Юрий Козлов - Колодец пророков
— Так точно, господин Джонсон-Джонсон, — подтвердил Илларионов. — Премию я не получал.
— Ежемесячную или квартальную? — уточнил хитрый мормон.
Илларионов вдруг поймал себя на том, что не помнит. Ему нравилась его нынешняя работа у Джонсона-Джонсона. Он с удовольствием занимался превращением Библии в компьютерный гиперроман и совсем не думал о премиях. Илларионов заметил, что как только у него появилось достаточно денег, чтобы не думать о хлебе насущном, он перестал думать не только о хлебе насущном, но и о деньгах.
— Понятия не имею, — рассмеялся Илларионов. — Поинтересуйтесь у бухгалтерши.
— Андрей Терентьевич, — рассмеялся в ответ мормон, — вы предлагаете мне, работодателю, поинтересоваться у бухгалтерши, сколько я вам задолжал, потому что вы, работник, не помните, не придаете этому значения или вам недосуг самому узнать?
— Проблема решается двумя способами, — сказал Илларионов, — и, честно говоря, для меня не имеет существенного значения, какой вы выберете.
— Двумя? Это интересно, — поднялся из-за стола, прогулялся по разноцветным на выскобленном до желтой белизны полу коврикам-антеннам Джонсон-Джонсон. — Все, последовательно сменявшие друг друга земные цивилизации, в том числе и милая моему сердцу современная западная протестантская, стояли, а моя пока еще продолжает стоять, на осознании непреложного факта, что эта проблема решается одним-единственным способом, а именно — неукоснительной выплатой денег за сделанную работу. Назовем это макрокомандой, изначально заложенной во все компьютерные программы нашей цивилизации. Да, конечно, существует специально установленный диспаритет цен между сырьем и технологиями, экспорт грязных производств, кабальные займы международных финансовых организаций, сверхприбыль, получаемая в результате того, что китайцу или корейцу платят намного меньше, чем американцу или немцу, не мне вам это объяснять, Андрей Терентьевич. Но причинно-следственные связи, очерченные желанием одних заработать и получить доллар, а других напечатать и заплатить этот самый доллар за предложенный товар, — это и есть границы западной цивилизации, ее, так сказать, внутренний и внешний мир. Если выбить этот камень из фундамента, Андрей Терентьевич, западная цивилизация, а вместе с ней весь так называемый Божий мир рухнут. Честно говоря, странно, что наши стратеги из разведок и госдепа не понимают простой вещи: сейчас мнимо побежденная и разоренная Россия представляет куда более сильную угрозу западной цивилизации, чем когда была ядерной сверхдержавой. Простите, что отвлекся, Андрей Терентьевич. Что же это за способы?
— Первый: я сам узнаю у бухгалтерши насчет премии и скажу вам, — ответил Илларионов. — Второй: считайте, что я уже получил эту чертову премию, и вы, стало быть, мне ничего не должны.
— Андрей Терентьевич, — покачал головой Джонсон-Джонсон, — ваши слова подтверждают мои наихудшие опасения. Впрочем, я предлагаю вам третий способ решения проблемы!
— Господин Джонсон-Джонсон, — сказал Илларионов, — фраза: «Умом Россию не понять» означает лишь то, что любую проблему можно решить не тремя, а тысяча тремя способами. Кто это усвоил, тот, как правило, перестает испытывать трудности, связанные с пониманием России. Русские — это не национальность, это своеобразное (не мне судить, правильное или нет) отношение к миру, к основам бытия.
— В таком случае, считайте меня русским, господин Терентьев. — Мормон подвел Илларионова к электронному сейфу в стене, особенно не таясь, набрал код. Сейф коротко, как настигнутая в ночном поле совой мышь, пискнул. Джонсон-Джонсон открыл дверцу. На одной из полок плотно лежали пачки новейших — Федеральное казначейство США ввело их в обращение в апреле 2003 года — двухсотдолларовых купюр с портретом президента Кеннеди. Эти купюры отличались нехарактерным для американской валюты красным отливом, как если бы Independens Hall вместе с окружающим его на обратной стороне купюры пейзажем, включая двух прогуливающихся муравьев-людей, погружался в закатные («Закат Европы»?) сумерки. — Возьмите сколько считаете нужным, Андрей Терентьевич, — махнул рукой глава миссии мормонов в России.
— Сколько лет, господин Джонсон-Джонсон, вы работаете против России? — спросил Илларионов.
— Полагаю этот вопрос некорректным, Андрей Терентьевич Терентьев, — одними губами улыбнулся мормон. — Лучше бы так: сколько лет вы работаете во благо безопасности и процветания своей Родины, господин Джонсон-Джонсон? Я старше вас на пятнадцать лет. Но, в отличие от вас, Андрей Терентьевич, принятого на службу сразу после окончания высшего учебного заведения, мне пришлось просидеть два года в джунглях Вьетнама. Вам ведь известно, что в разведслужбах США боевой, сопряженный с риском для жизни опыт обязателен для офицеров, претендующих на занятие высоких должностей. Особенно, Андрей Терентьевич, там ценятся люди, имеющие опыт поиска, желания, стремления к смерти, то есть как бы не возражавшие — по самым разным причинам — в определенные моменты расстаться с жизнью. Таких людей, кстати, было много и в ваших частях в Афганистане. Я лично знаю двух майоров и полковника, искавших в песках Кандагара смерть, но не нашедших. Хотя, конечно, их гораздо меньше, чем тех, кто ее там отнюдь не искал, но нашел. Впрочем, я, например, считаю методику отбора людей по этим критериям весьма спорной. Американские спецслужбы занимают первое место в мире среди аналогичных организаций других стран по психическим расстройствам. Но ничего не поделаешь, Андрей Терентьевич, психи, как известно, отменно справляются с делами, приводящими обычных благонамеренных людей в священный ужас. Таким образом, Андрей Терентьевич, за вычетом Вьетнама я работаю против России, как вы изволили выразиться, ровно на тринадцать лет больше, чем вы работаете, извините, работали против США. Что-то вы замешкались с деньгами, господин Терентьев. Кстати, я настолько заинтересован в сотрудничестве с вами, что, даже если вы заберете из сейфа все деньги, я не обижусь.
Красные двухсотдолларовые банкноты продавались и покупались в России по цене, значительно превышающей номинал. С начала девяностых Россия постепенно превращалась в свалку фальшивых и настоящих стодолларовых банкнот. В 2002 году стодолларовых бумажек в России насчитывалось больше, чем в США. Американцы вознамерились ускользнуть от погашения (Джонсон-Джонсон грешил против истины, когда говорил о несовместности понятий «неплатеж» и «западная протестантская цивилизация») беспроцентного, предоставленного им доверчивыми россиянами кредита, ввели в обращение новейшую — с укрупненным и еще более воровато и издевательски смотрящим влево Франклином — стодолларовую банкноту. Но российская мафия не пожелала выступать в роли того самого хребта, на котором Федеральное казначейство США должно было въехать в финансовый рай, смыслом которого было бы обесценение (по первоначальному плану обменивать старые банкноты на новые в течение семидесяти дней могли с помощью специальной именной, заверенной налоговой службой пластиковой карты только граждане США) находящихся вне пределов США наличных долларов и фактический крах большинства денежных систем стран третьего мира, Восточной Европы и конечно же России. Американцам стало известно об операции «слив», в случае успешного проведения которой (а у их спецслужб не было причин сомневаться в том, что операция пройдет успешно) США в первую же неделю после дня «X», как океан Атлантиду, захлестнули бы многие тонны стодолларовых купюр. Тогда, в 2002 году, американские спецслужбы были бессильны помешать объединенным усилиям российской, латиноамериканской и негритянской (черной американской) мафий. Теперь же, после окончательной победы над «коррупцией и организованной преступностью» в России, добытой главным образом благодаря усилиям американских советников и американских же спецподразделений — в народе их называли «молчунами», они не понимали по-русски и косили из автоматов всех подряд, — наконец-то стало возможно «отсечь» от метрополии блудный наличный доллар, который, в отличие от библейского сына, в отчем доме никто не спешил заключить в прощающие объятия.
Илларионов вспомнил сегодняшний утренний курс: за «хорошую» «красненькую» в обменных пунктах давали четыре «плохих» «зелененьких» или восемьдесят новых российских рублей.
Илларионов молчал.
— Неужели, Андрей Терентьевич, — вкрадчиво произнес Джонсон-Джонсон, — вы вновь намерены порадовать меня каким-нибудь нестандартным предложением?
— Джон, — впервые за эту встречу назвал мормона по имени и на «ты» Илларионов, — тебе ведь известны случаи, когда слишком долго сражаясь с противником, агент незаметно усваивал его жизненную философию, проникался духом этого самого противника?
