Олег Маркеев - Угроза вторжения
— Скоро появится. — Гаврилов нажал кнопку, и опять между водителем и ними встало черное полупрозрачное стекло.
— Видал, как Лужков развернулся?! — Подседерцев ткнул пальцем в боковое стекло. Машина была припаркована на углу Кропоткинской. Сразу в нескольких углах остова будущего Храма вспыхивали яркие гирлянды электросварки. С бульвара то и дело на стройку въезжала череда грузовиков, поток разношерстных легковушек послушно замирал, пропуская оранжевые тяжеловозы. — Ударная стройка первой капиталистической пятилетки!
— Кого на царствие венчать собрались? Неспроста же так гонят, будто Дворец съездов к очередному историческому заседалищу.
— Историю знать надо, чудило. То, что ты имел в виду, делалось в Успенском.
— Ага, а на Красной площади Петька головы рубил, а при Усатом там демонстрации трудящихся гарцевали. Иные времена, иное использование памятников культуры. Тем более, в Успенский бояре по ранжиру входили и было их — по пальцам перечесть, а нынешних только в таком огромном и разместишь, и то еле влезут, если халявщики прорвутся.
— Никита, слухи все это. Уж кто-кто, а я бы первым знал, — отмахнулся Подседерцев.
— Само собой, Служба Охраны Президента! — Гаврилов изобразил на лице немое восхищение.
— Нет у меня настроения… — Подседерцев не успел закончить, в рации пискнуло, потом чей-то голос резко бросил: «Объект вышел. Третий, принимай!»
— Завертелось! — потер ладони Гаврилов.
— Можем ехать?
— Не, погоди! Я специально тебя привез на эту хохму посмотреть. — Гаврилов опустил затемненное стекло. — Смотри через лобовое. Вон наш казачок чешет.
Подседерцев подался вперед, вглядываясь в фигуру молодого мужчины, кутавшегося в плащ, хлопающий полами на резком ветру. Гаврилов, любитель циничных шуток, прозвал его казачком засланным, вспомнив фразу из советского боевика «Неуловимые мстители». Прозвище настолько точно соответствовало функции молодого человека в предстоящей операции и так выражало едва скрываемое презрение, испытываемое к нему Гавриловым, что прозвище само собой стало оперативным псевдонимом.
— Дохлый он какой-то, — как бы разочарованно протянул Подседерцев. — На фотографии лучше смотрелся.
Сейчас он был от души благодарен Гаврилову, в теле приятно заныла давно забытая струнка — началась охота.
— Не туда смотришь, — подтолкнул его локтем Гаврилов.
За Казачком, особо не скрываясь, топала наружка — один пристроился сзади, второй задержался у светофора.
— Твои?
— В том-то и дело, что нет! — радостно, как фокусник, только что вытащивший из рукава живого кролика, ответил Гаврилов.
— Банковские? — Подседерцев профессиональным взглядом оценил работу наружки. То ли банковская служба безопасности совсем осоловела от безделья, то ли с кадрами у них проблема, но такой халтуры он не видел давно.
— Естественно, Боря!
— Выходит, клюнули, сволочи! Да, кстати, кто в банке шеф безопасности?
— Из бывших ментов.
— Это хорошо. Чужих не жалко. — Подседерцев, как все служившие на Лубянке, относился к милиции с нескрываемым презрением, как индийский брахман к касте неприкасаемых.
Наружка проводила казачка до черного «мерса», срисовала номер машины и непринужденной походкой пошла к метро.
— Вот такие дела, Боря! Клюнули, как и обещал. За любым перспективным новичком у них пускают «хвоста». Недели две будут проверять, пока не убедятся, что с ним можно иметь дело. Только после этого начнут гонять через него кредиты. Так что — с почином тебя, Боря. А теперь пошушукаемся. — Гаврилов вернул стекло в исходное положение, закурил. — Теперь о серьезном, Борис. Казачок — ерунда. Через его фирму, если ее как следует подкормить, мы влезаем в банк. Это все, что от него требуется. А начнет гореть, загашу первым и без шума. Пора крутить второй эпизод. Как приказывал, Журавлева я обложил, пора вербовать.
— Что-то сомневаюсь я, так ли уж он нам нужен?
— Не понял! Вы что — уже все переиграть решили? — Гаврилов, почувствовав неладное, напрягся. — Началось! Елки зеленые, ну когда у нас перестанут планы операции по ходу дела перекраивать! Я-то думал, хоть твоя контора умнее. — Гаврилов зло ткнул сигаретой в пепельницу. — Сомневаешься — ставь на операции крест. Пока не поздно. Я не царь и не бог. У меня всего лишь агентство безопасности. Гоняем братву и следим за тощими любовницами толстых дядек. Ни сил, ни средств завалить этот банк у меня нет.
— Без тебя повалим, ты только начни.
— Вот и валите без меня! Ты в Кремль задницу унесешь, а меня на лапшу порубят. Вместе с семьей, кстати!
— Не верещи! Я обещал — прикрою.
— Во! Гроб мой вы прикроете трехцветной простыней…
— Ты аж взмок, Гаврилой! Остынь. Все останется, как планировали. Не я, а начальство сомневается. Нам с тобой уже отступать некуда, а им к этой мысли еще привыкнуть надо. — Подседерцев усмехнулся. Гаврилов в КГБ прослужил не меньше его, все подводные течения и негласные правила игры знал отлично.
— И ты, Боря, вместе с ними? — Гаврилов сделал постное лицо.
— Волей-неволей. Наведенный психоз, как говорят врачи. — Подседерцев недовольно поморщился. — Когда встреча с Журавлевым? — уже другим, начальственным тоном спросил он.
— Планировал на послезавтра.
Хлопнула дверь — вернулся парень, посланный за водой. Стекло не опустили, а сам стучать не решился.
Гаврилов помолчал, глядя в окно, где за черным стеклом вспыхивали светлячки электросварки.
— Что притих? — не выдержал Подседерцев.
— С этим Журавлевым не все так просто. Вчера на него поступили новые данные, хочу, чтобы ты их посмотрел. Короче, весь сценарий работы с Журавлевым надо менять.
— Что он там успел накуролесить?
— Решил выйти на инициативный контакт, если говорить по-нашему. Можно сказать, дал объявление: «Согласен сотрудничать с кем угодно, но за большие деньги». Поехали ко мне, посмотришь материал по Журавлеву. Мое дело прокукарекать, а рассветет или нет — уже не мне решать. Ты хозяин операции, тебе и карты в руки.
Теперь паузу взял Подседерцев. Шевелил толстыми губами, будто молился. Гаврилов отлично знал эту привычку. Сейчас спрятанный под этим тяжелым черепом компьютер гоняет варианты.
— Думаешь, я должен быть на встрече? Так сказать, задавить авторитетом? Один боишься завалить вербовку?
— Боюсь ошибиться. Можем сделать так: ты сидишь в засаде, а я кручу Журавлева. Понадобишься, я тебя запускаю, как Невский — засадный полк. Хорошо разговор пойдет — не выходишь.
— Гаврилов, ты агент Моссада, что ли? — вскипел Подседерцев. — Если да, так и скажи, не томи душу. На кой хрен ты меня, действующего опера Службы Безопасности Президента, перед левым человеком светить решил?!
— Он в деле, Борис. По уши, хотя сам о том еще не ведает. Без него мы ни фига не сварим. В конце концов, он включен в план операции и должен сделать то, что от него требуется, так я понимаю. Наше с тобой дело — всеми правдами и неправдами обеспечить его участие. А на крайний случай — гробовое молчание.
Подседерцев чутко уловил легкое ударение на «наше» — Гаврилов четко расставлял все по своим местам: они в связке, независимо от званий и положения.
Подседерцев потер высокий бугристый лоб. Гаврилов нутром ощутил, как тот старательно конструирует ответ. И правильно делает, пойдет охота в полный рост, будет не до разговоров.
— Запомни, Никита, — медленно, растягивая слова, начал Подседерцев. — В этом банке находятся деньги, которые мне нужны. И я их возьму. С тобой или без тебя, но возьму. — Он поднял широкую ладонь, не дав Гаврилову открыть рта. — Если ты в деле, если тянешь свой участок работы, тебе и решать, что и как делать. Можешь хоть пол-Москвы завалить, успех все оправдает. Боя без убитых не бывает. Но упаси тебя бог, Никитушка, от провала.
— Типун тебя на язык, Борис! — Гаврилов шутливо перекрестился.
Подседерцев заметил мелькнувший в глазах Гаврилова страх и решил дожать:
— Разорить один из крупнейших банков — это тебе не ларек спалить. Вспугнем их раньше времени, можно заказывать по дубовому ящику. При малейших признаках провала наши начнут рубить хвосты. Меня размажут по асфальту, но перед этим потребуют, чтобы я отрубил висящие на мне концы. А это ты, Никитушка. Не бывший опер Журавлев, который в этом деле лишь пешка, а ты. Можешь мне верить, я это сделаю. И еще. Только посмотри на сторону — и ты труп. И ничьей резолюции мне на это не потребуется. На ящик из полированного дуба губу не раскатывай. Сожгу в печке, на хрен, как гребаного Буратино, понял?
— Нате вам, приехали! — Гаврилов в сердцах хлопнул себя по колену. — Да я с тобой который год дела кручу, ты вспомни! Мы теперь навечно повязаны… — Кандидатура бывшего опера Журавлева на должность козла отпущения как на случай провала, так и на случай возможных ответных ходов тех, кто стоял за банком, Гаврилова вполне устраивала. По сути, Подседерцев был прав: при провале «по цепочке» звенья рубятся беспощадно. Но стать одним из них Гаврилову абсолютно не улыбалось. Он хотел продолжить и намекнуть на несколько особо щекотливых дел, проведенных им для Подседерцева, но быстро сообразил, что не время поминать старые заслуги.
