Иван Сербин - Троянский конь
— Да я бы не отказался, но у меня сейчас денег — хрен и дыра от бублика. Все в деле крутится. Зараза…
— М-да. Если бы горбатый оказался в зале, пришлось бы Андреичу до «чирика» подняться.
— А чего он так орал-то?
— Да депозит свой умудрился посеять где-то, растяпа.
За спиной засмеялись не без злорадства.
Пепел слушал разговоры и улыбался, словно это он только что приобрел заветных голландцев за семь миллионов сто пятьдесят тысяч долларов, включая процент.
* * *Это был триумф. Владимир Андреевич ввалился в каюту и тут же направился к бару. Он чувствовал себя вымотанным и опустошенным. Ему было просто необходимо выпить. Немедленно. Козельцев и вовсе напился бы, если бы не завтрашний самолет.
В дверь деликатно постучали.
— Да?
Он знал, кто это. Собиратели, собратья по хобби. С поздравлениями. От концертного зала до своей каюты он добирался минут сорок. Его постоянно останавливали, жали руки, говорили слова восхищения. Теперь это его голландцы. Владимир Андреевич ощущал благодарность к Пане, человеку, который уступил ему свой тур. Пусть по баснословной цене, но оно того стоило.
Дверь открылась, и в каюту заглянул один из устроителей круиза, моложавый улыбчивый мужчина. В руке он держал аккуратную кожаную папочку.
— Добрый вечер еще раз, Владимир Андреевич. Я хотел лично поздравить вас с шикарным приобретением.
— Спасибо. Вы, наверное, пришли по поводу оплаты?
— Э-э-э-э… Ну, скажем, обсудить порядок наших дальнейших действий.
— Не проблема. — Козельцев положил на стол депозит. — Это два миллиона. Остальное я положу завтра утром.
— У меня к вам следующее предложение. — Устроитель достал из папочки документы. — Здесь все необходимые бумаги. Вы можете заполнить их сейчас, а завтра утром, чтобы вам понапрасну не беспокоиться, я схожу в банк и осуществлю перевод указанной суммы.
— Отлично, — согласился Владимир Андреевич. — Так и поступим.
— Подтверждение вашей платежеспособности у нас есть, — пробормотал устроитель, выкладывая бумаги на стол. — Это депозит на оставшиеся четыре миллиона пятьсот тысяч долларов, на предъявителя. А это, на шестьсот пятьдесят тысяч, на нашу фирму. Реквизиты я уже внес. Вам осталось только поставить подпись. Так. И еще это… Расписка, что вы извещены о запрете продажи данных полотен за границу Российской Федерации.
Козельцев подписал нужные бумаги.
— Это все?
— Да, — вежливо улыбнулся мужчина и слегка поклонился. — Приятно иметь с вами дело.
— Во сколько мы прибываем в Стамбул?
— В семь.
— Ну, это слишком рано. Я рассчитываю встать часиков в одиннадцать, выпить кофе, позавтракать, а где-нибудь к часу дня сойти на берег. — Владимир Андреевич улыбнулся.
— Насчет картин… Вы хотите, чтобы мы положили их в сейф?
— Принесите их, — Козельцев не мог удержаться, чтобы еще раз не взглянуть на теперь уже свои шедевры. — И вот еще что. У меня к вам будет просьба. Поставьте у дверей пару охранников, если это не трудно. Не то чтобы я боялся, но береженого бог бережет.
— Конечно. Никаких проблем.
Он едва успел выйти, как в дверь снова постучали.
— Войдите!
На сей раз стучавшим оказался старый владелец голландцев. Подслеповатый забавный старикан в дешевом костюме. Он вошел в каюту как-то бочком, остановился у дверей.
— Добрый вечер.
— Добрый, — улыбаясь, шагнул навстречу старику Владимир Андреевич. — Рад вас снова видеть. Что это вы так скромно стоите? Вы у нас теперь миллионер. И не какой-нибудь, а долларовый. Поздравляю.
— Благодарю, — кивнул Пепел. — Очень непривычное ощущение.
— Ничего. Привыкнете, — заверил его Козельцев.
— Послушайте… — Старичок замялся. — Мне, право, несколько неловко, но… Дело в том, что я пока не платежеспособен. А мне хотелось бы как-то отметить… Такие случаи не часто бывают.
— Я понимаю. — Козельцев полез в карман за бумажником.
— Вы меня немного неправильно поняли, друг мой. Дело в том, что я никого не знаю на этом корабле. Я первый раз плыву на таком огромном судне. Может быть, вы составите старику компанию? Хотя бы ненадолго.
Владимир Андреевич незаметно вздохнул. Не то чтобы ему было жаль старика, но… Он чувствовал себя почти счастливым. Наверное, таким же счастливым, как в тот день, когда купил свою самую первую картину. Как сейчас помнил, это был Шишкин.
Да и действительно не мешало бы отметить. Каждому свое. Старику — продажу. Ему — покупку, а заодно и окончание того кошмара, который происходил с ним на протяжении недели.
— Но только ненадолго.
— Конечно, конечно, — заверил его старик. — Мне много и нельзя. Врачи не позволяют. Выпьем немного хорошего коньяку и скушаем что-нибудь… что-нибудь… экзотическое. Кстати, как вы относитесь к коньяку?
Владимир Андреевич мог бы сказать, что терпеть не может коньяки, но только махнул рукой.
— Мне кажется, уместнее было бы выпить шампанского.
— К сожалению, мне шампанское противопоказано. Углекислота, знаете ли, не способствует…
— Прекрасно. Выпьем коньяку и съедим что-нибудь экзотическое. Только давайте дождемся, пока принесут голландцев и поставят пару охранников у дверей.
— Разве вы не собираетесь сдать их в сейф? Впрочем, — старик махнул рукой, — я тоже сорок лет хранил их дома. Представляете? И ничего. Не украли.
— Вам повезло, — искренне признался Владимир Андреевич.
— Да, очень. Очень повезло, — понял его по-своему старик.
В дверь постучали.
— Войдите! — откликнулся Козельцев.
Вошел давешний улыбчивый организатор, неся в руках кейс. За ним следом топали двое дюжих охранников.
Устроитель торжественно поставил чемоданчик на стол. Щелкнул замками, поднял крышку. Козельцев невольно залюбовался полотнами.
— Ну, разве они не прекрасны? — прошептал он.
— Они восхитительны, — подтвердил устроитель.
Владимир Андреевич покачал головой.
— Даже поверить трудно, что мне удалось их приобрести.
Он еще несколько минут любовался голландцами, затем вздохнул, повернулся к старику. На глазах у того были слезы.
— Шедевры. — Козельцев приобнял старика. — Спасибо. Искреннее спасибо.
Тот махнул рукой.
— Знаете, а ведь я к ним привык… — прошептал старик.
— Ну, что же делать… — Владимир Андреевич похлопал его по плечу. — Пойдемте выпьем коньяку. Отметим торжественное событие.
Устроитель благоговейно опустил крышку кейса.
— Заключение эксперта о подлинности, а также договор о продаже — в чемоданчике, — негромко сказал он.
Владимир Андреевич нахмурился, давая понять, что рядом с прекрасным меркантильные вопросы обсуждать неуместно. Устроитель закивал поспешно.
— Пойдемте, — предложил Козельцев, и они вышли из каюты.
Женя выждала несколько минут, затем осторожно отодвинула дверцу шкафа. Слава богу, что еще был этот обед и аукцион. Она смогла размяться, не опасаясь быть услышанной. Если бы ей пришлось сидеть неподвижно на протяжении полусуток, даже при всей своей спортивной закалке она сейчас вряд ли сумела бы подняться на ноги, не устроив настоящего тарарама.
Она слышала слова Козельцева об охране и понимала, что за дверью каюты сейчас топчутся двое громил. Нужно быть предельно осторожной. Женя достала из кармана нож, прошла к столу, подняла крышку кейса. Козельцев не преувеличивал. Миниатюры были восхитительны. Женя начала вытаскивать холсты из подрамника. Действовать приходилось быстро. Пепел не может удерживать Козельцева в ресторане слишком долго. Это будет выглядеть подозрительно. А ей предстояло не только снять полотна, но и вставить на их место копии.
Женя старалась. Руки ее тряслись от волнения. Одно полотно, второе.
Первая копия. Вторая. С третьей вышла заминка. Подрамник никак не хотел вставать на место. Девушка сдавленно выругалась. Черт! Складка на полотне. Пришлось натягивать третью копию снова. Теперь рама встала без проблем.
Женя засунула голландцев под рубашку, отошла к иллюминатору, высунула руку в темноту, нащупала пластырь, леску. Потянула. Трос упал сверху, карабин пребольно ударил ее по кисти.
Из коридора донесся громкий кашель. Козельцев и Пепел возвращались из. ресторана. Женя быстро пропустила карабин сквозь петли, дернула за трос, проверяя, прочно ли укрепился «якорь». Ухватилась за верхний край иллюминатора, подтянулась, начала протискиваться наружу.
— Все спокойно? — услышала она голос Козельцева.
— Все тихо.
Сейчас они войдут в номер и увидят торчащие из иллюминатора ноги. То-то потеха начнется… Женя, извиваясь, словно змея, протаскивала тело через иллюминатор. Она представила себе, как Козельцев берется за ручку двери, — рывок! — поворачивает ее — еще рывок!
