Пётр Разуваев - Русский калибр (сборник)
Плеск воды смешивался с разноязыкой речью людей, неудержимо неслась вперёд колесница Океана, запряжённая парой диких коней, трубили в свои раковины бородатые тритоны, и лились, струились по причудливому каменному склону потоки воды. Мельчайшая водяная взвесь окутывала мраморное тело Океана, а чуть ниже, отделяя от реальности неистовство мифа, тихо разливался широкий и спокойный бассейн. По его поверхности бежала лёгкая рябь, весёлые солнечные зайчики метались в разные стороны, отражаясь от объективов многочисленных фотолюбителей; то и дело взлетали в воздух монетки, на миг зависая над водой, а потом с лёгким всплеском уходя на дно. Народная примета: хочешь вернуться в Рим — брось пару денежек в фонтан Треви, и твоё желание непременно сбудется. Машинально и я поддался на эту массовую провокацию, тоже бросив в воду несколько новеньких монеток. На самом деле, я с куда большим удовольствием утопил бы там пару сотен долларов, лишь бы никогда больше не возвращаться в эту чудную страну. Не спорю, никто и не говорил, что всё будет очень просто . Но количество происходящих вокруг меня неприятностей уже давно переросло в качество, казалось, что я иду по плодородному минному полю, и каждый шаг приходится на очередной заряд гадких неожиданностей. А удача, как и любое другое проявление милостей Фортуны, имеет одно подленькое свойство — иногда она оставляет тебя в самый ответственный момент. Образно говоря, сейчас я стоял посреди этого самого минного поля с задранной ногой и решительно не понимал — куда же мне её опустить без риска для жизни? И я был отнюдь не единственной «цаплей» в этом болоте. В полной мере всё вышеизложенное относилось и к Паоле, и к Давиду.
Прятаться лучше всего среди толпы — это я усвоил хорошо. После поспешного бегства из дома синьоры Лонги мы ещё некоторое время колесили по ночному Риму, но возле Parco Traianeo «Гольф» пришлось бросить. Разъезжать на угнанной машине по столице было просто глупо. Там же остался бронежилет и всё оружие, с которого я тщательно удалил отпечатки пальцев. Патроны практически закончились, а таскать с собой груду бесполезного железа? Зачем?
Остаток ночи мы провели под сенью кедров и пиний, как разжалованные римские патриции без определённого места жительства и занятий. Согласно традиции, посвятив это время беседе. Легко можно догадаться о том удовольствии, которое мы все получили, обсуждая реалии нынешнего дня. Несколько часов такой жизни доконали меня окончательно, и, с трудом дождавшись утра, я начал действовать. Отправив Паолу с Давидом на такси в центр и условившись с ними о встрече на Piazza di Spagna, возле которой всегда была масса людей, а рядом располагались целые кварталы самых престижных римских магазинов и кафе, я поймал другое такси. И потребовал от шофёра доставить меня прямо к местному отделению Royal Bank of Canada, в котором я держал почти все свои «сбережения». Где именно он находится, не знал никто, так что поездка получилась увлекательной и дорогостоящей одновременно. На её оплату ушли последние деньги, изъятые мною у Паолы. Зато в результате я стал обладателем вполне приличной суммы в местной валюте и совершенно перестал зависеть от «опасных» кредитных карт. Опасность «засветиться» во время подобной операции была ничтожно мала. Установить движение денег на счёте можно элементарно, но зато поймать меня, проследить дальнейшие действия — практически невозможно. Никто из «чужих» не мог знать о моих взаимоотношениях с этим банком. А если бы меня гоняли «свои»… всё закончилось бы гораздо раньше, в этом я был уверен на двести процентов. Впрочем, о том, как именно я делил окружающих меня людей на «своих» и «чужих», — это вообще разговор совершенно особый.
Паолу и Давида я обнаружил сидящими возле фонтана, у подножия знаменитой лестницы, которую я по привычке называл Испанской. Хотя на самом деле её звали как-то иначе. С тех пор прошло больше трёх часов, мы успели позавтракать и истратить кучу денег на то, чтобы привести себя в божеский вид, но… настроение от этого не изменилось. Выглядели мои соратники неважно. И, сидя сейчас у фонтана Треви, я чувствовал это в полной мере. Слишком уж неестественен был наш «триумвират». Паола, окончательно выбитая из колеи ночным происшествием. Давид, усталый и больной. И я, довольный и счастливый, с любимой девушкой по одну руку и ценным трофеем в виде Давида — по другую. Они были нужны мне поодиночке, и каждый из них был мне по-своему дорог, но, имея на руках эту сладкую парочку «в комплекте»…
Я решительно не представлял, как мы будем уживаться в одной компании. Наша ночная беседа окончательно выявила в моих спутниках резкую взаимную антипатию. Проще говоря, они друг друга терпеть не могли. Хотя, в отличие от Паолы, Давид всячески старался не демонстрировать своих чувств. Кроме того — оставалась нерешённой проблема с Дашей, и я не видел пока ни одного реального способа вытащить её из рук Кольбиани. А бросать девушку на произвол судьбы… Нет, это как-то не по-джентльменски.
— Андре? — Паола коснулась моей руки, и я с облегчением вернулся на землю.
Она сидела рядом со мной, на низком каменном парапете, окружавшем бассейн. Лёгкое, яркое платье очень шло девушке, но на его фоне была особенно заметна бледность её лица, тёмные круги под глазами, усталый, потухший взгляд. Легко шлёпнув ладошкой по поверхности воды, Паола прохладной и влажной рукой коснулась моего плеча.
— Я устала. И хочу кофе. По правилам конспирации можно пить кофе, правда? — И она попыталась улыбнуться. Вместо ответа я обнял её за обнажённые плечи и притянул к себе.
Давид сидел чуть поодаль, на мраморной скамье, которая тянулась вдоль всего фонтана. Вокруг него появлялись и исчезали люди, пришедшие полюбоваться на одну из достопримечательностей Рима, но они ему, похоже, абсолютно не мешали. На моих глазах две молоденькие японки подскочили к нему и, буквально впихнув в руки Давида фотоаппарат, попросили гениально запечатлеть их на фоне фонтана. Он добросовестно сделал всё, что было нужно, вернул огромный «Canon» и мгновенно вновь погрузился в молчаливое созерцание. Опознать в этом человеке Давида Липке, гения и виртуоза финансовых операций, — мало кто справился бы с такой задачей. То, что я о нём знал, и то, что я сейчас видел… С ним что-то происходило, он словно бы перерождался, на моих глазах превращаясь в совершенно другого, незнакомого человека. И это в первую очередь сказывалось на его поступках. Именно Давид стал виновником нашей экскурсии по Вечному городу. Паола настаивала на скорейшем отъезде из Рима, предлагая взять напрокат машину и уехать в один из небольших городков, окружавших столицу. По здравом размышлении я тоже склонялся к этому варианту, но Давид думал иначе. Своё мнение он изложил нам во время завтрака, в одном из самых известных и уютных римских кафе — «Greco».
— Но, Давид, — в очередной раз я пытался доказать ему очевидное. — Рано или поздно нас либо арестуют, либо убьют.
— Я не могу уезжать. Не могу прямо сейчас. Дайте мне всего один день, а потом…
— Этой ночью меня уже хотели убить, — резко бросила Паола. — Вы уверены, что в следующий раз им снова не повезёт?
«Вот и вся благодарность», — подумалось мне. Бегаешь, суетишься, стреляешь в людей… А всё, оказывается, так просто. Повезёт — не повезёт. Обидно, да?
— Вы не понимаете, — тихо сказал он. — Я всю жизнь занимался тем, чего не существует в природе, я перекладывал воздух из одного банка в другой, потом в третий, и так до бесконечности. И всегда я искренне думал, что это и есть — главное. Мне казалось, что ещё чуть-чуть, ещё одна сделка, ещё один миллион — и я, наконец, позволю себе отдохнуть. Поехать в Рим, в котором я был уже сотни раз, и хотя бы однажды пройтись по нему пешком. Понимаете? Просто прогуляться… Я объехал весь мир — Иерусалим, Париж, Бомбей, Прага, Ленинград, Вена. Это потрясающие города, не так ли, Андре? И что же? Ни-че-го. Везде одно и то же: отель, офис, мониторы, телефон, переговоры со всякой дрянью… Да бог с ними, с людьми, но я же никогда, ничего, нигде не видел, понимаете? Я не был в Лувре, не был у Стены Плача, не был в… в музее мадам Тюссо — я даже там не был, хотя целую неделю мой офис находился в двух шагах от него. Потом, потом… Вот оно, моё «потом»… Вряд ли я теперь увижу Иерусалим… Вряд ли я вообще увижу хоть что-нибудь…
С каждым словом он говорил всё тише и тише, а последние слова Давид произнёс почти шёпотом, отвернувшись от нас и глядя куда-то в окно, на пальмы, церковь, лестницу, художников, расположившихся на ней. Он не хотел смотреть на нас, и я его понимал.
— Это мой последний день в Риме…
Я молча взглянул на Паолу, она — на меня. Мазнула взглядом и мгновенно отвела глаза, неопределённо пожав смуглым плечиком. Наши глаза встретились лишь на мгновение, но я увидел, успел заметить в её взгляде ответ на мой невысказанный вопрос. Я хотел спросить у Паолы — когда она последний раз гуляла по Риму?
