Александр Золотько - Под позолотой — кровь
Гаврилин дверь приоткрыл, но в коридор выходить не стал. Хватит. Он уже умный. Уже совсем. Он уже тут и в кафе сидел и ночью на пляж ходил. Хватит.
Если он напророчил, то это совершенно спокойно могли посетить больницу его подопечные. И тогда стоять в коридоре все равно, что прогуливаться по тиру во время стрельб. Гаврилин осторожно выглянул в коридор и с облегчением отметил, что ситуация вроде бы под контролем. Но не у милиции. Это уж точно.
Милиция явно натолкнулась на крупную фигуру. Вон, часть милиции на карачках елозит по полу, а еще две части пробежали в район гвалта с обнаженными стволами. Теперь им ужасно стыдно. Пистолеты они сунули в кобуры и занялись общественно полезным трудом по подниманию перевернутого стола.
Да, наша организованная преступность кого хочешь организует, даже милицию. Даже медсестра оживилась и бодренько так побежала по коридору – спать, всем спать, по палатам.
Гаврилин уже собирался закрыть дверь, когда виновник всего торжества с окровавленной физиономией проследовал за всклоченным спросонья дежурным врачом.
Это кто же его так? Не повезло мужику. И кровь такая неприятная, густая, и место раны нехорошее. Как бы не глаз. Гаврилин проводил раненого взглядом, обернулся и натолкнулся на неприятный взгляд того, кто произвел весь шум и навел порядок среди милиции.
Молодой, но уверенный. Шаг хозяйский, взгляд нахальный. На такой взгляд лучше не отвечать. Если конечно нет желания размяться в потасовке.
Лучше бы дверь закрыть, но это уж слишком унизительно. Гаврилин просто опустил глаза, ощущая, как снова заныли ребра. Да что за день такой? В смысле – ночь.
Хотя могло быть и хуже. Если бы, предположим, в противоположной палате, лежал настоящий убийца, по кличке Палач. Все было бы куда интересней.
Гаврилин уже почти закрыл дверь, как все действительно стало куда интереснее. Крик милиционера и первый выстрел Гаврилин услышал, но особых эмоций не испытал. Дальше все пошло быстро и шумно. В поле зрения появился падающий милиционер. Кровь. Гаврилин увидел кровь на серо-голубой рубашке и вздрогнул.
Напророчил. Таки напророчил. Еще два выстрела, по коридору прокатилась волна запаха сгоревшего пороха. Кислый запах с мерзким привкусом. Лязг метала по кафелю. Еще выстрел. Гаврилин поборол в себе желание выглянуть и посмотреть. Он слишком хорошо помнил стрелковые упражнения на реакцию. Мишени появлялись из-за распахнувшихся дверей, и самым трудным в этой ситуации было определить, есть ли у этой мишени оружие.
Снова грохот выстрела, на этот раз совсем рядом, но слева. Наконец, и милиция открыла огонь. Посреди больницы. Мило. Слева успело прозвучать три выстрела, на них ответили справа. Глухой удар. И пауза, на целых пять секунд. А потом загрохотал автомат.
Это уже почти похоже на войну. Тут всего коридора метров двадцать. С такой дистанции из автомата промазать трудно. Но пистолет ответил. Снова очередь, снова пистолет. И удар в стену. Словно мешок бросили.
И все. Только медсестра визжала не переставая.
Гаврилин осторожно выглянул в коридор. Почти возле самой двери палаты лежал один милиционер. Второй сидел, завалившись на бок возле противоположной стены, рядом лежал автомат. Справа, возле стола дежурной в воздухе висела белая пыль от штукатурки, чешуйки мела опускались как хлопья снега на лежащие тела милиционеров.
– Что там? – Из-за спины спросила баба Агата.
– Стреляли.
– В кого?
– Похоже – в милицию.
– Попали?
– Во всю сразу.
– Это ты за этим приходил? – спокойно спросила баба Агата.
Гаврилин обернулся в ней:
– Что?
– На стрельбу приходил посмотреть?
– Ага, еще и сам стрелял, – Гаврилин отошел от двери и сел на стул. – Странные вопросы, знаете ли.
– Вопросы как вопросы. Только не нужно из меня дуру делать.
– Побойтесь бога, как это делать?
– Точно, чего тут делать, сама родилась. Ты еще сейчас мне скажи, что очень хочешь дождаться милиции и выступить свидетелем.
– Не хочу…
– Вот.
– Но по другой причине.
– Из скромности.
– Я…
– Ладно уж, сиди. Я выйду гляну, а ты тут в уголке посиди.
Баба Агата решительно встала и прошла мимо опешившего Гаврилина в коридор.
Что делать? Гаврилин потер лоб. Нужно бежать. Но тогда слишком много народу спросит, а куда это делся племянник бабы Агаты. Придется светиться. Как пятисотсвечовой лампочке.
Все не слава Богу. Группу свою растерял. По голове чуть не схлопотал, попал под перестрелку, но даже представить себе не может, кто это напал на больницу. А кроме этого, сообщил Марине данные на бывшего руководителя своей группы и оказался замешанным в уголовном деле, пусть только в качестве свидетеля. Красиво.
Если он сейчас исчезнет, то это будет значить, что ему придется выбираться из города насовсем. И вариантов тут особых нет. Пешком через горы. Хотя, через горы пешком тут один уже ходил.
Хоть круть, хоть верть – придется сидеть и ждать. И если понадобится – выступать в качестве свидетеля.
В палату вошла баба Агата.
– Ну что?
– Три мента убиты, двое ранены. В коридоре налилось кровищи.
– А?..
– Крыса говорит, что их всех один положил.
– Кто говорит?
– Сестра дежурная. Он их всех один пострелял, да еще девку из неврологии унес.
– Как унес?
– На плече. И, между прочим, ту, которую только что с набережной привезли.
– Ничего себе…
– Вот-вот. Только тут еще одно.
– Что?
– Что… – баба Агата покачала головой и села на стул.
– Ну не томите!
– Тут же еще был Сват с порезанным глазом…
– Я его видел, когда к двери подходил.
– А Женьку видел?
– Парня с ним, который весь этот грохот и устроил?
– Его.
– И что?
– Ничего, просто это люди Грека.
– И?..
– Свату пуля в голову попала, насмерть. А Женьку дежурный милиционер, который снизу прибежал, лицом к стене поставил, под пистолетом. Так и держал, пока Симоненко не приехал.
– Это начальник милиции?
– Ну да.
– Так он приехал?
– А я тебе о чем толкую?
– Ну и что тогда?
– Если Симоненко и Грек поссорятся, то быть грому.
– Ну и что теперь делать?
– Креститься, чтобы в тебя не попало.
СуетаНичего еще не закончилось. Это Симоненко понял, как только подъехал к больнице. Перед входом толпились зеваки. Не смотря на совсем уж позднее время, их было довольно много.
Несколько человек заглядывали в выбитое стекло приемного отделения, остальные стояли кружком на дороге. При приближении подполковника расступились, и он увидел лежащий на асфальте пистолет.
Возле пистолета матово отсвечивала небольшая черная лужица. Кровь. Уже слегка припылилась.
Симоненко вынул из кармана платок, осторожно поднял пистолет.
– Отпечатки будут снимать, – прошептал кто-то громко.
Симоненко оглянулся на своего водителя:
– Посмотри, чтобы не затоптали.
– Хорошо.
– Хорошо… – неопределенно протянул Симоненко и, не торопясь, пошел прямо на зевак. Они расступились, и полковник обнаружил неровную цепочку из темных пятен, большей частью размазанных ногами зрителей.
– Хорошо, – сквозь зубы сказал Симоненко, – просто превосходно.
Капли крови были и возле больницы, и на осколках стекла. В вестибюле маячило испуганное лицо дежурной.
– Дверь открой, – сказал Симоненко.
– Чего? – не поняла дежурная.
– Дверь открой.
– А, я сейчас.
Грохнул засов, и открылась дверь.
– Давно стрельба была?
– Минут десять назад. Он как выскочит, в окно из пистолета выстрелил – и к машине.
– Один был?
– Один. Только на плече у него вроде как женщина была.
– Женщина?
– Вроде бы.
– Это с него натекло? Или с женщины? – Симоненко ткнул завернутым в платок пистолетом в пятна крови.
– С него, с него.
Симоненко поискал глазами гильзы. Есть, возле самой стены.
– Не трогай тут ничего и никого не пускай, пока не приедут.
– Кто не приедет?
– Менты пока не приедут, поняла?
– Поняла.
Теперь по ступенькам наверх. На пятый этаж, подумал Симоненко, в хирургию. Не иначе.
Крови много. Для одного человека слишком много крови. Этот мужик, который прошел здесь, оставляя кровавый след, должен уже потерять сознание от недостатка крови. Но не потерял. Может, не его кровь?
