Валерий Горшков - В рясе смертника
Опустив автомат, Юрка вытащил из пристегнутого чуть выше щиколотки, под джинсами, кожаного чехла нож, подошел к джипу и четырьмя взмахами перерезал связывавшие руки и ноги брата крепкие капроновые веревки, после чего выдернул у него изо рта грязную, промасленную отработкой тряпку.
Голозадый истерзанный Руслан тихо, как сопля по стеклу, сполз по решетке отбойника и зашелся в истерических рыданиях, от которых у Юрки сразу же больно защемило сердце.
Юрка не пытался представить себе, что бы он сам ощущал, кем бы себя чувствовал, окажись вдруг по воле случая на месте раздавленного в лепешку Руслана. Почти родного брата, который, угодив в лапы братков Гитлера, сломался и подставил их всех, обрек на мгновенную, страшную и, что немаловажно для боевиков, совершенно бесполезную гибель в бандитской засаде…
– Хватит ныть, оденься! – невероятным усилием воли взяв себя в руки, сказал Юрка. Он брезгливо отвернулся, не в силах больше смотреть на скорчившегося у бампера Руслана, сверкавшего развороченной задницей. – Там, в поселке, я оставил ползать одного слепого калеку. Скоро здесь наверняка будут менты с группой захвата… Если не хочешь давать письменные показания, как тебя здесь отъеб… В общем, кончай выть, надевай штаны, и сматываемся отсюда!
– Я… я не хочу больше жить. – Цепляясь за отбойник, Руслан поднялся на ноги и медленно, очень медленно натянул джинсы. Потом повернулся к Юрке лицом, снова сел на пол, прислонился спиной к бамперу «Чероки» с нарисованным на запаске клыкастым вампиром – того самого, злополучного, за который он прошлым утром принял финскую тачку на Выборгском шоссе, – и чуть слышно просвистел через сломанные зубы: – Дай мне ствол… Я… не смогу каждый день просыпаться с мыслью, что из-за меня, суки, погибли пацаны, а сам я – пидер! Я хочу кончить все прямо сейчас, одним выстрелом! Дай ствол, прошу тебя. Братан…
– Я тебе не брат, слякоть, – выдавил с ненавистью Юрка. – На хер вы мне сдались, такие честные коммерсанты. Сегодня я уезжаю из Питера, и лучше навсегда забудем, что наши дорожки пересекались!
Наконец-то сказав Руслану главное, то, что не успел сообщить отцу, Юрка помолчал и добавил уже гораздо спокойнее:
– Кроме безглазого калеки и меня, о твоем вздрюченном очке пока никто не знает. С братком, думаю, все ясно, уйдет к тюремной параше, в больничку. У тебя связи есть, если захочешь, сможешь заставить его замолчать навсегда… А мне, козел, твои сексуальные подвиги вообще до лампочки, понял?! Это твои проблемы, ты и загружайся! Отец никогда не узнает ни про твою гнусную подставу, ни про все это дерьмо. А больная жопа… ничего, до свадьбы заживет. Вставай, бля, пошли! У нас мало времени…
– Нет, – покачал головой Руслан, так и не поднявшийся с бетонного пола гаража. – Ты не понимаешь… не можешь понять! Мне плевать, узнает кто-то или нет! Я сам – сам! – никогда не прощу себя! Я не смогу жить, зная, что я – крыса и петух! Дай мне ствол, ты, падла! Или пристрели меня прямо сейчас! Ну давай, чего медлишь!
– Заткнись, – процедил Юрка сквозь зубы. – Считаю до трех, потом ухожу один. Раз… Два…
– Ствол, умоляю… – тихо прошептал Руслан. – Я не просто слякоть. Я хуже. Так не отнимай у меня самое последнее, дай хотя бы уйти достойно. Мужик ты или не мужик?!
– О-о, как вы меня достали, блядская семейка! – Юрка на миг прикрыл глаза, сжал зубы и медленно покачал головой. А потом без тени сожаления посмотрел на сжавшегося в комок Флоренского и швырнул ему «узи». С глухим стуком оружие ударилось об пол гаража. – На, подавись! Если так сильно хочешь сдохнуть, кретин, суй дуло в пасть и жми на курок! Счастливо оставаться.
– Спасибо, Малыш… – Рука Руслана быстро легла на рифленую рукоятку компактной израильской машинки для убийства, а указательный палец нащупал спусковой крючок. – Я знал, что ты добрый и не откажешь мне, – пробормотал он, глядя в спину Юрке, который молча развернулся и решительно шагнул к распахнутой металлической двери.
– Знаешь, я передумал, – вдруг, на удивление бодро, сказал Флоренский. – Я не хочу умирать. О том, что произошло здесь, действительно никто не узнает. Я ведь не сказал тебе… Гитлер привязал меня к решетке уже после ухода братвы, когда я был в отключке после замеса. Так что раненый бык ничего в мусорне не скажет. Остаешься только ты и твое твердое обещание молчать всю оставшуюся жизнь. Но, прости, я не привык верить людям на слово. Береженого, как говорится, бог бережет… Поэтому будет гораздо лучше, если вместо меня сдохнешь ты прямо сейчас! Короче, чао, придурок!..
Руслан решительно вскинул автомат, прицелился в спину Юрки, после его откровений резко затормозившего на пороге, и, растянув губы в садистской ухмылке, плавно надавил на спуск.
Сухо выплюнув, как оказалось, самую последнюю в обойме пулю, «узи» захлебнулся и затих. А купившийся на паскудный финт брата Юрка, отброшенный титанической ударной силой за порог, волчком крутнулся в воздухе, взмахнул руками, рухнул лицом на коврик для вытирания ног и затих с широко открытыми глазами. Пуля ударила ему в спину точно между лопаток, в сантиметре от позвоночника…
– Вот и ладушки, – не спеша вставая с пола и морщась от острой боли, сквозь сломанные зубы выдавил Руслан, хлюпая распухшими багровыми губами. – Сейчас мы протрем ручку волыны от пальчиков, вложим ее в грабку этого дурня, а сами доберемся до телефона и сообщим ментам печальное известие… Знаешь, мне почему-то кажется, что отец не очень расстроится, когда узнает, что ты сдох! А зря. Это было так красиво, как в кино! Я, заложник, видел все собственными глазами! Покрошив всех быков и чудом выжив в засаде, ты бесстрашно ринулся мне на помощь и успел, пока не было Гитлера (тот куда-то умотал), перерезать веревки, но тут, откуда ни возьмись, снова появился фюрер и выстрелил герою в спину. А я, будучи свободен от пут, улучив момент, прыгнул на злодея, выбил у него машинку и двумя очередями раскроил ему яйца и череп… Малыш, у тебя будут шикарные похороны! Жаль только, что ты, лох голимый, этого уже не увидишь… Но шикарный обелиск из черного гранита, с портретом-гравировкой и траурной слезливой надписью я, так и быть, тебе обещаю. Братан все-таки!..
Юрка лежал совершенно неподвижно, не в силах пошевелить даже пальцем, не то что вздохнуть. Надетый под блейзер взятый «напрокат» у одного из погибших боевиков легкий кевларовый бронежилет не дал выпущенной в упор пуле вонзиться в тело, но, увы, не смог уменьшить ее огромную ударную силу, потрясшую позвоночник. Юрка был жив, но не мог ни двигаться, ни дышать, ни даже стонать. Он лежал на пороге гаража, повернув голову набок, глядел в одну точку полными слез раскрытыми глазами и медленно, мучительно умирал от удушья.
…Как это ни странно, но способность дышать вернулась к нему отнюдь не от живительного дуновения свежего воздуха, а совсем наоборот – от попавшего в слипшееся сухое горло и просочившегося в легкие едкого угарного дыма, черным туманом медленно сползавшего вниз по ступенькам лестницы.
Словно очнувшись от летаргического сна, Юрка конвульсивно вздрогнул, широко открыл рот и рывком вдохнул ядовитый воздух. И тут же заорал от полыхнувшей в спине, груди и отозвавшейся во всех частях тела нестерпимой боли, скорчился, подтянув колени к животу, и зашелся в судорожном хриплом кашле… Кое-как очухался, вдыхая обжигающий легкие едкий дым, хотел было, придерживаясь за стену, подняться на ноги, но не сумел. Вовремя сообразил, что этого делать не стоит. Несколько глотков этой растворенной в воздухе отравы – и он снова упадет, потеряв сознание, на сей раз уже навсегда…
Если и оставался еще в замкнутом пространстве гаража относительно пригодный для дыхания воздух, то он у самого пола.
Перевернувшись на правый бок и отталкиваясь ногой (передвигаться по-пластунски не позволяла боль в спине и плохо слушающиеся левые рука и нога), Юрка, извиваясь, с черепашьей скоростью пополз к закрытым воротам гаража. Не могло быть и речи о том, чтобы попытаться покинуть коттедж через окно первого этажа, поднявшись по двум крутым лестничным пролетам в охваченный пламенем дом. Единственной дорогой к спасению для Юрки могли стать только автоматические въездные ворота, едва различимые даже при свете ярких ламп сквозь стену повисшего в воздухе черного дыма.
Они обязательно должны открываться изнутри кнопкой…
Увы, кнопка оказалась так высоко, что достать ее из положения лежа оказалось совершенно невозможно. Так же невозможно, как подняться на ноги или хотя бы на колени. После нескольких безуспешных попыток дотянуться до кнопки рукой Юрка огляделся, отполз в угол, схватил стоявшую там лыжную палку и… в этот момент в коттедже погас свет и вокруг сгустилась темнота. Гуляющий по дому огонь добрался-таки до распределительного щита или попросту пережег провод, ведущий к гаражу, тем самым лишив питания электродвигатель, приводящий в движение ворота…
