Время «мечей» - Корецкий Данил Аркадьевич
Пройдя мимо нескольких заброшенных домов, глядящих на путника пустыми глазницами окон, он вошел в жилую часть деревни. Собаки всполошились не на шутку, разноголосый лай звонко разнесся по округе в свежем после дождя воздухе. И, как в прошлый раз, на улицу вывалили люди, правда, теперь одни мужики с ружьями в руках. Среди них выделялся местный староста Порфирий в зимней шапке с нелепо болтающимися ушами.
– Зачем пожаловал, мил-человек? – неприветливо сказал он. – Кто тебя здесь ждет?
– Вы что, меня не узнали? – растерянно спросил Мончегоров. – Я Иван Степанович! К Михаилу пришёл. Ну, к Омону…
«Может, у них здесь не один Михаил?!» – тут же подумал он, только сейчас осознав, что не знает даже его фамилию, а прозвища тут никто и не слышал.
– А он тебя что, в гости приглашал? – ядовито спросил худой, востроносый мужик с двустволкой наперевес.
– Да нет… Просто они у нас работали… Он и Николай…
– Какой Николай?
– Артист.
– Сам ты артист! – подвел итог Порфирий. – Пойди, Береза, позови наших дураков!
– Да вон они сами идут, – указал рукой востроносый.
И действительно, Омон и Артист вышли из ближайшей избушки и подошли к остальным. Лица их не выражали обычной приветливости, а Николай даже не сделал своего знаменитого реверанса. Может, потому, что в руках у него было ружье.
– Шли бы вы, дядя Иван… – хмуро сказал Михаил. – От вас одни неприятности… И медьваков вы разозлили, и мужиков перебудоражили. У нас и своих забот хватает…
– Но… – Мончегоров не нашёлся, что ответить, и замолчал.
– Нехороших людей вы к нам привели, – вступил Николай. – И дело нехорошее затеяли. Идите отсюда подобру-поздорову!
– Иди! – подтвердил Порфирий.
– Иди! – повторил Береза.
Еще два мужика молчали, но смотрели недобро. Что ему оставалось делать?
Мончегоров молча развернулся и побрёл по дороге обратно. Очень хотелось пить, усталость навалилась так, что он еле переставлял ноги. Крайний нежилой дом выглядел прилично – крыша не провалена, почти все окна целы. Он свернул к высокому крыльцу, остановился у лужи с чистой водой. Главный инженер одной из самых значимых строек присел на корточки, аккуратно, чтобы не поднять муть, зачерпнул в ладонь пригоршню и выпил. Потом ещё и еще. Напившись, присел на завалинку.
«Что же делать? – опустошенно думал он. – Заделать чем-нибудь окно и переночевать? А утром что? Вернуться в лагерь? Те, небось, улетят… Ну, а что в лагере?»
Он повернул голову. Мужики не расходились. Они стояли в прежних позах и смотрели в его сторону. Но ему уже было все равно. Он поднялся и вошел в дом.
* * *Дождь закончился, до блеска омыв рассыпанные вокруг шахты № 1 кучи гравия, снова выглянуло солнце, пронизывая теплыми еще лучами чистый свежий воздух. Несмотря на то что каждые сорок минут Gardner Denver следовало выключать на четверть часа, он справился с работой даже быстрей, чем планировалось. Уже к двум часам поток гравия из желоба уменьшился, а потом и вовсе прекратился. Мотор выключили, и наступила тишина. Ствол шахты был очищен.
Наби и Карим переглянулись.
– Ну что, вынимаем?
– Давай.
Дальнейшая процедура оказалась проще, чем можно было ожидать.
Вертолёт завис метрах в пятидесяти над шахтой, свисающий с внешней подвески трос угрюмые «гоблины» скрутили с выходящими из трубы центральными кабелями, намертво закрепили хомутами.
– Вира помалу! – скомандовал в рацию Наби.
Ветер от винта валил с ног, гул двигателя глушил слова.
Вертолёт медленно пошёл вверх, трос натянулся, кабели стали понемногу выходить из шахты. Вначале они были какими-то выцветшими, потом черными, вроде поновее, а через несколько десятков метров стали густо серыми – Карим понял, что эта часть находилась под гравием. И он, и Наби с нетерпением ожидали, когда появится бомба.
Вертолет поднялся еще метров на сто с лишним, когда из шахты вышло то, ради чего и была затеяна эта экспедиция в тайгу. Фугас не был похож на бомбы, выставленные в музее атомного оружия в «Снегинске-16», которые в последние годы часто показывали по телевизору. Ни округлости тела, ни крылышек стабилизатора, ни пропеллера высотомера… Обычная металлическая бочка с ребрами жесткости, выкрашенная в желтый цвет, со знаками радиоактивности с двух сторон и какой-то маркировкой.
– Ух ты!
Карим и Наби переглянулись. Они широко улыбались.
– Кажется, все!
– Да, свою часть работы мы выполнили!
Оба были возбуждены: адреналин насытил кровь, настроение было приподнятым и рвалось наружу.
«Ми-8» отлетел в сторону и завис, выжидая, пока бочка перестанет раскачиваться. Потом снизился, ювелирно опустив ее на землю. Трос ослаб. «Гоблины» отцепили трос, и вертолёт пошёл на посадку.
– Хороший пилот, – сказал Карим.
– Да, ас!
В салон фугас грузили вручную. Спустили из люка две доски и закатили бочку внутрь. Она была тяжеленной, даже Карим помогал «торпедам». Лишь Наби с довольным видом наблюдал со стороны.
– Слышь, надо на всякий случай радиацию проверить, – сказал он, когда погрузка была окончена.
– Черт, радиометр в вездеходе остался, – развел руками Карим.
– А кстати, куда делся твой водитель?
Карим огляделся.
– Похоже, слинял. Ну и хрен с ним! Чем он нам помешает? Через час нас здесь не будет, а завтра вообще все кончится. Он еще даже не успеет из тайги выбраться.
– Так-то оно так… Только у меня своего радиометра нет.
– Обойдемся. Я десять раз мерил и шахту, и гравий. Чисто!
– Вообще да, там все должно быть продумано, – согласился Наби. – Их же перевозят, обслуживают, хранят…
Он был прав. Обычно ядерные заряды безопасны в обращении и дают излучение, не превышающее естественного радиоактивного фона. Но когда отражающая нейтроны бериллиевая оболочка уничтожена, а стандартная атомная сборка разрушена, то фугас умирает, превращаясь в гроб с отчаянно «фонящими» ядерными материалами. Такие «гробы» подлежат полной утилизации – захоронению в специальных хранилищах, под толстым слоем свинца и бетона. При этом требуются особые меры предосторожности: многослойные комбинезоны из освинцованной резины, изолирующие противогазы, роботы-манипуляторы…
Но о трансформации ядерного фугаса в «гроб» с разрушенной плутониевой начинкой ни Наби, ни Карим, ни тем более пилоты или «гоблины» не знали и даже не подозревали. Единственная мера предосторожности, которую они применили, – накрепко прикрепили тяжелую бочку к борту, чтобы она не упала и не покатилась по салону.
Вертолет взлетел и принялся набирать высоту. На борту царило радостное оживление.
* * *Всю дорогу Володя или быстро шел, или бежал, то и дело оглядываясь в ожидании преследования и постоянно держа «Тигр» в руке. Хотя разбитый прицел пришлось выбросить, карабин по-прежнему оставался грозным оружием, особенно в руках хорошего стрелка. А Володя очень хорошо стрелял. Но «гоблины», которые могут пойти по его следам, – тоже профессиональные стрелки. И если медьваков он не боялся, потому что был уверен в своей победе, то возможных преследователей опасался – тут все зависело от обстоятельств боестолкновения и удачи. А когда у преследователей тройной перевес, то и удача на их стороне… Поэтому выбежав на знакомую просеку и увидев вдали свой вездеход, он с облегчением перевел дух. Если БРДМ нормально заведется, то ему удастся унести ноги…
В кабине кисло воняло сгоревшей взрывчаткой и обгорелым мясом. Искореженная раздвижная дверь в салон не закрывалась. Не заглядывая туда, Володя занял свое место. Двигатель не подвел, недаром он всегда заботился о материальной части. Подскакивая на неровностях дороги, вездеход быстро набрал скорость. Все шло хорошо. Только отвратительный запах человеческих внутренностей вызывал рвотный рефлекс.
«Ничего, – думал Володя. – Сейчас поддам скорости, и весь запах из кабины ветром вытянет. Главное – отсюда убраться поскорее. Этот мужик правильно говорил: в тайге они сесть не смогут, а стрелять сверху по броне бесполезно. Даже если у них гранатомет есть, из него с высоты не пальнешь: там реактивная струя на два метра назад бьет – весь вертолет сожжет… Уберусь подальше, у реки трупы выкину и из ведра салон вымою. Свет только не включается, похоже, провод где-то оторвало взрывом. Ну, до темноты я далеко уеду. Чёрт! Что это?»
