Операция «Мрамор» - Иван Павлов
— Боря, видишь гранату на прицепе-заправщике? — спросил он у Аксенова. — Я снизу прикрепил…
— Вижу, Саша… Ты что задумал? — ответил вопросом Ася.
— Он страшен в импровизации, — громко сказал Фил, стараясь стрелять прицельно. — Ухо, ты ведь не ведаешь, что творишь, да? Вали оттуда! Запремся в контейнере до прихода наших.
— Не получится запереться, — прокричал Носов в ответ. — Я ж сам там замок сломал. А просто закрыть дверку не получится, она наружу открывается. Между мной и вами пара растяжек, и все. Они доберутся до нас и съедят. Или что они там делают… Надо оттягивать.
— Ухо, вали оттуда они уже близко!
Носов открыл огонь, потому что первые твари показались из-за камня.
Никулин, стрелявший из проема, мрачно, но громко проговорил:
— Ухо, отступай, это приказ! Пока у нас есть патроны, мы тебя прикроем. На счет «три» беги во все коньки к нам. И не вздумай отбрасывать! Все услышали? Давайте дружно поддержим огоньком товарища! Из всех стволов! А Боря заведет гранату.
Никулин принял решение. Это будет последний отпор. Погибнет Носов сейчас, а они спустя минуту, или погибнут через минуту все вместе — значения не имело. Внутри контейнера мрачно ухмылялся Майкл. Но его надменность сменилась испугом. До него наконец дошло, что созданное их руками их же и погубит. А мы? А мы пытались изо всех сил… Никулин крепко сжал автомат:
— Раз, два, три!
Все находящиеся на крыше разом открыли прицельный, насколько это было возможно, огонь. Никулин выскочил на полосу, прицельно стреляя с отсечкой по два. Имитация атаки. Иногда такое срабатывало и повергало противника в ужас, заставляя отступать. Но перед ними был противник с атрофированными чувствами. Страха никто не испытал. Первые ряды тварей редели, но позади их было достаточно. Пули проходили сквозь тела оживленных, и если это не было прямым попаданием в голову, нисколько их не изумляло. Носов, потихоньку отползавший, резко повернулся, вскочил и побежал со всех ног от заправщика. Нападавшие, увидев ускользающую добычу, тут же перенесли огонь на него.
Раздался взрыв, и заправщик запылал, разбрызгивая остатки топлива на тварей. Огненная волна скрыла Носова от прямой видимости. Загоревшиеся твари противно заверещали, замахав руками. Никулин, присев на колено и держа бегущего Носова в прицеле, радостно улыбнулся:
— Они боятся открытого огня! Мы заставили их бояться! Уже не зря.
— Командир, у меня все. — Это Ключевский.
— И у меня пусто, — сказал Бурцев. — В «Вереске» еще полмагазина, но это здесь как пневматика…
— Мой последний патрон ушел в заправщик, — сказал Боря.
Никулин посмотрел на автомат. Осталось четыре патрона. Носов добежал до командира, присел к нему и протянул свой АК:
— Прячьтесь, товарищ командир, я еще повоюю! А вам как-то объяснять придется все это. Я объяснять не смогу. Давайте вы будете объяснять, а я еще постреляю.
Он развернулся и открыл огонь из пулемета, неистово поливая очередями взлетно-посадочную полосу.
— Нате вам, суки поганые!!!
Твари обошли горящих и начали быстро приближаться. Никулин мгновенно переставил магазин из автомата Носова в свой. Прицелился, выстрелил. Прицелился, выстрелил…
Бывшие на крыше бойцы попрыгали вниз и задраили люк. Вытащили ножи. Бурцев вновь осмотрел раненых. Петя Палыч застыл навсегда, а Федя Беркут неслышно стонал. Вася сжал «Вереск». Так просто они сюда не войдут. По крайней мере, первая десятка. Френсис молился. Виктория не могла ни на чем сосредоточиться. Мысли летали с одной на другую, но над всеми довлело ожидание боли и смерти…
У Ключевского было разорвано ухо и рана в предплечье. Несколько попаданий в бронежилет. Но он их не видел и не чувствовал. Были раны и у остальных. Но сейчас, в этой ситуации, они были слишком незначительными перед грядущим…
Викторию трясло. А сквозь шум выстрелов ей начал слышаться какой-то свист. Наверное, это была горячка. Она никогда не считала себя трусихой. Но здесь, когда смерть была столь реальна и одновременно нереальна (а как еще назвать то, что к ним приближалось?), хотелось кричать. Понимая, что все бесполезно. А нарастающий свист в ушах — это приближение кары за все то, что сделано в этой жизни не так. Предзнаменование конца…
Коробка была пуста. И Носов отбросил бесполезный теперь пулемет. Вытащил нож и пистолет.
— Вот он я, — заорал он, отступая к пропасти.
Два патрона. Никулин замер. Надо же было последними пулями положить кого-то очень значимого. Так обычно в этих дурацких фильмах про войну, разве нет? Только масса нападавших, хоть и прореженная, была слишком однородной. Они даже перестали стрелять и просто шли. А может, у них тоже кончились патроны? Краем глаза Михаил увидел лик Михаила Тимофеевича Калашникова… Оружие не подвело. Подвела вся эта электроника и вера в нее. Нет, подумал Никулин, верить надо во что-то другое. Более светлое и возвышенное. Последние секунды матча. Овертайм проигран. Но, может, хоть по очкам победа будет за российской сборной? Твари были в пятидесяти метрах. Прятаться в контейнер Никулин не хотел. Он будет драться до последнего. Спасибо вам, дорогой тезка, спасибо вам, Михаил Тимофеевич, скоро увидимся. Жизнь прожита не зря. Умереть на поле боя достойно солдата. А обратить себя он не даст. Обязательно застрелится, хотя и противно от этой мысли. Он, Михаил Юрьевич Никулин, играл за сборную, воевал, спасал заложников и наказывал бандитов. Жаль только, что сейчас спасти гражданских уже не получится. Но он сделал все, что мог. Бог судья. Никулин выбрал цель. Носов орал на полосе, постреливая из бесполезного пистолета. В ушах нарастал пронзительный свист, который сначала казался шумом в голове, а теперь становился чем-то до боли родным и знакомым. Лик Калашникова блеснул на автомате. Последняя шайба… Никулин нажал спуск. И в тот же момент над головой с реактивным ревом пронеслась могучая сила, заставившая задрожать горы. Перед Никулиным с грохотом выросла стена огня, которая в доли секунды смела нападавших тварей. Звено истребителей прошло над старым аэродромом.
— Цель отработана, возвращаюсь, — доложил
