Евгений Сухов - Убить Сталина
Две легковые машины в сопровождении отделения автоматчиков на мотоциклах двинулись по грунтовой дороге, разбитой продолжительным ливнем. Двигатели натужно урчали, когда машины проваливались в очередную колдобину. Были моменты, когда казалось, что автомобиль не выберется из ухаба и потребуется грубая сила пяти здоровенных мужиков, чтобы вытащить ее на твердую поверхность, но шофер, большой, видимо, специалист по бездорожью, всякий раз находил способ, чтобы вырваться из капкана.
Уткнувшись в окно, Маврин разглядывал пейзажи, проносившиеся за окном. Это следовало ценить, другого такого случая может больше не представиться. Рядом, заняв большую часть сиденья, сидел крупный сержант, угрюмо поглядывая на задержанного. А впереди, рядом с водителем, сидел майор Трухин и, покуривая папиросу, с философским спокойствием выпускал дым в приоткрытое окошко.
Ехали медленно. Позади тащился такой же черный автомобиль, в нем под строгим присмотром везли Лидию.
Неожиданно Трухин распорядился:
— Останови машину.
Водитель удивленно посмотрел на майора и нажал на тормоза.
— Ну не здесь же! — раздраженно повысил голос майор. — Отъезжай на обочину!
Водитель притер машину к обочине и остановил ее.
— А теперь вылезайте все, — приказал Трухин. — Мне нужно переговорить с арестованным.
— Как же это вы без охраны? — неожиданно воспротивился сержант, сидящий на заднем сиденье. — Неизвестно, что он выкинет. Вон какой бугай…
— Он ведь диверсант, а не самоубийца, — усмехнулся Трухин. — Я ведь тоже дожидаться не стану. Шарахну в упор из ствола, если что, — уверенно похлопал он по кобуре. — Да и куда он в чистом поле спрячется от десятка автоматчиков?
Открыв дверь, сержант осторожно выбрался на обочину, словно опасался увязнуть в трясине, и сладко потянулся, разминая затекшее тело.
Затем вышел водитель, предварительно достав из бардачка полупустую пачку папирос. Отступив от машины на почтительное расстояние, он закурил, — не ровен час, услышишь еще что-нибудь, а государственные тайны всегда грозят большими неприятностями.
Маврин выжидающе посмотрел на майора. Тот молча курил и тоже глядел на Маврина. Глупо вот так пялиться друг на друга и молчать.
— Мы достали и просмотрели ваше досье, — наконец произнес он, развернувшись.
— Выяснили, кто я такой?
— Это было нетрудно. Вообще-то мы ожидали вас в районе Медведкова. Но зенитки внесли существенные изменения в наши расчеты.
— И что же вы нашли такого интересного в моем досье?
— А то, что вы не любите Советскую власть и ваш переход на сторону немцев был далеко не случаен. Ваши родители в свое время были репрессированы. Сгинули где-то в лагерях. Вы воспитывались в детдоме. Правда, не в простом, а в том, где обычно находились дети военнослужащих. Но ваша жизнь от этого, разумеется, не сделалась слаще. Вы мечтали поступить в летное училище, но как члену семьи врага народа вам в этом отказали. Вам удалось закончить финансовый техникум. Вы хотели продолжить учебу дальше, но у вас опять ничего не получилось. Так что у вас были серьезные основания, чтобы не любить Советскую власть и товарища Сталина. Не удивляйтесь, нам многое о вас известно. Известно и то, что вы направлялись в Москву для того, чтобы совершить террористический акт в отношении всеми нами любимого Иосифа Виссарионовича Сталина. Я правильно говорю?
Вместо ответа Маврин посмотрел в окно. Автоматчики слезли с мотоциклов и, предоставленные на время сами себе, занялись тем, чем обычно занимаются солдаты в свободное время, — травили байки, закусывая их ядреной порцией самосада.
Каждый из них был рад неожиданному перекуру, и по тому, с какой обстоятельностью они расположились на обочине, было понятно, что они готовы простоять в поле сколько угодно.
Трухин продолжал:
— Хочу сказать, что вам повезло, — на вас вышла военная разведка, а не СМЕРШ. Ведь контрразведчики особенно не церемонятся, выпотрошат из вас все, что вы знаете, а потом поставят к стенке — и дело с концом!
Маврин повернулся к нему:
— А чем же отличаетесь вы? Честно говоря, я не вижу особой разницы между военной разведкой и СМЕРШем. В любом случае меня ждет один конец.
— Буду с вами откровенен, военная разведка не служит какой-нибудь политической личности. — Помолчав, Трухин добавил: — Пусть даже самой выдающейся. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Не совсем. — Маврин внимательно посмотрел на майора.
— Военная разведка служит стране. И в нашем ведомстве есть немало людей, которые считают, что войну нужно остановить именно на этом этапе. Мы и так слишком много потеряли, а дальнейшие жертвы поставят страну на грань катастрофы. Какая будет польза от того, что погибнут еще миллионы русских людей, что еще миллионы семей останутся без кормильцев. Вполне достаточно, что мы освободили от фашистов свою территорию, сильно обескровили Германию. Она уже не будет такой сильной, как раньше, а значит, нам нечего больше опасаться. А остальным государствам нужно будет самим подумать — воевать или не воевать.
— Не думал, что услышу что-нибудь подобное от офицера советской военной разведки.
— А вы напрасно удивляетесь, — голос Трухина заметно посуровел. — Вы посмотрите, что делается на фронтах. Да, мы побеждаем, но ценой каких жертв и каким невероятным усилием! Людской потенциал не бесконечен и невосполним. Такие чудовищные потери нам еще здорово аукнутся даже через несколько поколений. Я не думаю, что мы дождемся благодарности от тех стран, которые освободим. У людей короткая память, особенно на добро. Поэтому наша главная задача состоит в том, чтобы вплотную заняться собственными проблемами. Надо восстанавливать разрушенное хозяйство, а без мужиков, которые сейчас гибнут на фронтах, этого сделать будет невозможно.
— Что-то я не пойму, к чему вы, Валерий Николаевич, клоните?
Покрутив ручку стеклоподъемника, Трухин наглухо отгородился от внешнего мира.
— Я предлагаю вам довести до конца то, что вы и должны были сделать.
— И что же?
— Убить Сталина! Сталин — единственное препятствие к миру. Вам может показаться странным, но нам не нужна раздавленная беспомощная Германия. Традиционно она наш давний деловой партнер. Разумеется, не все в истории наших взаимоотношений было безоблачно… Но сейчас самое время, чтобы выстроить наши отношения заново и на более благоприятных для нас условиях.
— Тогда к чему же весь этот маскарад с арестом? Отпустили бы меня — и дело с концом.
— Хм… Вы недооцениваете военную контрразведку. Там работают очень профессиональные люди. Правда, на некоторые вещи мы смотрим по-разному, но они тоже по-своему патриоты. Не хочу вас нагружать межведомственными размолвками, но во главе СМЕРШа стоит Виктор Абакумов, человек, лично преданный Сталину и который многим ему обязан. Абакумов, не колеблясь, вас просто устранит. А наше ведомство возглавляет Лаврентий Павлович Берия. Фигура очень сильная. Он дальновидный политик и знает, что следует делать. Он думает о будущем. А что до вашего ареста… Мы провели его, чтобы за вами больше не охотилась контрразведка. Для них вы просто исчезнете, и все! Когда ваша судьба больше не будет интересовать никого, вы появитесь вновь и сделаете то, что вам было поручено. А сейчас, если хотите, воспринимайте свое задержание как… некоторый отдых. Когда ваш наставник — оберштурмбаннфюрер Грейфе поверит, что все складывается так, как планировалось, то от вашей партнерши нужно будет избавиться. В нашем деле она лишний свидетель. К тому же у нас имеется информация, что она является личным агентом самого Кальтенбруннера.
— Если с ней что-нибудь произойдет, я не буду сотрудничать с вами!
Трухин сдержанно улыбнулся:
— Кто она вам, жена?
— Считайте, что жена.
— Ваш ответ мне надо воспринимать как вашу готовность к сотрудничеству? Хорошо. Тогда женщину мы не тронем. Делайте то, что считаете нужным. Главная ваша задача — убить Сталина!
— Но почему в таком случае вам не сделать этого самим? С вашими-то возможностями!
С обочины раздался взрыв хохота. Незапланированный перекур автоматчики использовали на всю катушку. Столпившись вокруг невысокого парня с простоватой внешностью, они слушали и хохотали.
— Хм… Теоретически это возможно. В охране Сталина тоже имеются патриоты. Но контрразведка может заметить наши усилия в этом направлении. Все-таки мы внимательно присматриваем друг за другом, и поэтому такая инициатива может закончиться для всех нас очень печально. Вам это может показаться странным, но немецкой диверсионной группе подобное сделать будет гораздо легче, чем нам. Вас ведь никто не знает, никому не известны ваши связи, люди, через которых вы будете действовать. Вы можете уничтожить Сталина и бесследно раствориться.
