Лучший из лучших - Смит Уилбур
– Выбери три коровы из королевского стада, малыш, и отведи их в отцовский крааль. Скажи ему, что король дал тебе почетное имя. С этого дня тебя зовут Тот, кто смотрит в глаза леопарду.
Ломающимся голосом подросток пропищал слова благодарности и попятился прочь.
Затем вышел голландец, самоуверенный гигант, и раздраженно сказал:
– Я уже три недели жду, пока король решит…
Его слова перевели Лобенгуле, и он заговорил, словно рассуждая вслух:
– Посмотрите – когда он злится, у него краснеет лицо, словно сережки на голове черного стервятника. Скажите ему, что король не считает дни. Кто знает, может быть, придется ждать еще столько же.
Лобенгула махнул копьем, отправляя голландца восвояси, взял стоявшую рядом на козлах бутылку шампанского и отхлебнул, проливая шипучую жидкость на шитый золотом мундир.
Внезапно лицо короля озарилось улыбкой, хотя голос прозвучал недовольно и ворчливо:
– Номуса, Дочь Милосердия, я послал за тобой еще вчера! Меня мучают страшные боли, почему ты так задержалась?
– Орел летает, гепард бегает, а моя скорость ограничена скоростью мула, мой король, – ответила Робин Кодрингтон, пробираясь по заваленной нечистотами земле. С помощью мухобойки она расчищала себе дорогу сквозь толпу, заодно больно ткнув одного из королевских палачей в черных накидках.
– С дороги, людоед! – чопорно заявила она. – Убирайся прочь, убийца детей.
Палач проворно отпрыгнул в сторону и злобно посмотрел ей вслед.
– Что случилось, Лобенгула? – спросила Робин, добравшись до фургона. – Что на этот раз тебя мучает?
– Ноги горят, точно их наполнили горящими угольями.
– Подагра, – определила Робин, пощупав распухшие конечности. – Ты пьешь слишком много пива, слишком много бренди и шампанского.
Она открыла сумку.
– Что ж мне теперь, от жажды умирать? Номуса, зря тебя так назвали: твое сердце не знает жалости!
– Как будто твое знает! – парировала Робин. – Я слышала, ты послал еще один отряд, чтобы убить Пембу.
– Он всего лишь машона, – засмеялся Лобенгула. – Пожалей лучше короля, у которого живот словно острыми камнями набили.
– Несварение! Чревоугодие убило твоего отца и тебя тоже убьет! – укорила Робин.
– Ты меня еще и голодом уморить хочешь! Чтобы я стал тощим белым человечком, которого никто не уважает.
– Тощий, но живой или толстый и мертвый – выбирай сам! – заявила Робин. – Открой рот.
Лобенгула поперхнулся микстурой и нарочито закатил глаза.
– Лучше болезнь, чем вкус твоего лекарства!
– Я оставлю тебе пять таблеток. Ешь по одной, когда ноги распухнут и боль станет нестерпимой.
– Двадцать! – сказал Лобенгула. – А лучше целую коробку. Я, Лобенгула, король Матабелеленда, повелеваю тебе оставить всю коробку этих маленьких белых пилюль.
– Пять штук! – твердо ответила Робин. – А то опять слопаешь все сразу.
Король оглушительно расхохотался и чуть не упал с козел.
– Пожалуй, я прикажу тебе оставить маленькие белые хижины в Ками и переехать поближе ко мне.
– Я не послушаюсь твоего приказа.
– Именно поэтому я и не приказываю! – снова расхохотался Лобенгула.
– Это не крааль, а позорище! Грязь, мухи…
– Пара обглоданных костей и немного собачьего дерьма еще не убили ни одного матабеле, – заявил король. Затем посерьезнел и поманил Робин ближе, понизив голос, чтобы остальные не могли его услышать. – Тот голландец с красным лицом хочет построить факторию на переправе через реку Гуньяни…
– Этот человек проходимец! Он привез никудышные товары и будет обманывать твой народ.
– Посланец принес эту книгу. – Лобенгула передал ей сложенный листок. – Прочитай ее мне.
– Это от сэра Фрэнсиса Гуда. Он хотел бы…
Почти целый час, разговаривая хриплым шепотом, чтобы никто не подслушал, Лобенгула советовался с Робин по самым разным вопросам: от письма британского представителя до менструальных недомоганий младшей жены. Наконец он сказал:
– Твое появление здесь сладко, точно первый дождь после долгой засухи. Что я могу сделать, чтобы доставить тебе удовольствие?
– Разреши своим подданным приходить в мою церковь.
На этот раз король хмыкнул с сожалением:
– Номуса, ты настойчива, как термиты, которые грызут столбы моей хижины.
Он задумчиво нахмурил брови, а потом улыбнулся:
– Хорошо, можешь взять одного человека. Только это должна быть женщина, жена вождя королевской крови и мать двенадцати сыновей. Если среди моих подданных найдется такая, то возьми ее, полей на нее воду и сделай ей знак на лбу. Пусть она поет песни трем белым богам, если ей этого хочется.
На этот раз усмехнулась Робин – хитро и проказливо:
– Лобенгула, ты жестокий человек и слишком любишь поесть и выпить, но я все равно люблю тебя!
– Я тоже люблю тебя, Номуса!
– Тогда у меня есть еще одна просьба.
– Говори!
– Юноша, сын моего брата…
– Хеншо.
– Королю всегда все известно.
– Так что с ним?
– Выслушает ли король его прошение?
– Пришли мальчика ко мне.
Корзины для зерна, сплетенные из веток и обмазанные глиной и коровьим навозом, были до краев полны высушенными на солнце початками кукурузы и стояли на самом краю пропасти, приподнятые на шестах, чтобы обеспечить сквознячок и оградить запасы от крыс и других вредителей. «На целую армию хватит», – уныло подумал Базо. Голодная смерть осажденным не грозила.
– Жалкий пес наколдовал хорошие дожди над своими полями, – буркнул Зама, правая рука Базо. – Кукурузы у него столько, что девать некуда. Он и впрямь умеет вызывать дождь.
– Вода! – вслух подумал Базо, глядя на отвесную скалу над головой. За корзинами виднелись крыши хижин. – Может, жажда заставит их сдаться?
Зама принимал участие в одной из неудавшихся попыток захвата крепости, и Базо спрашивал его совета.
– Три вождя пытались это сделать, – ответил Зама. – Потом поймали одного машона, и он сказал, что там есть источник, в котором сколько угодно воды.
Солнце стояло над скалой, и Базо прищурился.
– Вон там много пышной зелени… – Он показал на узкую трещину, которая рассекала вершину надвое. – Наверняка это и есть источник.
Словно подтверждая его слова, из расщелины вышла крохотная фигурка, которая снизу казалась укороченной. Девушка несла на голове сосуд из тыквы; зеленые листья затыкали горлышко, чтобы вода не расплескивалась. Поднявшись по незаметному снизу выступу, девушка исчезла на вершине утеса.
– Придется лезть наверх, – проворчал Базо.
– Легче летать научиться! – ответил Зама. – На эту скалу не залезть ни бабуину, ни антилопе-прыгуну!
Гладкий серый камень кое-где покрывали полосы лишайников – зеленые, синие, красные, похожие на засохшие краски на палитре художника.
– Пошли! – сказал Базо.
Они медленно направились в обход утеса, с вершины которого за ними внимательно следили вооруженные дозорные. Едва матабеле приближались к подножию скалы, сверху обрушивался град камней, высекая искры из осыпей и пролетая над самой головой. С недостойной воинов поспешностью Базо и Заме приходилось отскакивать в сторону.
– Машонские штучки! – недовольно бурчал Зама. – Вечно они камнями бросаются, нет бы на копьях сразиться!
Местами скалу рассекали вертикальные трещины, однако ни одна из них не доходила от подножия до вершины, ни одна не могла служить дорогой наверх. Базо высматривал участки камня, отполированные лапами диких бабуинов или выщербленные копытами крохотных, похожих на серн антилоп-прыгунов, – они бы указали путь к вершине. Никаких следов. Отвесные скалы превращали поселение на вершине в неприступную крепость.
– Вон там! – Зама показал на крохотную выемку в стене. – Двое воинов однажды попытались пробиться наверх, залезли до того кустика. – Кустик рос в трещине на высоте ста футов над землей. – Потом выступ сузился и пропал. Они не могли ни двинуться дальше, ни вернуться назад и висели там два дня и три ночи, пока не выбились из сил и не упали на камни, точно раздавленные жуки.
