Крэйг Томас - Дикое правосудие
– Автомобиль! Бог ты мой, мы можем воспользоваться его автомобилем! Смотрите – водитель ждет, чтобы забрать его. Он никуда не летит! Он выйдет перед самым вылетом, должен выйти…
Лок побежал вдоль стены ангара. Гофрированные выступы мелькали, сливаясь в одну сплошную полосу. Водитель стоял спиной к нему. Лок слышал смех – должно быть, солдаты, которые находились вне поля зрения. Он слышал свист своего дыхания, стук сердца, звон крови в ушах. Он не знал, следуют ли за ним все остальные. Сейчас он мог видеть только самолет, плавно двигавшийся на фоне серого неба, похожий на огромного голубя с эмблемой «Грейнджер–Тургенев» на борту. У него так пересохло в горле, что он не мог сделать глотательное движение. Все происходило словно в насмешку над ним. «Грейнджер–Тургенев»…
Ярость, отчаяние, безнадежность – он все вложил в удар, нанесенный стволом «Макарова» в изумленное лицо водителя, наполовину повернутое к нему. Лок еще смотрел на тело, когда чьи-то руки схватили его и втолкнули в обитый кожей салон автомобиля. Кто-то, постанывая от боли, тяжело рухнул на сиденье рядом с ним, третий уселся за руль. Дмитрий – первый, кого ему удалось узнать, – захлопнул дверцу со стороны переднего пассажирского сиденья. В следующую секунду Марфа тоже влетела в салон и придавила Воронцова, у которого вырвался болезненный вскрик. Лицо майора приобрело пепельно-бледный оттенок. В машине было жарко от их безумного возбуждения.
– Поезжай помедленнее, – прохрипел Воронцов, корчась от боли и хватаясь за грудь.
Любин повернул руль. Включенный двигатель тихо заурчал, и «мерседес» неторопливо покатился по заснеженному бетону. Лок оглянулся через плечо. Тело водителя, лежавшее в снегу между двумя ангарами, было хорошо различимо даже издалека.
Они миновали группу военных, собравшихся вокруг грязно-серого армейского грузовика. Те пили кофе или водку, не обращая ни малейшего внимания на проезжавший мимо автомобиль. Любин свернул на рулевую дорожку и пристроился за самодвижущимся трапом, сопровождавшим «лиар-джет». Тургенев собирался выйти перед самым взлетом, поэтому его личный «мерседес» должен стоять наготове.
Самолет доехал до конца рулевой дорожки и начал поворачивать на взлетную полосу. Пассажирская дверь, по обе стороны от которой располагались два небольших салона, открылась темным провалом в пустоту. Лок задержал дыхание.
– Медленнее, – настаивал Воронцов, скрипя зубами от боли.
Пассажирский трап ехал в двадцати ярдах перед «мерседесом». «Лиар-джет» закончил разворот: теперь его нос указывал на дальний конец взлетной полосы. Лок услышал собственный шипящий вдох, когда в проеме двери появилась высокая фигура в меховой шапке и темном пальто хорошего покроя. Тургенев. Имя наполнило рот Лока слюной, словно в предвкушении деликатесного блюда.
Здание терминала отсюда казалось сплошной стеной из тусклого стекла, на фоне которой выделялись темные силуэты одного из бронетранспортеров и самоходного орудия. Пассажирский трап остановился, и гидравлические поршни выдвинули верхнюю ступеньку вровень с открытой дверью. Казалось, все замедлилось и стало более отдаленным, хотя, возможно, этот эффект был вызван затемненными стеклами «мерседеса». Воронцов с беспокойством наблюдал за Локом. «Мерседес» остановился у подножия трапа.
– Пойду только я, – предупредил Лок. – Когда он спустится до половины трапа. Не раньше, не…
– Не убивай его, Лок!
Лок не ответил, положив руку на дверную ручку. Они молча, напряженно наблюдали за американцем, словно зрительская аудитория перед кульминационным моментом драмы. Тургенев помахал рукой кому-то в переднем салоне, затем ступил на короткий лестничный пролет.
– Смотрите! – выдохнула Марфа, указывая в сторону ангаров. – Они нашли водителя!
Люди в форме собрались между двумя ангарами. Их маленькие фигурки на расстоянии казались муравьями, окружившими дохлую муху. К ним подъезжал горбатый «уазик». Лок повернулся к трапу и, к своему ужасу, увидел, что Тургенев медлит на вершине трапа, держась одной рукой в перчатке за металлический поручень. Русский не был встревожен – просто с любопытством вглядывался в происходящее у ангаров, прищурив глаза. Знакомый автомобиль, стоявший внизу, действовал успокаивающе.
Иранец наверняка вооружен, а вот Тургенев…
…Сейчас!
Лок распахнул дверцу, выскочил наружу, заскользил по льду на пути к трапу. Ухватившись за поручень и подняв голову, он сразу же понял, что Тургенев узнал его. Русский быстро повернулся, собираясь исчезнуть в салоне. Ботинки Лока прогрохотали по металлическим ступеням. Однако Тургенев оказался проворнее: ему понадобилась лишь доля секунды, чтобы оправиться от потрясения и перейти к действию.
Топот других шагов по скользким обледеневшим ступеням. Тургенев, поворачивающийся в дверях, его рука, нырнувшая за отворот пальто… Расстояние было слишком велико, времени не хватало. Лок казался самому себе старым, немощным, неповоротливым…
Но это ощущение моментально исчезло, когда он уловил запах кашемирового пальто Тургенева, его лосьона после бритья. Лок уже не бежал, а летел. Столкновение… Лок врезался в металлическую дверь и едва не потерял сознание. Голова раскалывалась от боли. Его руки тянулись к Тургеневу, но тот увернулся с изяществом матадора и исчез за занавеской, закрывавшей проход в передний пассажирский салон. Лок приложил руку ко лбу. Его перчатка намокла от крови. Любин, затем Дмитрий возникли в дверном проеме, за ними виднелась голова Марфы.
Лок молча указал вперед, затем, пошатываясь, отдернул занавеску. Он увидел Тургенева в другом конце маленького салона, у дверей кабины пилотов. Тот даже повернулся, чтобы посмотреть на преследователей, – встревоженный, застигнутый врасплох и все же странно равнодушный.
Иранец вскочил с кресла и свирепо уставился на непрошеных гостей. Вооружен, в жестко вытянутой руке – пистолет. Ни секунды промедления, настоящий профессионализм.
Лок выстрелил дважды. Кровь из простреленной головы иранца забрызгала потолок и стену салона. Левая рука Лока чуть не вывернулась из сустава от удара единственной пули, выпущенной Хамидом. Лок покачнулся и тяжело опустился на ручку ближайшего кресла. Искаженное ужасом лицо мужчины средних лет смотрело на него из-за очков с толстыми стеклами.
– Остановите его! – простонал Лок.
Дверь в кабину пилотов уже закрывалась за Тургеневым. Страшный сон стремительно становился явью. Тургенев не позволял взять себя в заложники, не позволял захватить самолет…
– Боже, остановите его! – прорычал Лок.
Дмитрий бросился к двери. Он ухватился за ручку, когда Лок услышал первый выстрел. Дмитрий рывком распахнул дверь. Второй выстрел эхом отдался в салоне. Кто-то захныкал от страха. Через открытую дверь Лок мог видеть Тургенева, стоявшего между креслами двух пилотов, в каждом из которых скорчилось неподвижное, безжизненное тело. Тургенев застрелил командира и второго пилота. Теперь они никуда не могли улететь.
Тургенев бесстрастно отвернулся и выключил двигатели. Дмитрий, разъяренный этим движением, ударил его по руке рукояткой своего пистолета. Оружие Тургенева со стуком упало на пол кабины, и черты его красивого лица на мгновение исказились от бешенства. Потом он пожал плечами, потер ушибленную руку и поднял ее в презрительной пародии на капитуляцию. Одутловатое лицо Дмитрия выражало нескрываемое потрясение. Тургенев вошел в пассажирский салон, и Дмитрий закрыл дверь кабины, где лежали трупы пилотов.
Кто-то завизжал на высокой, пронзительной ноте, словно сирена противоугонной сигнализации. Воронцов повернулся и увидел, как Марфа отвесила стюардессе звонкую пощечину, а затем прижала женщину к себе. Та уткнулась в воротник ее пальто и тихо зарыдала, дрожа всем телом.
Лок взглянул на свою раненую руку. Кровь запачкала рукав его пальто. Как это ни странно, он вообще не испытывал боли. Лок еще находился в травматическом шоке. Он положил руку на колено, не обращая внимания на трясущиеся губы мужчины в очках, сидевшего рядом с ним. В горле першило от вони горелого пороха. Он кашлянул, и на его руку вдруг выплеснулась струйка крови. Кровь стекала по его губам, по подбородку. Он осторожно расстегнул пальто. Грудь его клетчатой рубашки потемнела от крови. Его охватил цепенящий ужас, проснувшийся вместе с соленым привкусом крови на языке, снова наполнившей рот. Единственный выстрел иранца пробил его руку – и легкое.
Воронцов потрясенно смотрел на него.
– Похоже, джентльмены, наш полет откладывается на неопределенный срок, – объявил Тургенев.
Воронцов поднял пистолет, который держал в левой руке, но не выстрелил и не ударил Тургенева. Воображение нарисовало ему одинокий самолет, взлетную полосу, отъехавший пассажирский трап, терминал, диспетчерскую башню и окрестности аэропорта. Игра была проиграна.
