Олег Алякринский - Большой шмон
Варяг взмахнул рукой, по праву хозяина приглашая толпящихся в дверях занять места за столами.
— Люди, это я, Владислав Игнатов, выбранный вами смотрящий Варяг. Тот, кого многие из вас знают не понаслышке не первый год, а иные, как, к примеру, уважаемый всеми нами Нестор из Тольятти, так и вовсе парились вместе со мной на нарах… Таких тут, я вижу, немало собралось. Но есть и те, с кем встречаюсь сегодня впервые. И всем вам мой поклон и уважение. Давно мы не собирались вот так вместе, давно не обсуждали наши дела и то, что происходит у нас… — Он помолчал, собираясь с мыслями и понимая, что даже теперь общее настроение схода будет зависеть от убедительности его слов, от любой мелкой детали, им предъявленной, даже от того, насколько точно будет сформулирован тот или иной его довод. — А происходят дела странные, если не сказать — страшные. То, чего раньше никогда не бывало, а если и бывало, то пресекалось жестоко…
— Извини, Варяг, — нахмурившись, встрял в возникшую на секунду паузу Дядя Толя. — Загадками говоришь. Прямо скажи, что случилось. Люди в недоумении. Видишь: поминать тебя съехались, о новом смотрящем потолковать, об общаке побазарить…
В тоне старого казанского вора не было угрозы, но в жесткости, с которой он отчеканил свою просьбу, слышалось затаенное неодобрение, из которого, как прекрасно знал Варяг, могло внезапно вспыхнуть пламя всеобщего недовольства.
— Скажу, Дядя Толя, обо всем прямо скажу, о том, к примеру, как некоторые важные дела наши воровские решаются втихаря на подмосковных дачах в узком кругу доверенных лиц, — отрезал Варяг, пристально глядя на изборожденное морщинами лицо старого вора, которое при этих словах вдруг побагровело и словно закаменело. — Но прежде хочу вам, люди, напомнить, что, какими бы мы ни были разными, нас всех объединяет воровской закон, воровская идея, говоря по старинке, наши общие понятия, которые выкованы в лагерях, разбросанных по всей матушке-России, и переданы каждому из нас нашими крестниками и нашими учителями. Мне — Фотоном, Медведем и Михалычем, царство им небесное, другими уважаемыми стариками. Среди своих учителей я числю и тех, кто сейчас сидит за этим столом, потому что их воля всегда тверда, вера неколебима, а душа, хотя и знала сомнения… куда ж без них… всегда подчинялась требованиям нашего закона, — при этих словах Варяг метнул взгляд на сурово нахмурившегося Закира Большого и продолжал: — А самым позорным по нашему закону, люди, испокон века считалось, если правильный вор становился предателем, ссучивался, по слабости ли телесной, по уродству ли душевному, из корысти или алчности, из трусости и страха отвергал наш закон и шел в услужение барину да позорным вертухаям…
Заслышав, как при этих словах на дальнем краю стола, где кучковались сибирские и уральские воры, поднялся ропот, Варяг обратился прямо к ним:
— Знаю, вы можете мне кинуть упрек, что, мол, и я, Варяг, пошел в свое время на сговор с барином… Но кто скажет, что я как хранитель общака наплевал на закон, предал вас или обманул ваше доверие? Да, было дело — в какой-то момент сговорился я с ментами да с гэбэшниками. Но вы прекрасно помните, когда это было — когда пришлось мне идти в побег из сучьей зоны на Северном Урале, чтобы не сгинуть там навеки. И не шкуру я свою тогда спасал, а наше общее достояние — нашу воровскую казну, без которой мы…
— Да только о казне-тο нашей давно уже никто не слыхал! — вякнул, осмелев, Хитря и перемигнулся с Дядей Толей. — Общак, говоришь, спасал? Ну и как, спас? Где же он припрятан?
За столом все заговорили разом. Настроение вмиг переменилось, и Владислав вдруг отчетливо вспомнил горькие слова Медведя, сказанные ему восемь лет назад перед избранием его смотрящим по России: «Они как стая голодных волков: выкажешь свою силу, покорно лягут, поджав хвосты, а почуют, что даешь слабину, — порвут клыками». Он выдержал паузу, дождавшись, когда немного уляжется гул, и продолжал:
— Вы задаете мне вопрос: куда делся общак? Я отвечу — но чуть позже. А пока вот что скажу, для затравочки: кое-кого из здесь сидящих долгое время заботила не пропажа общака, а совсем другое — почему общаком российских воров распоряжается Варяг, почему Варяг вывез этот общак куда-то за границу, почему общие воровские миллионы и миллиарды вкладываются в никому не ведомые предприятия по всей Европе? И когда недавно прошел слушок, будто я, российский смотрящий, погиб, кое-кто стал думать над тем, как бы этот общак подгрести под себя… Я скажу вам, люди, то, что никогда никому из вас не говорил, потому что не было в том нужды. Когда-то, в прежнее время, у российских воров общак был просто черной кассой взаимопомощи, откуда шел грев по зонам да помощь тем, кто в этой помощи нуждался на воле. Но когда сход восемь лет назад поставил меня хранителем общака, я превратил нашу общую казну в мощный финансовый организм, сделал из нее своего рода наш бюджет и все эти годы старался множить его и укреплять. У меня это получилось. Воровской общак перестал быть просто сундуком с гринами и брюликами, хранящимся в подполе, откуда ментура может его выковырять. Наш общак — это скрытые от чужих глаз и алчных лап миллиарды, которые вложены в сотни предприятий здесь и за рубежом или лежат на банковских счетах и дают немалую прибыль. Всем нам, люди! И те, кто мечтал, что со смертью Варяга общаковские миллиарды можно будет просто скрысятничать, как карманник режет кошелек у зазевавшейся тетки на вокзале, — тот ошибся и просчитался.
Варяг медленно скользил взглядом по лицам. Люди посерьезнели, и даже самые недоверчивые, вроде Хитри, притихли. Похоже, чаша весов качнулась в пользу смотрящего.
— Так что я не ссучился, люди, и даже не умер, — продолжал Владислав с улыбкой. — И общак цел. Вот я стою перед вами и готов дать любому из вас полный финансовый отчет… А теперь — что касается крысятников… Если кто помнит, год назад обнаружилось, что значительная доля общака, которая хранилась на офшорных счетах одного контролируемого мной предприятия, исчезла. Как раз в ту пору, опять же если кто помнит, я отправился на отдых… Не по своей воле, а с подачи одного из ныне покойных воров. Но дело прошлое, и об этом не хочу говорить. Мне удалось отыскать похищенный общак. А потом начались странности: кому-то очень не захотелось, чтобы я вернул эти деньги. Не успел я вернуться в Россию, как моя машина была расстреляна из гранатомета на пути из Шереметьева в Москву. Потом ментура спустила на меня своих ищеек, и я пустился в бега, а потом, это уже было месяц назад, меня снова попытались убить… Причем покушались не только на меня. Одновременно какие-то отморозки совершили бандитский налет на особняк Медведя в Кускове, жестоко пытали и убили тамошнего сторожа, а! в доме устроили большой шмон. Налетчики там что-то искали…
Варяг замолчал и снова обвел всех немигающим взглядом, гадая, какое впечатление произвела на воров его речь. Люди явно находились под сильным впечатлением от услышанного. Он отчетливо услыхал, как кто-то глухо выругался: «Про Кусково я слыхал. Поймать бы падлу — задушил бы на хрен своими руками!» Это высказался Саша Уралмаш, не самый ярый сторонник Варяга, но то, что Саша так отреагировал на преамбулу, его сильно обрадовало: значит, в решающий момент Саша и десятки таких же, как он, правильных воров выступят как надо…
— И кто же тебя хотел убить, Варяг? И за что? И при чем тут шмон в Кускове? — нарушил тишину резкий и колючий, как скрежет наждака по стеклу, голос Феди Маленького, смотрящего по Таганрогу.
Варяг ответил не сразу.
— Сейчас нет ни времени, ни смысла особого вам рассказывать в деталях… Скажу коротко: барин хотел. Вы же все ходоки, по три, по пять, а кое-кто и по двенадцать раз зону топтали… Вы же знаете, как на строгаче барин ломает строптивых… Но не все ломаются. Это давно еще, пять лет назад, когда меня в первый раз приперли к стенке, они хотели меня сломать, уломать… Но я им не был нужен — им очень хотелось заполучить общак Многие из вас недовольны тем, что я устроил дело таким образом, что только у меня есть доступ к нашей казне. Но жизнь показала: так оно надежнее! И когда они наконец поняли, что Варяг лучше сдохнет, чем ссучится и пойдет с ними на сделку, нашли подходящего кандидата ему на смену… Такого, который давно ссучился, который у них болтается на крепком крючке, давно болтается. Аж с восемьдесят третьего года… О чем ему своевременно напомнили! — И тут Варяг впервые в упор посмотрел на Максима Кайзера. Тот под его пронзительным взглядом аж съежился, как гадюка, проткнутая суковатой палкой, но смолчал, сжав губы и возя вилкой по пустой тарелке. — Этот гаденыш согласился сплясать под их дудку, тем более что ему был обещан немалый куш — высокое покровительство, в случае если сход изберет его смотрящим после Варяга… В общем, этому кандидату только оставалось убрать меня. Вот тогда-то и начались эти танцы с гранатометами… Но не только. Заодно он запустил бригаду своих отморозков в Кусково, чтобы они там пошмонали в секретных сейфах у Медведя. Эта сука и сама толком не знала, что надо искать, — но ей было известно, что Медведь многие годы собирал досье на всех и каждого из нас, и этой сукой овладел панический страх: а вдруг в архиве Медведя сохранилась важная бумага, которая была подписана под диктовку гэбэ в восемьдесят третьем году?!
