Лев Константинов - Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)
— Добри думки! — одобрил равнодушно Крук и повернулся к Лесе. — Как вам наш вечер? Это все в вашу честь…
— Очень я вам благодарна за внимание. И для меня большая удача — встретиться с вами…
«Не такой уж и грубый голос у этой девицы», — отметил мимоходом Крук. И вспомнил Злату, прощание на конспиративной квартире.
— Как там наша Злата? Надежно ли ее положение?
— Очень надежно, — заверила Леся. — Злата нашла то, что искала. И надеюсь, Украина по заслугам оценит ее усилия.
«И мысли какие-то у этой девицы шевелятся», — опять отметил Крук. Доверительно попросил:
— Берегите Злату, она того стоит.
— Полностью с вами согласна, — воспринимая его слова как приказ, ответила Леся. — Мы там, на Украине, в этом убедились.
«Коханый, я возвращусь», — обещала Злата в тот давний вечер, когда Крук сказал, что уже пора им прощаться. Выпито тогда было немало. Злата не ломалась, не привередничала, сказала: «Судьба перед рейсом подарила мне чудесную ночь».
Воспоминания были приятные, и улыбка косым лучиком скользнула по лицу Крука.
Все уже давно обратили внимание, как долго и с интересом разговаривает Крук с курьером. Особая милость! Мудрый был доволен, а гости даже примолкли, чтоб не мешать пану Круку. Девицы, обносившие гостей чарками на подносах, завидовали Лесе откровенно, они тоже приложились к горилке. Крук казался им почти доступным, если бы не эта энергичная курьерша.
Леся, спросив разрешения у Крука, сняла френч, осталась в расшитой черно-красной нитью блузке. Раскраснелась, от выпитого повеселела, стала не такой уж и строгой, как вошла.
— Хочу сказаты! — поднялась она с рюмкой. — Хочу выпиты за Украину!
Тост у нее был хороший — за любовь к родине, за то, чтобы нигде и ни в чем не изменять ей, чтобы ни ненависть, ни расстояния не легли пропастью между человеком и родиной.
Крук покивал одобрительно и первым приблизил свою рюмку к рюмке девицы-сотника, без френча ставшей очень похожей на юного казачка из мелодрам минувшего столетия.
В гостиной было уютно, гости тоже почувствовали, что официальная часть вроде бы закончилась и можно налечь на закуску.
— Ты на меня не обижайся, — попросил Лесю Мудрый, — то, что произошло, требовалось.
— А если бы я умерла, если бы сердце не выдержало? — чуть прищурилась Леся.
— У тебя — выдержит. У тебя оно как камень…
— Спасибо за комплимент, — сказала Леся.
Настроение у нее было прекрасное. Все эти «диячи на национальной ниве» собрались здесь ради нее. Они пришли чествовать ее, Лесю Чайку, курьера ОУН, сотника УПА, удостоенной высших наград, располагающей приличным счетом в банке и прочая и прочая…
— А у меня для тебя сюрприз, — сказал Лесе Мудрый. — Отойдемте-ка в дальний угол, чтобы не мешали.
Он оглянулся, поискал кого-то среди гостей, поманил пальцем Шпака:
— Петро, подойди к нам…
Шпак на фоне раздобревших от выпитого гостей, шумно и крикливо провозглашающих новые тосты, был необычно задумчивым.
— Вот вам спутник в трудном рейсе, — церемонно представил Мудрый Шпака.
Шпак протянул Лесе руку, чтобы обменяться, как велела неписаная традиция, рукопожатием. Леся руку не заметила.
— А он что-нибудь умеет? — спросила у Мудрого. — Все, что необходимо там, на «землях»…
— Посмотрим, — Леся окинула Шпака неожиданно трезвым, изучающим взглядом.
Шпак не выдержал этого взгляда, опустил глаза.
— Не ходи со мной, хлопче, пропадешь, — пошутила Леся.
— За тобой — хоть на край света, — ответил Шпак.
Мудрый внимательно следил, как и что говорит Леся.
— Мы отдаем тебе своего лучшего человека, — подчеркнул он.
— Тогда по чарке? — Леся гибко склонилась над подносом, разлила коньяк.
Мудрый и Шпак взяли рюмки.
— Пью за родную землю! Пью за счастье Украины! Слава героям!
— Героям слава, — без энтузиазма ответил Шпак. Мудрый же просто кивнул, опрокидывая рюмку.
— Слава, слава! — зашумели гости, увидевшие, что героиня вечера произносит тост.
Леся Чайка окинула их безразличным взглядом — кучка теней, голосисто предающихся воспоминаниям о «славных сторинках боротьбы».
Глава XLII
Майор Стронг принял Мудрого сразу, как только тот позвонил.
— У нас все готово, — доложил Мудрый. — Курьер Чайка и агент Шпак отправляются на Украину сегодня.
— Хорошо. — Стронг после постигших Мудрого в операции «Голубая волна» неудач не очень верил в успех рейса Чайки и не скрывал этого. — Будем надеяться, — сказал Стронг, — что «Голубая волна» все-таки выйдет в эфир.
— Мы приложим все силы, — заверил Мудрый.
— Что же, посмотрим…
Майор подошел к карте Украины, отыскал город, где в скором времени должны будут объявиться Леся Чайка и Шпак. Мудрый тоже смотрел на карту и за кружками, обозначающими города, за синими линиями рек, за сплетением дорог увидел огромную страну, чужую и враждебную. Он ее ненавидел и жизнь свою отдал этой ненависти.
— Когда придет первая весточка от Чайки? — спросил Стронг.
— Через месяц.
— Хорошо. Чайка — это на вашем языке, кажется, такая птица?
— Да.
— Пожелаем тогда, чтобы у нее были сильные крылья. И будем ждать…
Майор умел ждать. Пусть огонь и обожжет крылья Чайке, пусть она попадет в ловушку, пусть, наконец, затеряется в неизвестности. Пусть!.. Мудрый и такие, как он, подготовят других агентов, у которых будут другие клички, и улетят они по новым маршрутам, продиктованным ненавистью.
…Была поздняя осень. На Европейском континенте вовсю бушевали ветры «холодной войны».
* * *Город, выбранный Мудрым и обозначенный на карте майора Стронга, жил спокойной жизнью.
Десяткам тысяч горожан не было никакого дела ни до Мудрого, Боркуна, Крука, ни до майора Стронга с их планами «проникновения», с их операцией «Голубая волна», с надеждами на создание идеологических и стратегических форпостов на «землях», как они выражались, а точнее — на территории Украинской Советской Социалистической Республики. Но это не значит, что планы эти были не опасны. Бывает и так, что спичка в руках ослепленного ненавистью бандита становится причиной несчастья для многих людей.
Тайная война, один из очагов которой был обозначен на карте Стронга именно здесь, в этом тихом западноукрайнском городе, коснулась только очень немногих людей — тех, кто по долгу коммунистов обязан был первым принять ее удары, отразить их и нанести удары ответные.
Едут солдаты с фронта — кумач на эшелонах, девчата забрасывают вагоны цветами, и на каждом, даже самом маленьком полустанке — оркестры, митинги.
Возвращается чекист с операции — знают об этом только несколько самых близких людей…
И это не имеет ничего общего с несправедливостью — просто такова логика той особой войны, тех тайных фронтов, на которых чекист сражается.
Возвращение Чайки не было отмечено печатью торжества. Просто в один из дней к небольшому особняку, затерявшемуся среди улиц и переулков областного центра, подкатила «Победа».
Была уже зима, снег лежал чистый и пушистый, в переулок высыпала детвора с санками и лыжами. Все было очень обычно.
Из машины вышли трое: девушка и сопровождающие ее двое мужчин. По тому, как один из них сделал шаг назад, пропуская вперед девушку, как в ногу зашагали они по очищенной от снега дорожке к особняку, в них легко можно было, несмотря на штатскую одежду, угадать людей военных, привыкших к четким движениям, к лаконизму даже в жестах.
— К полковнику Коломийцу, — сказала девушка дежурному по областному управлению.
В вестибюле они задержались на несколько минут.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант, что встретили, — сказала девушка одному из своих спутников.
— Встреча прошла в духе взаимопонимания, — пошутил старший лейтенант.
Они весело рассмеялись, вспомнив, как с готовностью потянул руки кверху агент Шпак, которого Мудрый назвал на прощальном ужине в Мюнхене «одним из лучших своих людей». Забыл и про ампулу, зашитую в уголок воротничка. На лице у него было написано неподдельное удивление. Это выражение так и не покидало его с того момента, когда встретил «гостей» старший лейтенант Малеванный со своей группой.
Девушка подошла к строгой мраморной доске, укрепленной на центральной стене вестибюля. На белом камне были золотом выбиты фамилии. Одна… две… три… Много…
Звание, фамилия, инициалы, год… И больше ничего, кроме памяти товарищей, горя родных, вечной благодарности народа им, павшим уже после салюта Победы.
Девушка положила к подножию мемориала еловую веточку, которую принесла с собой.
— Цветы бы, — сказал тихо Малеванный.
— Это им подарок из лесов. Они сражались за их тишину…
— Там сегодня тихо… — подтвердил Малеванный.
