сейчас молча зыркнул на меня. Желтые глаза волка-киллера профессионально ощупали мою шкуру. Он знал мою фигуру в подробностях, но она была для него неуловимой мишенью. Мой силуэт он мог узнать за тысячу метров без всяких биноклей… И вот теперь я так близок.
– Вот тот самый парень, – усмехнувшись, заметил Шамиль, – который обскакал тебя в аэропорту.
– Ах ты, тля рвотная! – Веракса судорожным движением схватил меня за горло и, как все уголовники, мгновенно впал в истерическое состояние. – Я кантуюсь там без понятий, одни косоглазые, блин, куда податься? В Москву звоню, тут, говорю, полный марцефаль. А мне – все клево, кореш, ведь тебя давно уже на корм поставили!.. Чего нам понты крутишь, гадость?
Шамиль насилу оттащил Вераксу, а я покашлял и успокоился. Джон не опознал «любимый силуэт». Потом его выгнали, а Раззаев, глянув в мою сторону, заметил:
– Этот мокрушник прост, как приклад трехлинейки. Истеричка… В спецназе таких не держали. Верно? Все же ты классно его обошел. Откуда у тебя была информация о его прибытии? И почему тогда не убрали Вераксу? Напарник подвел?
– Я ничего не знал про этого, – я кивнул в сторону двери. – Мне нужно было выйти с вами на «стрелку» и обсудить вопросы расширения каналов поставок. А тут я понял, что меня приняли за своего. И тут же решил изменить план. Я, конечно, понимаю, что действовал опрометчиво. Но, как бывший спецназовец, ты должен меня понять. В этой собачьей жизни чего не сделаешь ради денег.
