Пётр Разуваев - Русский калибр (сборник)
— Я сдаюсь, Давид. Вы самый умный в этом городе, и я вас внимательно слушаю.
— Американцы сдадут ему Кольбиани, а синьорина Бономи станет единственным и главным партнёром месье Дюпре в Италии. Взамен… Моё молчание будет той ценой, которую заплатит ваш отец. Уверяю вас, он это сделает.
— Вас это радует?
— Нет, Андре. По ряду причин меня это просто не волнует. Кстати — ещё есть господин Стрекалов, вы не забыли?
Я уходил от Давида со странным ощущением. Фактически, он сейчас рассказал мне, как именно ему предстоит умереть. Но у меня осталась твёрдая уверенность в том, что на самом деле Давид думает совсем иначе, чего-то недоговаривает, о чём-то умалчивает. Как и все остальные. Какой-то заговор молчания, честное слово. А может быть — он по-прежнему играет со мной в шахматы?
* * *Но в том, что касалось судьбы Кольбиани, Давид оказался прав на сто пятьдесят процентов. В этом я убедился утром следующего дня. В доме существовала защищённая от прослушивания внутренняя телефонная линия, и звонок Рихо застал меня в ванной. Выругавшись и бросив на мраморную плиту зубную щётку, я наспех прополоскал рот и ринулся к телефону.
— Андре?
Он что, рассчитывал на беседу с Санта-Клаусом? У меня с утра было плохое настроение, и я с удовольствием рявкнул в ответ:
— Нет, мистер Эвер, это приёмная апостола Павла. К какому часу вы будете?
— Понятно, — ответила трубка голосом Рихо Арвовича. — Бросай валять дурака, одевайся и приходи ко мне в кабинет. Ты мечтал прогуляться? Я тебя приглашаю. Сегодня по плану — охота на жирного итальянского барсука. Ты участвуешь? Или я тебя вычёркиваю?
— Бегу, — коротко ответил я и бросил трубку на кровать. Рихо указали цель. Это стоило видеть.
Синьора Эвера я застал в его кабинете, который располагался на «минус втором» этаже. То есть — метрах в пятнадцати ниже уровня моря. Или суши, чёрт его разбёрёт. В общем, под землёй. Рядом находилось просторное помещение, более походившее на офис биржевой фирмы — много столов, компьютеры, постоянные телефонные звонки. Пятеро «мальчиков» умело и деловито распоряжались всем этим подмигивающим и позванивающим хозяйством. Сам шеф сидел в соседней комнате, отделённой от «операционного зала» прозрачной перегородкой, закинув ноги на низкий компьютерный столик и время от времени одним глазом поглядывая на экран стоявшего перед ним монитора.
— Что-то ты долго идёшь, — с укоризной сказал он, когда я вошёл. — Я тебя пригласил разделить со мной радость, а ты еле ногами передвигаешь… Бери кресло, садись.
Плюхнувшись в кресло, я с удивлением уставился на новый элемент интерьера, которого раньше здесь не было: на противоположной от Рихо стене сейчас висел большой деревянный щит, отдалённо напоминавший доску объявлений. Во всяком случае, на нём также присутствовало множество фотографий, пришпиленных цветными кнопками. В несколько фотографий были воткнуты узкие и длинные ножи, идеально подходящие для метания. А ещё с десяток таких «булавок», упакованных в перевязь, лежали на коленях у хозяина кабинета.
— Праздник у меня сегодня, — пояснил он в ответ на мой невысказанный вопрос. — Хочешь выпить? Ну — коли нет, таки нет…
— А ножи? — осторожно спросил я.
— Руку разрабатываю, — сказал Рихо, не отрывая взгляда от монитора. Внезапно его лицо озарила довольная улыбка.
— Отлично! — Короткий взгляд на часы. — Восемь двадцать две. Успеваем. Счастливого пути, синьор Луккези…
С этими словами он ловко перехватил правой рукой стальной клинок и, коротко размахнувшись, метнул его в доску. Остриё пробило лоб изображённого на фотографии толстяка. Я постепенно начинал понимать.
— А кто остальные? — тихо поинтересовался я.
— Барсуки, — ответил Рихо, внимательно наблюдая за экраном. — Ты уверен, что не хочешь выпить? Ага! Есть!
И ещё один нож с глухим стуком вонзился в щит, пришпилив фотографию моложавого мужчины в элегантном сером костюме. Я быстро пересчитал те фото, что ещё оставались целыми. Девять штук. Плюс семь уже «оприходованных» — итого шестнадцать.
— Варфоломеевская ночь? — спросил я у Рихо. Он кивнул.
— Ага. Избиение не агнцев, но — козлищ. Вон тот, последний, — Лучиано Феррони, глава семьи Феррони. Редкая сволочь и большой друг синьора Кольбиани. Рядом — Грациано Скьянти. То же самое. Короче, старые, добрые друзья. Я решил, что вместе им в аду будет намного веселее.
— Понятно. И долго ты это планировал?
— Неделю. То есть следили мы за всеми этими синьорами почти месяц, но окончательно операция была разработана на днях. Нравится?
— Впечатляет, — вздохнул я. — У тебя талант прирождённого стратега.
— Ха! Я, по-твоему, Высшее командное училище зря закончил? Между прочим, с отличием. Другого выхода не было. Ага! Восемь тридцать четыре. Удачи, синьор Поликано!
Очередной нож улетел в цель.
— А какой во всём этом смысл? — спросил я, наблюдая за ним.
— Исключительно практический. На десять утра назначено бракосочетание синьорины Радиче и синьора Кольбиани-младшего. Со стороны жениха, помимо отца, соберётся весь цвет и бомонд. Друзья и коллеги, так сказать.
С этими словами Рихо с силой метнул клинок в большую фотографию дона Кольбиани, расположенную на почётном центральном месте.
— Приглашаю, — он резко обернулся ко мне. — Поехали, такого ты ещё не видел. Мои ребята уже на местах. Ну?
— Поехали, — я пожал плечами и вытянул вперёд правую руку, ладонью вверх.
— Чего тебе? — Он секунду недоуменно смотрел на меня, потом сообразил. — А! Оружие? Да пожалуйста…
Достав из ящика воронёный пистолет, он кинул его через стол. Поймав на лету «игрушку», я удивился. Во-первых, это была излюбленная мною «Беретта 92F», а во-вторых… Отличать пистолет со снаряжённым магазином от пистолета с магазином разряженным я научился очень давно. Выщелкнув пустую обойму, я вопросительно уставился на Рихо. Он ухмыльнулся.
— Обойму? Не дам. Она тебе не понадобится. Я же тебя не воевать приглашаю. Так, полюбуемся. Смотри, — и, вытащив из плечевой кобуры свой пистолет, он положил его на стол.
— Видишь? Я вообще ствол с собой не беру.
— Хватит мне сказки рассказывать! — рявкнул я. — У тебя на каждой ноге по револьверу, я же прекрасно знаю!
— А вот и не угадал, — он хитро прищурился. — Можно было бы заключить пари, да времени нет. На, смотри, извращенец…
И он ловко поддёрнул вверх обе штанины. Пришлось сдаться. Чехлы на обеих голенях были, но сами стрелялки отсутствовали.
— Ладно, чёрт с тобой… Экскурсия так экскурсия.
* * *— Ты замечательно выглядишь, — сказал Рихо, в последний раз придирчиво изучив мой наряд. — Я уже говорил, что ты похож на молодого Делона?
— На себя посмотри! — огрызнулся я. — Звериное лицо эстонского национализма…
— Ага… — неопределённо поддакнул он. В этот момент тихо курлыкнул его сотовый телефон. Выслушав звонившего, Рихо удовлетворённо хмыкнул и улыбнулся. — Всё. Аллес капут. Все шестнадцать. И нас уже ждут на площади. Двинулись?
— Двинулись, — согласился я. И бросил на соседнее сиденье бесполезный пистолет. Рихо ехидно усмехнулся, но промолчал.
Церемония бракосочетания проходила в здании муниципалитета, расположенном в самом центре Рима, на Капитолийском холме. По всей видимости, младший Кольбиани уже успел познать узы брака, потому что обычно такие сделки итальянцы предпочитали заключать в храмах. Но — в первый и единственный раз. Перед Богом жена может быть только одна, зато со светскими властями можно было договариваться по мере необходимости.
На большой площади перед Дворцом Сенаторов никогда не бывало малолюдно. Неисчислимые туристы со всех концов света с утра до поздней ночи бродили по «историческому центру города», отдавая должное экскурсионной программе. Желающих вступить в законный брак тоже хватало, а если учесть, сколько родственников, друзей и знакомых присутствовало на каждой итальянской свадьбе, становилось понятно, откуда возникало всё это столпотворение. Впрочем, сегодняшнее утро было посвящено одному браку. Дон Кольбиани женил сына не каждый день, и уж на это событие он не пожалел ни сил, ни денег. К тому же хитроумный дон всё ещё чувствовал себя «на коне», и удачное совпадение семейного торжества с успехами в бизнесе делало его счастливым вдвойне. Это я заметил, едва только его сияющая физиономия показалась в дверях муниципалитета. Несколько крепышей, одетых, несмотря на жару, в строгие чёрные костюмы, довольно профессионально взялись оттирать толпу зевак от появившейся на площади процессии. Впереди шёл новобрачный — полный мужчина лет сорока, весьма похожий на самого дона Кольбиани, а рядом с ним шествовала юная красавица, выглядевшая в своём роскошном белом платье настоящей царицей. Мне невеста очень понравилась, я так и не понял, с какой стати Паола обозвала её «ничтожеством»? Возможно, конечно, что синьорина Радиче — пардон, теперь уже синьора Кольбиани — являлась законченной идиоткой, но при её внешности наличие или отсутствие ума не имело никакого значения. Красивые женщины вообще не часто бывают умными, умные — красивыми, а если последнее и случается изредка, то в девяноста девяти случаях из ста мир получает классическую стерву. А зачем, спрашивается, миру стервы?
