Лев Константинов - Удар мечом (с иллюстрациями)
Лисовский: Здорово! Сразу же передам эту новость…
Начальник облуправления: Берегите ее. Обеспечьте максимум возможной безопасности.
Лисовский: Постараюсь. Но какая уж тут безопасность? Она в самом пекле…
Начальник облуправления: Ну что ж, если все готово, приступайте к заключительному этапу операции. Желаю успеха…
Зеленая ракета
Ива разрешила Роману попрощаться перед уходом на задание с женой и дочкой, только попросила особенно не задерживаться.
— Завтра же и возвращусь, — заверил Роман. Он ушел, когда стемнело: автомат повесил на грудь и тщательно проверил пистолет.
Ива видела, как он собирался, и что-то ей не понравилось в той сосредоточенности, с которой Чуприна покинул хату лесника. Так не уходят, если намерены вернуться…
Предчувствие не обмануло ее. Роман не пришел к назначенному сроку, он не появился и в следующую ночь. Тщательно разработанный план полетел кувырком. Ива и так и сяк прикидывала, куда мог деться Чуприна, и не могла прийти к определенному выводу. Роман мог попасть в облаву, нарваться на случайную пулю, отправиться к Рену, если заподозрил неладное, явиться в ближайшее отделение милиции — вдруг решил выйти из лесу? — наконец, заболеть. Вариантов было много, как тропинок в лесу.
Старик Хмара ворчал:
— Ну, вот и допрыгались. Схватили Чуприну, наверное, сейчас рассказывает, как к моей хате проще пройти.
— Не нойте, — властно прикрикнула Ива на лесника, — и без вас тошно. Сегодня ночью все узнаю…
Она действительно к вечеру тоже ушла. Прощаясь, приказала:
— Если к утру меня не будет, уходите к Рену.
Мыкола принялся чистить автомат, поминая недобрым словом всех святых, которые его, непутевого, спутали с бандеровцами.
Когда рассвело, Ива постучала легонько в окно хаты Хмары. Она устало сбросила запорошенный снегом кожушок, с трудом стянула валенки.
— Все в порядке, — сказала Хмаре. — Заболел Роман, потому и исчез. Отлеживается у Евы. Завтра будет здесь. — Ива, ехидно улыбнувшись, добавила: — Наконец-то вы от меня избавитесь — завтра ночью отправимся мы с Романом в дальний путь…
Она не стала ужинать, ушла в свою боковушку, предупредив, чтоб не будили: хочет отоспаться. Ей действительно надо было отдохнуть — происшедшие за эти дни события потребовали немало сил и выдержки.
Роман Чуприна, как только добрался до Зеленого Гая, сразу же послал Еву к Малеванному. «Передай лейтенанту, — втолковывал он жене, — что мне нужно с ним встретиться немедленно. Понимаешь, очень срочно…»
Чуприна твердо решил: придет Малеванный, и он ему скажет, что пора заканчивать эту затянувшуюся игру, сколько бы веревочке ни виться, а все равно конец будет. Да, он ошибся. Да, его ошибки оплачены дорогой ценой. И поскольку платили другие, то Чуприна готов встать перед людьми: «Карайте меня и судите так, как я того заслужил».
Дальнейшая борьба действительно бессмысленна. Замахнулись трезубом[42] на солнце.
И ни жарко от этого солнышку, ни холодно.
Не хочет больше Чуприна возвращаться в лес, к Рену.
Лучше к стенке.
И с этой курьершей не хочет идти — от таких осатанелых вся беда. Пусть идут чекисты к хате Хмары и забирают ее. И еще, если требуется, Роман сам выведет их к логову Рена.
Против кого сражались? Против народа, вот против кого. Сколько их было, тех, кто поднимал руку на народ? Петлюра… Скоропадский… Махно… Тютюнник… Всех не перечесть. По-разному кончили, а судьба у всех предателей одна: ненависть и презрение.
«Вот придет Малеванный, скажу: „Веди, как дурного бычка, на веревочке туда, куда всех нас водите… Будь что будет, все равно конец, рано или поздно…“»
Однако лейтенант Малеванный почему-то не очень торопился одобрить решение Романа. Он приехал сразу же, как только получил весточку от Евы. И твердо сказал Роману:
— Погоди, не пори горячку. Мне надо посоветоваться кое с кем. Если решил окончательно порвать с лесом — дело доброе. Но сделать его надо умеючи.
Договорились, что встретятся на следующую ночь в лесу — Малеванный просил строго соблюдать все правила конспирации. Роман еще подивился тому, что сообщение о важной курьерше на лейтенанта не произвело заметного впечатления.
С трудом дождавшись ночи, Чуприна пошел на приметную лесную поляну, где встретился с Малеванным в первый раз.
Лейтенант опаздывал, и Роман уселся на пень, прикрыл лицо воротником от сырого ветра, гнавшего впереди себя колючие снежинки. Автомат он положил на колени — решил сдаваться лейтенанту с оружием. «А добрый бы из Малеванного товарищ получился. С таким не страшно и через огонь», — подумал с симпатией.
То ли ветер заглушил звуки, то ли необычные мысли притупили лесное чутье Романа, но не услышал он шагов, не заметил, как от края поляны, оттуда, где встали вековые дубы, отделился человек и пошел по снежной, прикатанной ветром целине.
Снег был мокрый — не скрипел под валенками.
Гуляла поземка по поляне, человек шел, подняв воротник, уткнувшись подбородком в овчину полушубка, отворачиваясь от ветра.
Поляна была в деревьях, как в кольце. С одного края разрезала это кольцо просека, и врывался ветер в нее, будто в трубу печную. Темнел в конце просеки кусок неба.
Человек подошел вплотную к Роману, остановился. Сидел Чуприна на пне большой, нахохлившейся птицей, втянул голову в плечи, сгорбился.
— Вечир добрый, Романе, — услышал неожиданно совсем рядом.
Через мгновение был на ногах, уткнул ствол автомата в грудь пришельцу.
— Выследила?
— Погоди! — крикнула Ива. — Не стреляй, одна я, успеешь еще. Пришла к тебе с приветом…
— От кого?
— Велел кланяться лейтенант Малеванный…
Чуприна не нажал на спусковой крючок, но и не опустил автомат. Он быстро прикинул, что в лесу один на один ему нетрудно справиться с Ивой — к утру и снегом ее заметет, пролежит до весны. Первая его мысль была: попал лейтенант в западню. Но нет, Малеванный не из тех, кто предает товарищей. Тогда откуда здесь взялась курьерша? Сам Рен говорил, что Ива прошла огонь и воду, ей закордонное руководство доверяет полностью. Фанатичка, особо доверенный курьер… Такие идут до конца… Тогда, значит, тянулись за ним хвостом эсбековцы, когда встречался с чекистом. Как же он не заметил?
Роман прикидывал: выследили, захватили лейтенанта, когда шел на встречу, и послали Иву — может, что-нибудь выпытает. Пулю ей в лоб, чтоб не шкодила больше, не посылала на убийства… Только раньше попробовать надо — вдруг скажет что-нибудь о Малеванном и еще можно выручить хлопца? Что спасать придется от своих, об этом как-то не подумалось. А то лучше отвести ее к чекистам — пташка закордонная. Скажут чекисты спасибо…
— Соображаешь, как меня в райотдел спровадить, — прочитала его мысли Ива. — Не ломай голову напрасно.
— Куда дели Малеванного? — заорал, не сдерживая больше душившей его ярости, Роман. — Замордовали хлопца, падаль закордонная? Отвечай! Не поведу тебя к чекистам, у них законность очень соблюдают! Становись под дуб, молись богу, если не разучилась…
Роман сыпал проклятиями и ругательствами, выбирая такие, что ранят побольнее.
— Охолонь, хлопче! — отвела безбоязненно ствол автомата Ива. — Прежде чем лаяться, послушай… Не найдется у тебя сигареты?
— Ты ж не курила, — хмуро ответил Роман.
— Чудак чудачина! И сейчас не курю. Это Малеванный велел спросить: не найдется у тебя сигареты?
— Предпочитаю самосад, — по-прежнему ничего не понимая, ответил на первую фразу пароля Роман.
— Крепкий?
— Кому как, а для меня в самый раз.
— Ну вот, а ты сразу «становись под дуб», — устало поддразнила Ива хлопца.
— Так ты…
— Не будь чересчур любопытным. Об этом пароле с лейтенантом договаривался? Об этом… Остановимся в своем знакомстве пока на достигнутом…
Малеванный предупреждал, что вместо него может прийти другой человек. Мало что случится… Вот только курьера Иву никак не ожидал встретить Роман.
Они стали плечом к плечу — пурга в спину, — Чуприна почувствовал на лице легкое дыхание Ивы. Снег выбелил ей брови, таял на густых ресницах.
Небо было недобрым, размалевал его ветер густой завирюхой.
Был у них странный разговор.
— Мне Малеванный сказал: хочешь выходить из лесу?
— Так решил.
— Хочу просить тебя, Роман, не торопись с этим.
— Ты в своем уме? Я дважды себе дорогу не выбираю.
— Знаю, хлопчина ты крепкий, сама убедилась. Но не свернул ли ты на самую легкую стежку?
— Ночами не спал, пока решился. В конце той «легкой» стежки — смерть. Приговор никто не отменял. Да и кто ты такая, чтобы отговаривать от единственного правильного шага в моей жизни?
