Михаил Рогожин - Новые русские
— Что с твоей девочкой?
— Моя дочь попала в компанию наркоманов. Но она с ними недавно…
— А кто такой Гнилой?
— Не знаю. Она бредит им. Скорее всего, тоже наркоман… — Макс инстинктивно оглядывается по сторонам, хотя понимает, что, кроме них, никого нет. Стараясь быть убедительным, излагает свою версию пропажи Глотова.
— Алевтина слышала, как некий журналист, Лев Иголочкин, приказал Гнилому кого-то убить и пообещал гонорар за это в спортивной сумке. А незадолго до этого тот же Лев познакомился со мной и предложил спасти мою дочь в обмен на некоторые услуги. Да, потом именно он принес мне ту самую спортивную сумку и попросил оставить ее в машине Глотова. Получается, Глотова убил наркоман Гнилой, а заплатил за это журналист Иголочкин, — закончил Макс, сам пораженный простотой и ясностью своей версии.
Артемий, до этого стоявший напротив Макса, садится рядом с ним и, как кажется Максу, шмыгает носом, желая сдержать непрошеную слезу. Такой железный человек и так близко к сердцу принимает гибель товарища. Через некоторое время Артемий громко проглатывает комок, застрявший в горле, и строго подытоживает:
— Из рассказа получается, что ты — главный соучастник в убийстве… Да как же ты мог! — с этими словами он хватает обалдевшего Макса за волосы, тянет вверх, заставляя его подняться во весь рост.
— Соображаешь, из-за кого погиб наш друг? Из-за тебя, агнец мой!
Бессильно разжимает кулак, с презрением отдергивает руку от головы Макса. Замолкает, с трагически опущенным вниз лицом.
Макс стоит перед ним навытяжку — ни жив ни мертв. Он в ужасе от чудовищности поступка, совершенного по недоумию. Шумно выдыхает воздух, путается в желании объяснить Артемию о своем решении признаться Глотову.
Борис Ананьевич сам обрушил на него известие об измене Веры. После этого Макс потерял контроль над своими действиями.
Понтифик в ответ качает головой и повторяет односложное: «Ай-ай-ай… Ай-ай-ай…»
Лицо Макса пылает, словно от пощечин, по телу струйками сбегает пот, руки дергаются в странных необъяснимых жестах, и он не может их успокоить.
— Я вижу один выход, — заключил Артемий, — тебе придется пойти и сдаться в милицию.
Подумав, добавляет:
— Но в таком случае, я потеряю еще одного товарища. Ведь я в тебя поверил, надеялся, придет время, и станешь моей опорой. Ай-ай-ай…
Максу и самому ясно, другого выхода нет. Ему не страшно, но стыдно перед Артемием.
— Мою вину доказывать не надо, нет мне прощения, но прошу вас, понтифик, верьте мне.
Артемий не реагирует на его покаяние. Шмыгает носом и буднично, без нажима, спрашивает:
— Сложно поверить в отсутствие злого умысла с твоей стороны. Борис был любовником Веры. Так, кажется, зовут твою жену?
— Был? — изумляется Макс.
— Был, был, к чему лукавить. Он просто пожалел тебя и не признался. Милиционеры поймут твою ревность. Но она не облегчает наказания. Лет десять строгого режима получишь. Ох, жалко мне тебя терять…
Макс в истерике падает на колени, хватает руки Артемия, кричит:
— Верьте же мне! Я не виноват! Вернее, виноват, но не сообщник… Я не могу человека убить, — рыдания, смешавшиеся с кашлем и спазмами желудка, не позволяют продолжать дальше.
Артемий кладет руку ему на голову.
— Хватит, успокойся, я верю. Ты открыл мне свою чистую душу, а остальным выворачивать ее не обязательно. Больше никому и никогда ты не проронишь ни слова из произнесенных сейчас здесь. МУНДУС ДЭЦИПИ, ЭРГО ДЭЦИПИАТУР — «мир желает быть обманутым, пусть же его обманывают». Я принимаю твой грех. Будешь искупать его передо мной. Это и станет твоим наказанием. Ты слышишь меня?
— Слышу, — глухо отвечает Макс. Он бесконечно благодарен, но еще не способен выразить это.
Артемий продолжает спокойно и властно:
— Никакого отношения к пропаже Глотова ты не имеешь. Сумку ему не передавал. Журналиста Иголочкина ни в чем не подозреваешь. Понятно? Дочь свою оставишь на три дня у меня. Ей необходимо поспать под наркозом. Я ее верну к здоровой жизни. Она никогда не вспомнит о компании наркоманов. И ты не будешь напоминать ей о каком-то Гнилом. Иначе она сорвется и снова сядет на иглу. Понятно? С этой минуты становишься исполнителем моей воли. Я сам решу, когда ты заслужишь прощения. Понятно?
На все его вопросы Макс шепчет «да». В его голове какая-то звонкая пустота. В ней гулко отдаются приказы понтифика.
Когда Макс приходит в себя, Артемия рядом уже нет. Разбитый, сломленный, Макс опускается на толстый лохматый синтетический ковер у ванны, прикладывает воспаленное лицо к холодному мрамору бордюра.
Понтифик в это время, поручив Фрине заняться девчонкой, спешит к Элеоноре, ожидающей его с перекошенным лицом. Они заходят в комнату с фонтаном. Артемий подставляет руки под журчащую струю. Элеоноре некогда наблюдать за этим омовением, свои проклятия она обращает к его прямой спине и золотисто-седому круглому затылку.
— Какой же ты подлец, Артем! Я тебе доверила самое сокровенное… а ты распускаешь гадкие слухи, позоришь на всю Москву! Кто же ты после этого? Кто?! Поверни свою морду, я хочу плюнуть тебе в глаза.
Артемий не поворачивается к ней. Элеонора переводит дыхание и не может решить — броситься на него сзади или ждать. Какие еще высказать оскорбления? Она готова продолжать, но больше ни одно хлесткое слово не идет на ум. Посверлив взглядом его спину, она беспомощно отступает к дивану и с нечленораздельными воплями валится на него. Понтифик искоса наблюдает за судорогами ее тела, за конвульсиями задранных вверх ног. Постепенно вопли затихают. С придыханиями Элеонора ловит воздух широко раскрытым ртом. Глаза закатываются, безжизненно оборачиваясь белками. Артемий подходит и дает ей короткую пощечину. Рыдания застывают в горле Элеоноры на начальной стадии. Тело замирает в напряжении. Зрачки возвращаются на место. Взгляд, устремленный на понтифика, настороженный, но ясный. Артемий отодвигает ее ноги, освобождая себе место на диване. Элеонора с недоверием наблюдает за ним, готовая в любую минуту снова впасть в спасительную истерику.
Артемий удобно усаживается и без всякого раздражения пускается в рассуждения:
— Мое отношение к тебе неизмеримо выше, чем может показаться со стороны. Поэтому для меня недопустимо, агнец мой, признавать, что ты соблазнила чужого мужчину, принадлежащего твоей подруге. Я скорее поверю во вселившегося в тебя беса Василия Ласкарата, чем признаю твою безнравственность. Кстати, сегодняшняя истерика подтверждает мои опасения. Я дорожу своей репутацией. Одно дело, когда мои пациентки нуждаются в изгнании бесов, и другое, когда страдают половой распущенностью. Катин любовник сам признался, что в твоей постели обнаружил еще одного мужчину.
— Макс мне не любовник… — стонет Элеонора.
— Разумеется, но помни древнюю мудрость: КВИ НИ-МИУМ ПРОБАТ, НИХИЛЬ ПРОБАТ — «кто доказывает слишком много, тот ничего не доказывает».
Элеонора приподнимается, чтобы быть поближе к понтифику, и жалобным голосом спрашивает:
— Я стала посмешищем? Они издеваются надо мной… Ты предал меня?
Артемий помогает ей перебраться к нему на колени. Элеонора утыкается лицом в его плечо. Он гладит ее по голове:
— Верь мне. Ты добилась своего. Тебе завидуют. Сама вложила сплетню в обветшалые рты старых карлиц. Ждала аплодисментов, а тебя освистали?
— Степан вернулся к этой дряни — Катюше…
— Наоборот. Ты его выгнала ради другого мужчины.
— Морильщика тараканов?!
— Какая разница… у многих и этого нет.
Элеонора отталкивает Артемия, спрыгивает с его колен:
— На это не рассчитывай. Любые сплетни обо мне и Максе — заведомая ложь. С таким в постель лечь не вынудишь. Объясни своим клиенткам, что я себя не на помойке нашла. Пусть лучше думают о духе Василия, вселившегося в меня. Уж я попью их кровушки.
— Не сомневаюсь, — соглашается Артемий. — Но будь осторожна. Ласкарат затаился и поджидает удобного случая. Слушай меня, иначе потеряешь больше, чем друга. Не буду пугать, сама знаешь.
Элеоноре пора уходить. Душу отвела, высказала достаточно. Хватит горевать о Ласкарате, нужно восстанавливать былую форму. С презрительной гримасой она прощается с Артемием:
— Уж лучше пусть меня Василий превратит в вампира, чем я стану твоей очередной жертвой.
Разворачивается, направляется к дверям, но уже на выходе останавливается, как вкопанная.
— Я не могу выйти, там Нинон! Она примчалась к тебе, потому что поверила, будто в меня переселился бес! Какая я несчастная! Ну, что ты молчишь? Она сейчас войдет.
Артемий открывает другую дверь, ведущую в комнату с жертвенником и мраморными лежанками. Элеонора без раздумий проскальзывает туда. Дверь затворяется за ней.
Не успевает понтифик подойти к фонтану, как нарастающая волна скандала, бушующего в коридоре, врывается в образе разгоряченной Нинон.
