Евгений Сухов - За пределом беспредела
Дела из сейфа исчезли не без помощи мэра, которому Николай Радченко за услугу передал двести тысяч долларов. Пропажа произошла в тот самый вечер, когда на первом этаже здания прокуратуры чествовали главного прокурора области. Ни в то время, ни позже никому и в голову не могла прийти крамольная мысль допросить в качестве свидетелей мэра города и прокурора области.
Николай Радченко со смехом высказывал смелое предположение, что прокурор области действовал заодно с мэром. В его предположении имелся свой резон. Чем не версия – после качественного фуршета прокурор в обществе мэра зашел в свой кабинет и без всяких вопросов, возможно за умеренную плату, передал дела городскому голове, который немедленно засунул папочки в мешок и откланялся.
Гордеев прикрыл глаза. Сейчас он выглядел по-настоящему раздавленным. Угрюмый усмехнулся – жалости он не ощущал. Разве можно почувствовать жалость, когда под крепким каблуком сапога трещит головка гадюки? В такой ситуации испытываешь только гадливость.
Наконец мэр открыл глаза.
– Надо позвонить прокурору. Так будет правильнее.
– Звони, если так считаешь, – разрешил Угрюмый.
Гордеев тяжело передвинулся к телефону, помедлив, взял трубку и набрал номер.
– Захарыч, – неожиданно бодро произнес мэр, словно не он только что метался в отчаянии по комнате. Достаточно было взглянуть на его лицо, покрытое красными пятнами, чтобы понять, с каким усилием ему дается такой тон. – У меня к тебе необычная просьба… Да нет, бабы тут ни при чем… Тут совсем другое дело. Нужно перевести Крота, Серого и Цыгана в тот СИЗО, который на выезде из города. Запомнил?.. Говоришь, как забыть таких гавриков? Ха-ха-ха. Мне самому смешно. Для чего? Я тебе потом все объясню, но нужно сделать это срочно. Нет, не завтра, а сейчас! Вот именно. Значит, через пятнадцать минут? Вот и лады
Гордеев с облегчением бросил трубку.
– Ну что, теперь, надеюсь, я свободен? Больше Коляну от меня ничего не надо?
– Разумеется, Павел Несторович. Извини, что так получилось со всеми этими наездами, с криком, но по-другому было нельзя. Сам понимаешь, работа у нас такая нервная. Живем как можем, крутимся потихонечку, жрем друг друга и, что самое страшное, получаем от всего этого удовольствие. Такое паскудство вокруг, что не приведи Господь! А хочется, знаешь ли, света, добра… Но вот не всегда получается. Ты, Несторыч, не сердись на меня, я тебе кое-какой подарочек приготовил.
– Знаю я ваши подарочки, – вспылил Гордеев, – потом они мне все боком выходят!
Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы обрести прежнюю уверенность в себе. Подобный начальственный голос в стенах мэрии был способен привести в смущение даже самого дерзкого посетителя, но у Федора гнев мэра вызвал лишь удивление, выразившееся в легком пожатии плечами.
– Ты ошибаешься, Павел Несторович, на сей раз тебя ожидает особенный подарок. И главное, что он тебя ни к чему не обяжет. Да, кстати, куда же он подевался? Угрюмый обескураженно похлопал себя по карманам.
– Ведь совершенно точно помню, что я его брал. Тьфу ты, черт! Он же у меня в кейсе! А где же мой кейс? Вот он, родненький.
Щелкнули замки кейса. Угрюмый вскинул руку. На Павла Несторовича хищно смотрел ствол револьвера «митчелл» образца 1991 года. Игрушка была красивой, выполненной в стиле «вестерн» и почти целиком сделанной из нержавеющей стали, но Павлу Несторовичу было не до прелестей оружейного дизайна.
– Что ты задумал, гаденыш?!
– Я же объяснил тебе: такова наша жизнь! А потом, Коляну не очень нравится, когда взрываются машины, на которых он ездит. У него возникло стойкое подозрение, что к этому делу причастен именно наш глубокоуважаемый мэр.
Лицо Гордеева побелело:
– Послушай, Федор…
«Митчелл» громко тявкнул, повернулся на одно деление шестизарядный барабан, и Павел Несторович грузно повалился на пол, опрокинув стоящий рядом стул. Угрюмый поднялся и заглянул в глаза убитого. Странно, но на лице Гордеева он не обнаружил страха – лишь одно удивление. Мэр мог бы показаться живым, однако эту иллюзию разрушала аккуратная, круглая, почти без крови, дырочка в середине лба. В комнате противно пахло порохом. Все-таки эти револьверы очень вредны для здоровья. Угрюмый аккуратно положил «митчелл» в кейс и защелкнул крышку.
Во дворе было пустынно. От вечерней прохлады Федор невольно поежился. Синий «Сааб», спрятавшись в тени клена, дожидался хозяина. Какое-то шестое чувство подсказывало Федору, что рядом присутствует опасность.
Машина стояла в стороне точно так же, как он ее оставил, и все-таки что-то было не так. Федор обошел «Сааб» со всех сторон. За время его отсутствия никто не успел открутить колесо или чиркнуть гвоздем по блестящей эмали, да и в ответ на всякое подобное поползновение машина заголосила бы сиреной на ближайшие несколько кварталов. Угрюмый снял машину с сигнализации – замки приветливо щелкнули, приглашая хозяина в уютный салон. Другая, зеленая, кнопка на пульте включала двигатель. Очень удобная штука, особенно зимой – набрасываешь на себя тулупчик, завязываешь шапку, а автомобиль в это время усердно разогревается. Федор чиркнул зажигалкой. Теперь он понимал, что его смущает. Ну конечно же: откуда могла появиться эта тоненькая, толщиной с волос, блестящая проволока? Конец проволоки, несколько утолщенный, ядовитой змеиной головкой возвышался над капотом. Дальнейшее изучение странной проволоки было небезопасно. Федор спрятался за дерево и нажал на зеленую кнопку. Раздался глухой взрыв, огромный столб пламени взвился к небу, опаляя листву клена. На водительском сиденье должен был сейчас покоиться обугленный труп Угрюмого. Оказывается, Павел Несторович решил приготовить ему неприятный сюрприз, но это не удалось. Выходит, Колян был прав, когда утверждал, что Гордеев имел намерение отправить его на небеса.
Угрюмый достал мобильный телефон и коротко сообщил:
– С отъездом они оттягивать не собираются. Думаю, через полчаса-час будут на месте.
– Все понял.
– Отлично.
Угрюмый отключил телефон и решил пешочком прогуляться по вечернему городу. Интересно, какие такие сдобы Надежда приготовила на этот раз?
Глава 45. ЗАГОВОРЩИКИ
За семнадцать лет службы майор Захаров разучился удивляться даже самым невероятным вещам. СИЗО почтили своим присутствием известные маньяки, педофилы, некрофилы, в отдельных камерах содержались даже людоеды. За это время майор получил массу приказов, среди которых бывали почти невыполнимые. Полчаса назад поступил еще один такой приказ. Как по секрету сообщили майору, заварил кашу сам прокурор области, а следовательно, пренебрегать полученным распоряжением было бы глупо. Следовало перевести трех подследственных в соседнее СИЗО, причем незамедлительно. Подобная оперативность влекла за собой целый ряд нарушений, среди которых неоповещение вышестоящего начальства было лишь легкой шалостью. С другой стороны, ребята из прокуратуры при случае могли наказать за неуважение к себе. Ситуация выглядела опасной, причем все доводы «за» и «против» в голове у майора Захарова промелькнули мгновенно.
Ладно, будь что будет. Захаров поднял трубку телефона.
– Ерофеич, это ты? Тебя Захаров беспокоит. Трех субчиков к тебе нужно перевести. Кто такие? Да мелочь пузатая, сидят за убийство, грабеж и изнасилование. Бумаги, говоришь? Все это имеется, – слукавил Захаров. – Мы кое-что сегодня тебе перешлем, а остальное будет завтра. Лады? Вот и договорились.
Облегчения Захаров не почувствовал, подозревая, что взвалил на свои плечи очередную трудноразрешимую проблему.
– Ну, чего встал? – прикрикнул на остановившегося Крота краснощекий сержант. – Пошел вперед!
Служба у сержанта заканчивалась через три месяца. Он уже не рвал пуп, чтобы заработать внеочередной отпуск, а терпеливо дослуживал оставшиеся дни. Сержант с грустью думал о том, с какой физиономией явится в родную деревню, где половина молодежи успела погостить в тюряге. Никто из родных не догадывался о том, что он служит на зоне, по этой же причине были излишни дембельские альбомы. Если сержант и решит оставить память о службе, то лишь в виде нескольких фотографий, где он будет запечатлен у турника с обнаженным торсом. Вся деревня считала, что Леша служит в летной части, и поэтому конверты он разрисовывал наивными пропеллерами. Назавтра Алексею предстояла большая работа по перешиванию парадного мундира: первое, что он сделает, – спорет красные погоны и выбросит их в мусорное ведро, а вместо них найдутся голубые с крылышками.
Еще полгода назад за медлительность он врезал бы прикладом автомата зеку между лопаток, но сейчас сержант не испытывал раздражения. Наоборот, было даже интересно понаблюдать за зеками, выходящими за порог колонии. Оказавшись на улице, пусть даже под стволами автоматов, они по-настоящему хмелеют, словно и вправду оказались на воле. Трудно объяснить, что на них так действует: вид цивильных зданий, интерес прохожих или, может быть, нечто неуловимое, недоступное пониманию свободного человека.
