Дальше живут драконы 2 - Александр Афанасьев
— Что ты тут делаешь? Как ты смел сесть за мой стол?
Официант не двинулся с места, он рассматривал генерала как какое-то насекомое.
Генерал попытался поднять руку, чтобы приказать официанту уйти — но почувствовал, что его рука не слушается его. И он понял, что еда, которую он ел — была отравлена.
— Как ты смеешь? — прохрипел он — я генерал императорской армии. Я сделал для этой страны…
— Ты обезьяна — сказал официант — и твой отец тоже был обезьяной. Что касается меня, то я никто и звать меня никак. Я ничего не сделал для этой страны и ничего не собираюсь делать. Я прошу у тебя прощения тысячу раз за то, что тебя убил, и прошу прощения сто тысяч раз у ками[102], которые все это видели. Надеюсь, в следующей жизни тебя ждет нечто лучшее, чем то, что было в этой, и мы сможем стать друзьями.
С этими словами — официант бросил на стол какую-то бумажку, проворно собрал со стола какую-то утварь и вышел. Генерал хотел что-то сказать, но теперь у него отказал и язык.
Охрана пропустила официанта потому что — что может быть привычнее и нормальнее в ресторане, чем официант, собирающий посуду.
Охрана ворвалась в кабинет генерала через двадцать минут, когда он был уже мертв. На столе они обнаружили бумажку с написанным каллиграфическим почерком иероглифом «ива», обозначающим тотемное дерево ниндзя.
Эпилог. Граница Желтороссии и континентальной Японии. 30 апреля 1980 года
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.
Там врагу заслон поставлен прочный,
Там стоит, отважен и силен,
У границ земли дальневосточной
Броневой ударный батальон.
У границ земли дальневосточной
Броневой ударный батальон….
На границе тучи ходят хмуро
Пограничная зона. Здесь ничего не строили, основные заводы и города были южнее. Мертвая земля, на которой еще сохранились следы русско-японской войны.
Утром, еще потемну — колонна из нескольких внедорожников и тяжелого бронетранспортера выдвинулась с крайнего блокпоста охраны КВЖД — тут она совсем близко подходила к границе. Военные, одетые в форму казачьей конвойной стражи — были на удивление хорошо для стражи вооружены, и на каждом внедорожнике был пулемет.
Кто это такие можно было понять по тому, что в каждом экипаже машины был обязательно китаец — переводчик.
Военные. Спецназ.
Колонна шла по направлению к мосту. Это был один из двух мостов, сохраняемых не разрушенными между северным и южным Китаем. Сохраняли его для таких случаев как этот. Сейчас было еще темно, только на горизонте едва тлела заря, да туман слался космами, цепляясь за землю как репей.
А вот и плакат.
На огромном плакате по-русски и на упрощенном китайском было написано
Стой!
До границы один километр.
Дальнейшее следование военных без особого на то приказа запрещено!
Машины прокатились мимо, не заметив плаката.
Командовал отрядом полковник с позывным «Пасечник». Позывной у него был такой интересный, потому что его хобби и впрямь было — пчелы. Он улучшал породу пчел, посылал куда-то маток и сам получал и хотел получить сто сортов меда — именно сто, от разных цветоносов. Сейчас было семьдесят с чем-то, но полковник не сдавался, выставлял ульи в самых неожиданных местах, и его подчиненные в личное время солдата частенько пробовали новый мед из банок, а потом сосредоточенно писали на бумажках впечатления, на что похож его вкус.
Сейчас полковник — каменная глыба, центнер мышц — сидел в головной машине и лаялся в трубку рации со штабом.
— Мы уже вышли… этого только не хватало… да мне хоть … …! Да я не испытываю терпение… и как вы его доставите… японцы ждать не будут… ладно, добро. Догоняйте
Бросил трубку и заключил
— Черт знает что…
В паре десятков километров — нервные штабные вывели из приземлившегося вертолета парня в кадетской форме и посадили в Форд — машину самого командующего округа. Заместитель командира по воспитательной работе стукнул по крыше — высунулся водитель, как и все водители генералов круглолицый и наглый
— Гони не останавливаясь.
— Есть.
— Бегом! А то на бочку пойдешь.
— Есть.
Бочкой — называли машину ассенизации
Колонна встала перед мостом. Это был не первый обмен, но всех потряхивало: никогда не знаешь, как будет. Подошли двое снайперов с крупнокалиберками
— Давайте…
Позицию полковник не называл — сами знают. Не первый день замужем.
— БТР отвести?
— Нет, пока тут.
…
— Там еще нас машина догоняет. Командующего.
— Е…
— Какого-то пацана прислали, вертолетом. Вроде того который оттуда вернулся
— Его же сам Государь награждал
— То-то и оно. А нашим только бы выслужиться…
Машина командующего подлетела быстро, всего через пятнадцать минут. С заднего сидения выбрался молодой, совершенно не героического вида паренек в военной форме. Определив старшего, подошел, козырнул
— Господин офицер…
— Отставить, кадет. Машину отпусти. И давай к нам на инструктаж…
За то время, пока Борька был на свободе — много чего произошло. Он лечился в больнице, потому что подхватил какую-то тропическую лихорадку, потом вылечился и его и других пацанов принимал Наследник Цесаревич. Наследник оказался на удивление простым в общении, он заинтересованно расспрашивал что и как было, а они рассказывали. Потом он видел и Государя, но коротко — во время вручения наград. Сам Борька получил Георгиевский крест четвертой степени, чем очень гордился.
Домой он не вернулся. Все понимали, что японцы будут искать их, чтобы убить — и потому все семьи вывезли с Дальнего Востока. Их скаутский отряд распался, кто-то теперь был на Черном море, кто-то в столице — а отца Борьки перевели в Новониколаевск, столицу Сибири и он там теперь жил. По распоряжению Наследника Цесаревича его в порядке исключения зачислили в Новониколаевское, Его Величества пехотное училище. Так как он был еще несовершеннолетним, его зачислили в казачий класс — казачат принимали с четырнадцати лет. Казачата встретили его — не казака — очень сурово, не раз пришлось драться и быть битым. Но теперь все было нормально, у него даже появились друзья из казачат, с которыми он делил все
