Чеченские дороги - Эдуард Павлович Петрушко
VIII
Утро яркое и свежее. Собираемся почти целый день – суета, звонки по оперативной связи в Москву. Вертолетчики выбивают бензин и транспорт до Нальчика. Там в СИЗО сидит брат Бараева, а у нас бумаги от высших инстанций с большими синими печатями, позволяющие его забрать, без промедления и волокиты. Мне хочется пива, но труба зовет. Григорий ходит свежий и нарядный, как будто вчера не пил, а физкультурой занимался. Одно слово – пилоты!
Выезжаем с Рыжковым ближе к вечеру, наша «Волга», два УАЗа, с нами попросились два летчика. Еле отговорили. Ребята нас провожают и искренне желают удачи, в дорогу собирали перекусить. Переживают.
Езды-то всего ничего – чуть больше 120 километров, но эту поездку запомнил надолго. Оделся беспечно и легкомысленно – легкое ХБ и кепка, забыв, что УАЗ – это не уютная быстрая «Волга». На улице теплое весеннее солнце, даже немного жарко, бушлат не беру. Сопровождающие два прапора, старшие машин, в теплых бушлатах и зимних шапках. Один усатый, похожий на Чапаева, представившись Игорем, обращается ко мне:
– Ты бы бушлат взял, озябнешь в дороге! – говорит он, прикуривая сигарету. Бушлат оставил в казарме, идти далеко и неохота, весело отвечаю:
– Моржую, не замерзну, – и иду на мини-совещание перед выездом. Рыжков едет самостоятельно, чтобы быстрее попасть в Управление, я иду старшим в мини-колонне, в первом УАЗике. Встречаемся возле СИЗО в Нальчике. Все понятно.
УАЗ гремит на дороге, как ведро с гвоздями, стараюсь отвлечься, смотрю по сторонам. И справа, и слева лежала горная местность. Отдельные сосны похожи на клыки хищников, вдоль дороги усохшая серая трава, которая, казалось, тревожно вздыхала на ветру. Прапорщик беседует с солдатом о последней замене масла в машине, от нечего делать напеваю какую-то мелодию себе под нос. Ночь накрыла дорогу неожиданно, словно проглотила. Казалось, бархатная темнота большим одеялом нарыла всю Осетию.
Скорость у ульяновской машины не менялась с 70-ых годов прошлого века. В салоне становится сначала сыро, потом откровенно холодно. Ползем, на спидометре 40-50 км/час. Еще не проехали и полпути, а меня начало трясти от холода, как отбойный молоток, теплый воздух с печки только впереди. От холода постоянно хочется в туалет. Пару раз остановились, становится стыдно. Терплю. Замерз, как Снегурочка на пенсии. Время к полуночи, до города 20 километров, срочник начинает втыкать. Игорь дал ему затрещину и заматерился:
– Салага, пи-пи-пи, смотри за дорогой, пи-пи-пи, машину, питон, угробишь пи-пи-пи. Дыхание у прапорщика стало, как сердитое бульканье. Наблюдаю за обоими сквозь судороги холода. Игорь постоянно поглядывает за водителем. Тот, борясь со сном, вовсю пучит глаза, кажется, они сейчас выпадут. Солдат жалуется, что в поездку его сняли с наряда, а ночь он вообще не спал, «на толчках заплывал». Жалуется на дедов. Прапорщик молчит, оно и понятно, деды за него полработы делают. Изо рта пошел пар, стучу ногами от холода, но терплю. Игорь оглянулся назад, все понял сжалился и сказал:
– Садись на перед, морж, – и, обращаясь к солдату: – Прижмись к обочине! Водитель включает поворотник, слабо протестуя:
– Нормально, доеду, – прапорщик молча выходит из машины и открывает мою дверь:
– Иди на перед, а то околеешь. Только смотри за водилой, они спят за рулем, как суслики. Три машины уже в кювете, а с нас вычитают. Говорю «спасибо» и сажусь вперед. Оставшиеся 15 километров добросовестно рассматриваю деревенский профиль срочника.
Выезжаем в город – темно, пустынно, машин нет, где СИЗО, никто не знает. Едем по карте, постоянно останавливаясь, сверяя улицы. Сделав пару кругов, находим тюрьму, которая в темноте выглядит как строение из фильмов ужасов – зловеще и неприступно. Возле входа белеет наша «Волга». Из нее выходит Рыжков и шипит:
– Вы что, кушать заезжали? Я Вас два часа жду. Лицо Димы в темноте похоже на приведение.
– Да, и кушать, и потанцевать, – отвечаю я, делая несколько приседов. Кости громко хрустят. Околел как пес. Машины не едут, за рулем молодежь. У тебя что?
– В Управлении никого нет – кто на войне, кто в командировках. На месте, точнее, уже был дома только начальник Управления. Его беспокоить не стал, давай сами попробуем, документы все в порядке.
– Давай, – отвечаю, продолжая разминать замерзшее тело. Подходим к КПП – железная дверь, долго стучим. Железное эхо полетело гулять по улицам города. Через несколько минут открывается окошко, оттуда короткий вопрос с кавказским акцентом:
– Чего?
Представляемся, объясняем, просим открыть.
– Не открою, ждите руководство до утра! Просим вызвать руководство. Ответ:
– Я все сказал. Окошко закрывает. Стучим снова. Окошко открывается: мат-перемат. Начинаю закипать, сам перехожу на упрощенное общение, не выбирая слов. Неизвестный демонстративно подносит автомат к окошку, досылает патрон в патронник и орет нам в железную дырку:
– Пошли на …!!! Много вас тут таких ездит! Отошли от КПП, а то шмальну! Окошко закрывается. Аргументы закончились. Матерюсь и смотрю на небо, на котором скупо, чуждо мигали звезды. С высоты, казалось, издеваясь, смотрела луна. Ее тускло-желтый цвет делал ее похожей на волчий глаз. Едем в Управу.
Дежурный, молодой старлей проводит в кабинет. Уже зная от Рыжкова ситуацию, звонит начальнику Управления. Последний приезжает быстро, как будто знал, что его потревожат. Одет в короткую кожаную куртку и синие кроссовки. Молодится, хотя самому за 50. Дима коротко докладывает, объясняя ситуацию, и показывает документы на освобождение Вахи Бараева.
– Знаю, знаю, – отвечает он, – звонили с Москвы, предупреждали. И берет телефон. При нас разговаривает с начальником СИЗО, требует прибыть на рабочее место. Все закрутилось, и через полчаса уже сидим в кабинете начальника СИЗО. Тот, посмотрев документы, приказывает привести Ваху Бараева. Пауза. Рассматриваю портреты руководителей на стенах.
Хочу свести счеты, обращаюсь к начальнику СИЗО и прошу переговорить с нарядом, который посылал нас в различные мужские и женские половые органы.
– Спят они, сменились, – отвечает крупный осетин в звании подполковника. – Не обижайтесь, тут много попыток было выдернуть боевиков. И красные, и белые приходят, какие только бумажки не приносят. Заходит конвоир. Докладывает о доставке подследственного. Начальник СИЗО просит завести. В кабинет неслышно заходит мужчина около 40 лет, докладывает фамилию-статью. Рассматриваю брата грозного главаря бандформирований. Тот тощий, как воробей, небольшие усики, как у Чарли Чаплина, в глазах испуг. Совсем не похож на боевика.
Ставим подписи, нас провожают до КПП, начальник Управления приглашает перекусить на чай, хороший мужик, ответственный. Отказываемся, благодарим за помощь и отправляемся в обратную дорогу. План движения тот же,
