Взорванный океан - Сергей Иванович Зверев
Потом был небольшой карьерный скачок и теплое местечко в «Росвооружении» – что называется, уровень жизни значительно вырос, а вместе с приходом приличных денег несколько изменилась и сама доселе не очень-то сытная и веселая жизнь. Причем изменилась, естественно, в лучшую сторону. Что сразу же оценили как дети, засыпавшие папеньку требованиями «того-сего-прочего и самого лучшего», так и жена, неожиданно выяснившая, что на свете есть такая ужасно забавная штука, как шопинг, и отдававшаяся этому занятию со всем пылом и страстью отчаянно боровшейся с наступавшим увяданием женщины. Получалось неважно. Нет, шопинг пошел замечательно, а вот с увяданием было сложнее: ни салоны красоты, ни дорогая пластика, ни чуть менее дорогие тряпки положения спасти не могли. Как ни крути, а сорок пять – это вам не семнадцать, несмотря на все дурацкие присказки про бабу-ягодку.
Вот эти-то жалкие и безуспешные попытки жены вернуть свои семнадцать лет и некий избыток серо-зеленых дензнаков и сыграли с Шевковым недобрую шутку, про которую в народе говорят: «Седина в бороду, а бес…» Бес попался вредный: так саданул под ребро, что, по меткому выражению дедушки Крылова, в зобу дыханье сперло, или, как выражаются более юные россияне, крышу мужику снесло конкретно.
Посланница лукавого была свежа, юна и хороша собой. Волосы ее были белокурыми, ноги – длинными, мозги – маленькими, а словарный запас значительно уступал тридцати перлам Эллочки-людоедки из известного романа. Машеньке, считавшей настоящее свое имя позорно-плебейским и отзывавшейся только на красивое погоняло Виолетта, вполне хватало и пары-тройки словечек, из которых главными были: «хочу!» и «купи!». Петр, человек далеко не глупый, видел свою избранницу насквозь и нисколько не обольщался насчет ее истинных чувств к нему, но… И холил, и лелеял, и баловал, поскольку все-таки были у Виолетты достоинства, которые вполне успешно компенсировали недостаток академического образования и ума: девица была молода и хороша в постели.
Когда на горизонте появилась хмурая грозовая туча, в которой уже явственно поблескивали страшные убийственные молнии, Шевков, недолго думая, быстренько собрался и ударился в бега. Что бывает с чиновниками, не успевшими сбежать и спрятаться в подобной ситуации, он хорошо знал по выпускам теленовостей, в которых весьма красочно описывали расстрелянные автомобили и с плохо скрываемым злорадством сообщали, что «убийца скрылся с места преступления». Шевков предпочел скрыться сам. А чтобы не скучать на чужбине, захватил с собой и Виолетту, опрометчиво предложив бросить к ее ногам Париж и весь мир. Правда, с Парижем вышла неувязочка, и сейчас Петр Андреевич со своей длинноногой спутницей находился на самой что ни на есть окраине того самого мира – на Аляске, куда беглого чиновника привела его вторая страсть, корни которой прятались в далеком детстве…
Шевков с детства обожал творчество Джека Лондона. Многие его книги и рассказы перечитывал всю свою жизнь и знал почти наизусть. Сами слова «Север», «Страна белого безмолвия», «Аляска, Юкон, Доусон» звучали как музыка и были преисполнены таинственного очарования. Там, в стране Снежной Королевы, мерцало красочное северное сияние, там трещали морозы, скрипел снег, горели костры золотоискателей. Там жили и боролись с суровой стихией обожженные жестокими северными ветрами настоящие мужчины – высокие, плечистые и жилистые, как серебряные полярные волки…
Шевков однажды побывал на одном из Праздников Севера в краю российских оленеводов, но все эти веселые пьянки жителей далекой тундры вместе с их ездой на оленьих упряжках и прыжками через нарты как-то мало напоминали настоящий Север Джека Лондона. После той поездки в душе поселилось неприятное ощущение разочарования, словно все эти оленеводы в чем-то обманули его и немного разрушили прекрасный замок изо льда, выстроенный детским воображением. И когда неожиданно представилась реальная возможность своими глазами увидеть Великую северную гонку, ежегодно проводившуюся на Аляске, Петр, естественно, устоять не мог…
Эту статью Пескова, которого Шевков прекрасно знал и помнил еще по старой советской передаче «В мире животных», вырезанную из какого-то журнала, он бережно хранил в своем бумажнике наравне с документами, кредитными картами и наличными…
Идея Великой гонки, читал Петр в статье, возникла в 60-х годах, когда моторные снегоходы стали быстро вытеснять собачьи упряжки. «Весь колорит Аляски, ее история могут исчезнуть! Я настойчиво стал звонить в этот колокол, вызывая насмешки газет, которые сейчас меня превозносят», – приводил Песков слова Джо Редингтона, Великого Старого Лиса, впоследствии участвовавшего в Северном марафоне раз двадцать, и эти слова заставляли сердце Шевкова биться чуть чаще обычного и рваться туда, в заснеженные пустыни, раскинувшиеся за Северным Полярным кругом…
«…Несколько лет Старый Лис втолковывал аляскинцам необходимость Великой гонки:
– Это будет уникальное состязание в мужестве, мастерстве, выносливости, это будет выражением духа Аляски. Гонка попадет на телеэкраны Америки, люди увидят: оказывается, есть в мире Аляска. Ну и к собакам мы воскресим уважение.
Джо своего добился: нашел деньги на главный приз, уговорил военных пометить трассу по дикому аляскинскому бездорожью – леса, тундра, два горных хребта, русло Юкона, морское побережье с ураганным арктическим ветром. И родилась Великая Аляскинская гонка – 1700 километров по бездорожью от Анкориджа в Ном…» – эти строчки Петр Андреевич зачитал до дыр наравне с томиками Лондона и заучил наизусть…
Впервые за много лет Шевков был по-настоящему счастлив, и этому не мешали даже стервозность и капризы Машки-Виолетты и мысли о возможных преследователях. Все ему нравилось, все приводило его в почти детский восторг: и собачьи упряжки, и чистый снег, и весьма приличный мороз, и даже вкуснейшие гамбургеры, купленные в чистенькой местной забегаловке. Это была страна его детства, это был его Праздник…
…Упряжка за упряжкой проносились мимо в раскинувшийся неподалеку городок – предпоследний в длинной нитке пути, на которую эти городки и поселки нанизывались, как разноцветные бусины на бесконечные четки. Следующим должен был стать главный, финишный отрезок до Нома. Смертельно усталые, вымотанные трудной гонкой машеры покрикивали свое «марш-марш! хо! джи!», а не менее усталые собаки, от которых валил пар, не сбавляя темпа, с фанатичным упрямством настоящих бойцов пробегали последние километры перед отдыхом.
Шевков, стоявший в разноцветной толпе возбужденно галдевших зрителей, растянувшихся вдоль трассы, помеченной оранжевыми колышками с флажками, проводил взглядом последнюю упряжку из группы лидеров и с сожалением вздохнул. Но тут же посмотрел на часы и прикинул, что если он успеет
