Олег Приходько - Горсть патронов и немного везения
Часам к девяти Каменев остограммился в третий раз и почувствовал небывалый прилив бодрости, в то время как бедный стажер Савчук валился с ног вследствие усталости и по причине трезвого образа жизни. Каменеву при помощи Савчука и десятка приданных его группе оперуполномоченных удалось выяснить, что и Рыжий, и Давыдов наподобие Матюшина также в разное время тянули сроки в ИТУ разного типа по разным статьям (если Рыжий сидел по 156-й за нарушение правил торговли, то Давыдов — по 77-й за бандитизм). Это очень настораживало. Когда по одному делу проходят два уголовника, то это вообще наводит на размышления об оргпреступной группировке, а когда три уголовника — это уже, как говорил Каменев, не дай Бог!
К вечеру выяснилось, что сожительница Матюшина Давыдова Евгения Васильевна, работавшая медсестрой в Серебряноборской больнице для ветеранов, куда-то запропастилась. Пришлось изъять ее личное дело вместе с фотокарточкой, потому что раз она была сестрой бандита, то могла оказаться причастной к убийству своего сожителя.
Рыжий Анастас Владимирович тоже куда-то запропастился — как вышел из ИВС днем, так больше нигде не появлялся. Жена тревожилась, но при этом заявляла, что он у нее в корне человек непьющий, что Каменеву, кстати, очень не нравилось: как это, недоумевал он, непьющий человек может попасть в пьяную аварию? Что-то тут было не так. Подняли на ноги всю Москву, Стучков распорядился дать ориентировку на Рыжего, Давыдова и его сестру.
Стажер отправился к экспертам, показал фото с личного дела Давыдовой на предмет отождествления с особами, имевшимися в регистрационных картах, как вдруг старый криминалист Берштейн по прозвищу Бертильон воскликнул:
— Ба-а! Знакомые все лица!
— Это где же вы с ней познакомились, папаша? — поинтересовался стажер.
— Да не ранее как сегодня, вот здесь, в этом зальчике-с, любезнейший, имел честь составлять словесный портрет этой самой особы путем монтажа фрагментов, отобранных по показаниям соседей некой гражданки Балашовой, чей труп был обнаружен сегодня где-то, кажется, на улице Савеловской.
— А вы не ошибаетесь? — насторожился Савчук.
На эту реплику Бертильон очень даже обиделся:
— Я здесь работаю пятьдесят лет, молодой человек! — воскликнул он с пафосом и слезами на выцветших от времени глазах. — И за эти годы видел столько лиц, что, если их всех пересажать, — лагерей не хватит!
Произведя несложные арифметические действия, Савчук высчитал, что Бертильон начинал как раз в 1937 году, поэтому не удивился столь оригинальному образному мышлению старика, а поспешил с докладом к Каменеву.
Сан Саныч на тот момент уже успел вздремнуть, принять еще сто граммов «Московской», занюхать рукавом и позвонить домой жене Леле, очень сердитой на него за то, что пропали билеты в заезжий Театр моды, куда Каменев по пьянке пообещал с ней сегодня сходить.
«Вот до чего проклятая водка доводит!» — подумал он, потому что трезвый не то что никогда не пошел бы туда, но и не пообещал бы пойти. Он терпеть не мог работу жены-модельера, впрочем, как и она терпеть не могла мента у себя под боком. Так и жили душа в душу уже восемнадцать лет. Каменев сказал, что если она будет злиться, то он ночевать домой вообще не придет, а если не будет — тоже не придет, так как расследует сложнейшее убийство, а придет завтра прямо к Илларионовым на ежевоскресные пельмени, если успеет все расследовать.
Леля мужа хорошо знала, запах слышала в трубку, несмотря на фильтр телефонной станции, поэтому не поверила ни одному его слову. Она уже восемнадцать лет ему не верила, так что он не обращал на это внимания.
— Сан Саныч! — ворвался в кабинет Савчук. — Бертильон сегодня портрет Давыдовой составлял. Нужно срочно поднимать сводку, а именно — узнать все о деле Балашовой с Савеловской…
Каменев поморщился, отчего лицо его стало похожим на мятую фотографию Алена Делона.
— Игорек, — закурив, сказал он. — Ты знаешь, когда ты превратишься из стажера в человека?.. Когда ты войдешь сюда и скажешь: «Товарищ полковник! Я идентифицировал Давыдову путем сопоставления ее фотоизображения со словесным портретом гражданки, проходившей по делу Балашовой от тринадцатого сентября сего года в связи…» Понял?.. Или ты хочешь переложить эту бодягу на мои старческие плечи?!.
— Никак нет, не хочу, — заверил его стажер.
— Тогда пошел отсюда вон и действуй самостоятельно!
Как только стажер удалился, Каменев позвонил Вадиму Нежину по прозвищу Альтернатива, узнал о результатах футбольного матча. Потом они заговорили о Французе — совсем он, дескать, от коллектива отбился, два раза традиционные пельмени пропускал — не иначе, мол, с женой парижской не в ладах, вот и бесится. (Незадолго до этого у Ники Нежиной с Катей Илларионовой был, как выяснилось, похожий разговор; Катя звонила Французу и застала его якобы в расстроенных чувствах, и он даже вроде собирался съездить на днях в Париж — выяснить отношения с благоверной, которую, кстати, никто из друзей еще не видел).
— Да работает он, Саша, — сказал Вадим. — Вчера просил меня… нет, в четверг, кажется, звонил и просил свести с Артуром Новожиловым из аналитического отдела, что-то ему там было нужно.
— Ра-бо-та-ет?!. — изумился Каменев. — Ни за что не поверю! Сколько раз я ему предлагал взяться за серьезное дело, которое у меня уже во-от где сидит!.. А он: «На ментов не работаю!» Давно сам-то ментом был?.. Брюс Ли недоделанный, юрист заочно…
— Брось, Саня! — рассмеялся Вадим. — Он у нас самостоятельный, опыта ему не занимать, частный сыск — как раз для него.
— Хлебнул я вашего частного сыска! Вы бы здесь поработали, в нашей преисподней, ч-черт!.. Денег вам все мало!
— Не ворчи. Мне сегодня Саня Горохов звонил во второй половине, тоже им интересовался.
— Вот-вот! Сотовый телефон себе завел, а на звонки не отвечает!..
Они еще проговорили минуты две, из чего оба сделали вывод — каждый про себя, — что завтра на пельменях не увидятся, потому что снежный ком по делу об убийствах наворачивается с бешеной быстротой, растет, тяжелеет, а дело это, оперативная работа по которому поручена Каменеву, требует скорости.
Горохов уже спал, нахамил полночному абоненту спросонья, и Каменев пожалел было, что позвонил ему в такой неурочный час, но потом все утряслось, патологоанатом узнал старого приятеля и обрадовался даже, потому что переговаривались они не часто.
— Чего от тебя этот частный сыщик, заочно необразованный, хотел? — зевнув, спросил Каменев.
— Да так, ерунда. Препарировали в Башиловке старушенцию одну, он хотел узнать причину, по которой она отбросила копыта. Пришлось ради него тащиться туда, присутствовать на вскрытии.
— А ему это зачем?
— Спроси чего полегче, тезка. Разве ж он скажет? Темнит чего-то. Обещал много пива и водки, а сам куда-то опять слинял, я причину-то установил, а после полудня его вызвонить не мог.
— И что за причина?
— Делать тебе нечего, что ли?.. Ну, брызнули бабке в лицо из баллончика, нюхнула и померла. Банальный случай. Может, заедешь, опохмелимся? Голова трещит. Мы с этим патологоанатомом Выриным потом ка-ак…
— Ладно, отлеживайся. Завтра поутру пивка постараюсь подвезти, хотя точно не обещаю. Извини, что потревожил, пока!
Каменеву принесли два дела — из архива и картотеки, которые он просил. Он бумажную работу «терпеть ненавидел», но проделать ее было необходимо хотя бы по принципу «раньше начнешь — раньше закончишь».
Давыдов Сергей Иосифович, выяснилось, проходил по делу банды налетчиков Бурого-Нилова; всех их тогда, в восемьдесят шестом, арестовали и осудили — одиннадцать человек из Марьиной Рощи.
Каменев помассировал веки, включил настольную лампу и стал искать знакомые фамилии или какую-нибудь другую зацепочку, как это делал всегда, и эта метода первоначального беглого ознакомления при его опыте приносила свои плоды.
Вот и на сей раз среди неизвестной шпаны, большая часть которой, впрочем, еще досиживала, выскочил какой-то Ямковецкий Борис Евгеньевич, напротив фамилии которого был целый список судимостей. Столетник вчера запрашивал копии его обвинительных заключений.
— Олечка, — позвонил Каменев капитану Мартыновой, — ты бумаги Столетнику отдала?
— Естественно, Сан Саныч. Переслала по факсу.
— Может, я, конечно, человек ограниченный, но что-то не припоминаю, чтобы этот олух царя небесного приобретал факс. Номерочек в памяти сохранился?
— А как же, Сан Саныч. Не на базаре, чай, торгуем. Сейчас посмотрю…
Если бы Каменев не был женат, а капитан Олечка не была замужем, отношения между ними вполне могли сложиться иначе, но так как все было решительно наоборот, то они не выходили за рамки служебных. Каменев вообще имел успех у женщин, но пользовался им только в тех случаях, когда это шло на пользу делу.