Валерий Горшков - В рясе смертника
– Да-да, конечно, – покорно и торопливо запричитал Каллистрат, хватаясь за «молнию» брюк и дергая ее вниз. – Только убери от моего виска лезвие… Иначе я не смогу…
В голосе хитрого оборотня сквозило столько фальши, что я невольно вгляделся в выражение физиономии Люцифера. Неужели он так ослеплен неожиданным шансом круто подняться в жесткой иерархии секты, что ничего уже не видит и не слышит?!
– Поторапливайся, глотай глубже! У нас мало времени! – Словно отвечая на мой немой вопрос, убийца толстяка Пороса довольно хрюкнул и сам расстегнул штаны, окончательно поверив в зигзаг фортуны. Наивный дурак…
В следующую секунду бывший зэк, закаленный в кровавых камерных драках, победоносно оскалил зубы и железной хваткой вцепился в запястье сжимающей кинжал руки. Резко вывернув кисть в сторону и вниз, он сдавил ее с такой чудовищной силой, что лохматый, прежде чем упасть, истошно заорал в голос и выронил на щербатый гранит ритуальный клинок, тут же едва не ставший достоянием униженного, но не сломленного Каллистрата.
В последний момент наркоману все-таки удалось ударом ноги отшвырнуть кинжал в сторону, а потом он, сбитый с ног змеиным броском изменника, тяжело рухнул на каменный пол, отчаянно скрежеща оставшимися зубами и пытаясь сбросить с себя навалившегося сверху Каллистрата. Тот, в свою очередь, более не желал уступать инициативу схватки и изо всех сил пытался дотянуться до горла опасного свидетеля, дабы мертвой хваткой сомкнуть на нем свои тонкие длинные пальцы…
Катаясь по каменному полу склепа, рыча, исходя слюной и истошно матерясь, сцепившиеся не на жизнь, а на смерть нелюди на время позабыли и про кинжал, и про меня. А само дьявольское оружие, пролетев несколько шагов, ткнулось острием в перекосившуюся плиту пола и упало совсем недалеко от ржавой решетки…
Стараясь двигаться как можно тише и незаметней, я стал ползком пробираться вдоль стены к кинжалу, впервые за последние несколько часов вспомнив о ноже-выкидухе, отобранном у Прыща в автомобиле опера Семенова. Пошарив рукой у щиколотки, я ничего не обнаружил. Нож или выпал в офисе «Кобры», или потерялся во время драки в фургоне. А может быть, наученные горьким опытом и двумя трупами сектанты забрали спрятанную выкидуху уже здесь, обыскав меня перед тем, как вколоть морфий с промедолом…
Так или иначе, у меня снова появился шанс завладеть оружием. Для чего? В тот момент я не задавал себе подобного вопроса, просто инстинктивно пытался сделать хоть что-то, дабы избежать мученической смерти. Когда ты, лишенный возможности ходить из-за травмы коленей, вооружен острым клинком, тебя можно убить издали. Но нельзя подойти, схватить и поволочь, как барана на заклание, без риска самому оказаться с перерезанным горлом. А это уже совершенно другой расклад…
Эх, если бы люди имели возможность выбирать себе смерть! Но, увы, о таком щедром подарке Господа не приходится даже мечтать…
Не спуская глаз с дерущихся сектантов, я осторожно лег на камни, просунул руку под решетку и попробовал достать кинжал, ухватившись за кончик лезвия. Но в результате лишь порезал палец об острие. Зато звук скребущего по граниту металла вмиг остудил пыл дерущихся сатанистов. Они оба как по команде повернули головы в сторону забытого в азарте схватки ритуального кинжала и, отпихивая друг друга, стремительными лягушачьими прыжками бросились к заветному оружию.
Первым до вырезанной в форме змеи ручки дотянулся взмыленный, всклокоченный, лишившийся в драке клока слипшихся патлов Люцифер. Под его левым заплывающим глазом багровел фингал, край рта был разорван, отчего казалось, что с пергаментного лица наркомана не сходит злорадная ухмылка. Заграбастав кинжал, он вцепился в него всей пятерней, резко перевернулся на спину и сильнейшим ударом ног в живот откинул от себя опоздавшего Каллистрата. Потрепанный, перемазанный сочащейся из пореза кровью гуру протяжно взвыл и тряпичной куклой отлетел к противоположной стене склепа, жестко приземлившись на пятую точку. Практически одновременно оба врага с завидным проворством вскочили на ноги и принялись кружить друг возле друга в дьявольском танце смерти. Люцифер, выставив перед собой кинжал, делал стремительные выпады, но Каллистрат в самый последний момент успевал увернуться и снова забегал противнику за спину, чем приводил практически ослепшего на один глаз сектанта в бешеное неистовство, заставляя забыть об осторожности и сломя голову снова и снова бросаться в атаку. В конце концов бывший зэк сумел замотать выдохшегося, уставшего без толку рубить воздух Люцифера и, в очередной раз ускользнув от удара кинжалом, заставил совершить роковую ошибку.
Отпрянув в сторону, Каллистрат неожиданно сделал бросок вперед, схватил сжимающую клинок руку противника, вывернул ее сначала в одну, затем в другую сторону, заставив вскрикнувшего от боли сектанта повернуться к нему спиной, после чего резко согнул ее в локте и по самую рукоятку воткнул кинжал Люциферу между ребрами…
Отстранился, тяжело, прерывисто дыша. Наслаждаясь одержанной трудной победой, наблюдал, как из распяленного в беззвучном крике рта упавшего на колени лохматого сатаниста толчками вырывается наружу пузырящаяся кровавая пена. Взявшись за рукоятку, рывком выдернул кинжал из тела противника и кулаком, брезгливо-надменно, словно боясь испачкаться, толкнул его в плечо. Люцифер боком повалился на каменный пол, судорожно подтянул подрагивающие колени к груди и, в последний раз утробно захрипев, затих.
– Пером меня пугать вздумал, тля белобилетная… Я таких в Воркуте шнурками душил и пачками раком ставил! Проваливай к своему тезке, выродок, – выдавил устало Каллистрат, снимая с ремня драных джинсов Люцифера старинные кожаные ножны. Зачехлив клинок, дрожащей рукой промокнул краем рваного свитера липкий лоб и уже совершенно без сил опустился на каменный пол в углу между мокрой стеной и решеткой. Прильнул виском к холодному мшистому камню и словно уснул. Лишь неровно вздымалась и опускалась грудь с висящим на ней сатанинским символом.
В наступившей гнетущей тишине единственными звуками был лишь тихий стук падающих с потолка на каменный пол капель воды и еще более слабый треск догорающей в стенной нише восковой свечи…
Просидев в неподвижной позе не менее минуты, Каллистрат очнулся, поднял веки, повернул ко мне голову, долго смотрел сквозь меня стеклянными пустыми глазами и наконец, едва шевеля губами, устало выдавил:
– Я передумал, Аверин. Я не стану пить твою кровь… – Выдержав паузу и не дождавшись моей реакции, оборотень добавил совсем уж отрешенно: – Я вырежу и съем твое еще трепыхающееся в судорогах сердце! Это будет красивое зрелище, плебс оценит по достоинству. Полные придурки вообще кончат в штаны, не сходя с места. Ты уже труп, капитан… Но твой совет насчет перебора я, пожалуй, учту. Возможно, уже завтра или на днях я неожиданно исчезну, навсегда и для всех, и вскоре мое место займет кто-нибудь из настоящих идейных безумцев, скорее всего садюга и извращенец Тамерлан. И отныне копыта моего не будет в этом мертвом и сыром городе на болотах. Меня будут считать мертвым, а я буду жить! Смотреть со стороны, жрать, пить, трахать дорогих сучек с силиконовыми сиськами, плевать всем на головы и смеяться! Только ты этого никому не расскажешь, падре. Конец игры… Гейм овер!
Каллистрат, в облике которого после схватки с Люцифером произошли разительные перемены, медленно встал, придерживаясь рукой за стену, перешагнул через лежавшего в темной маслянистой луже мертвеца и удалился прочь, пошатываясь словно пьяный.
Я отчетливо слышал, как шаркают по невидимым каменным ступенькам родового склепа подошвы его сапог со скошенными высокими каблуками и острыми, укрепленными металлом носами…
Слова оборотня вмиг отрезвили меня. С моих глаз мгновенно упала застилавшая их много часов подряд пелена ярости. Прорвавшийся из глубины подсознания отчаянный и циничный вояка Аверин вдруг исчез, растворился, уступив место прежнему отцу Павлу. Это было страшное возвращение!
…Впервые с тех пор, как связал свою жизнь с церковью, я сорвался, отступил от клятвы Господу и сейчас корил себя за то, что позволил жажде возмездия затмить мой разум, что позабыл о святом сане духовного отца и опустился до банальной очной схватки с сектантами, вместо того чтобы в храме молить Господа о помощи. А милиция и спецслужбы сами сделали бы свое дело. Нет, мое раскаяние не было вызвано тем, что теперь я более чем когда-либо приблизился к порогу физического небытия. Суть его была куда глубже и несравнимо горше!
Я, однажды и навсегда поклявшийся более никогда в жизни не прибегать к насилию и не брать в руки оружие, совершил непростительную ошибку, усомнился во всесилии Спасителя нашего Иисуса Христа, доверил свершение возмездия над чертопоклонниками грубой силе своих некогда наученных убивать рук. И в результате не добился ничего, но потерял все… Да, я сломался. И отныне уже не имел морального права носить сан священника. Как отступник от веры может учить и наставлять других на путь истинный, если сам до конца не верит в то, что делает и говорит?!
