Джерри Эхерн - Хирургический удар
На “площадке 18” Кросс провел менее двадцати четырех часов. Его покормили, дали возможность выспаться. Он получил несколько пар джинсов, которые выглядели поношенными, несколько рубах и всякие мелочи на первый случай, пока окольными путями из Чикаго не прибудут его вещи к Дарвину Хьюзу. Лидбеттер говорил Кроссу, что место, куда его повезут, является частным владением Хьюза. У него было все необходимое для проведения полноценного обучения, разве что не было пустыни. Впрочем, в плане подготовки не предусматривалось тренировок в пустыне. Это недавно арендованное поместье Хьюза придаст достоверность легенде, которую распространят немедленно, если их поймают или убьют. Согласно этой легенде Хьюз собрал небольшую группу парней, которые каким-то образом зависели от него, и решил на свой страх и риск предпринять эту операцию, потому что американское правительство не хотело действовать.
Насколько мог судить Эйб Кросс, эта легенда больше соответствовала действительности, чем была выдумкой. С тех пор, как все это завертелось, Кросс не видел военной формы ни у кого, разве что у молоденького офицера и двоих из береговой охраны, которые забирали его из Чикагской полиции у сержанта Либрая. И кто знает, может правительство больше не руководит “площадкой 18”? Там он не увидел ничего, кроме нескольких новых этажей. Из персонала был только Лидбеттер, Длинный и Коротышка, которые сидели за столом, да хорошенькая белокурая женщина лет около пятидесяти или чуть больше, по имени Мод, очевидно, секретарь Лидбеттера, хотя с таким же успехом она могла оказаться его любовницей.
“Мерседес” показывал отнюдь не лучшие результаты, особенно после того, как они свернули с шоссе, и вот уже около двух часов ехали в северно-западном направлении. Они были еще на территории штата Джорджия, но Кросс не имел представления, в каком именно месте.
“Мерседес” еще раз повернул, и с этого момента, казалось, дорога закончилась и началась колея узкого проселка. Вокруг лежала листва. Ветки деревьев, стоявших за кюветом, свисали над дорогой и время от времени бились о стекла и крышу машины. Кросс подумал, что в подобных условиях Коротышка едет слишком быстро, но потом догадался о причине такого демонстративного поведения: Коротышка все еще обижался на него.
“Мерседес” проехал по небольшому серпантину и начал подъем.
Кросс наклонился вперед, чтобы из-за спинки переднего сиденья и плеч водителя: видеть происходящее на дороге. Перед ними была массивная А-образная конструкция, которая, казалось, цеплялась за землю, а не стояла на ней. Дальше не было ничего, кроме голубого неба и крутого обрыва.
“Мерседес” повернул к конструкции, где, на удивление Кросса оказался проезд, и, заскользив по гравию, остановился. Коротышка молчал. Он не произнес ни слова ни в аэропорту, ни по пути сюда. Кросс открыл дверь, взял свою дорожную сумку с сиденья и вышел.
Когда он отошел от машины на несколько шагов, она тронулась. Кросс не закрыл дверь, и она закрылась сама, когда “Мерседес” наклонился, пробуксовав на месте. Затем, обретя твердый грунт, машина слишком быстро развернулась, практически на месте, и уехала.
— Надеюсь, он привез меня в нужное место, — пробурчал Кросс, направляясь к крыльцу А-образного сооружения. В этот момент дверь открылась и на крыльцо вышел человек примерно с него ростом — около 190, но значительно старше и здоровее. Это был Дарвин Хьюз.
— Это именно то место, парень, куда тебе нужно было, — его голос, приятно звучащий бас, был глубокий, речь — правильная.
— Вы что, все это время учились читать по губам, Хьюз?
— В детстве у меня было расстройство слуха. Родители, ничем таким не страдавшие, не давали мне жить полноценной жизнью. Но постепенно проблемы со слухом исчезли. В настоящее время у меня исключительно хороший слух для человека моего возраста. Но я до сих пор поддерживаю в себе способность читать по губам.
— Ничего себе, — усмехнулся Кросс.
— Добро пожаловать в ваш новый дом, — Хьюз провел рукой по коротко остриженной копне рыжих с сильной сединой волос и жестом пригласил Кросса подняться на крыльцо. — Ты первый, парень. Полковник Лидбеттер и я думаем, что ты проведешь здесь с недельку один, пока не прибудут остальные. За это время выведешь алкоголь из организма, повысишь тонус мышц, восстановишь остроту зрения и тому подобное.
Кросс остановился на верхней ступеньке, чтобы скрыть свою одышку. На крыльцо вело двадцать три ступеньки. Оно было высоким, дом, казалось, стоял на ходулях, как будто он был построен на равнине, которая периодически подвергается наводнению. Кросс молчал, стараясь контролировать свое дыхание. Хьюз улыбнулся. У него были удивительно ровные и ослепительно белые зубы. Кросс улыбнулся в ответ.
— Не обижайся, но тебе необходима чистка зубов, — сказал Хьюз, — а, возможно, и общий стоматологический осмотр. Я знаком с одной совершенно очаровательной женщиной-дантистом, которой я бы мог доверить заботу о тебе. Если в полевых условиях заболит зуб, это почти наполовину снизит работоспособность. А теперь давай войдем и немного побеседуем.
“Вот дерьмо”, — прошептал Кросс. Хьюз взял его сумку, и Эйб последовал за ним внутрь здания. Сразу за входной дверью располагалась огромная комната, потолок которой был сводчатый и в бельведере достигал шести метров.
— Как вы меняете лампочки? — спросил Эйб.
— При помощи специальных приспособлений. Раньше они использовались в театрах. — Хьюз и Эйб пересекли короткий холл и, спустившись на три ступеньки, оказались в этой огромной комнате. Все стены были отделаны деревом. Через ровные интервалы виднелись массивные шляпки гвоздей. Пол от стены до стены был покрыт ковром необычного розового цвета, который тем не менее вписывался в общий интерьер. У дальней стены выделялся большой камин. Двойные створчатые застекленные двери с обеих сторон камина вели в соседнее помещение. Посередине стены одиноко висела винтовка — старинный “Винчестер” рычажного действия. По очертаниям патронника и выступающему магазину Эйб узнал в нем модель 1895 года.
— Мой отец пользовался им в Техасе еще до первой мировой войны, — неожиданно прокомментировал Хьюз.
Кроссу стало интересно, так ли хорошо Хьюз читает мысли, как слова по губам.
— Он до сих пор стреляет, но нужно быть аккуратным и пользоваться неполными зарядами. Мне не хотелось бы испортить его. У Тедди Рузвельта была такая же винтовка. Но у нее был укороченный приклад.
— Да, конечно, — кивнул Кросс, плюхнувшись в середину коричневого уголка, расположенного так, что камин, любая из двух двойных дверей и телевизор с большим экраном были хорошо видны Эйбу. Телевизор являлся частью электронной системы, стоявшей в дальнем углу. В систему входили две стереоколонки, что-то похожее на два видеомагнитофона, проигрыватель, кассетная дека и проигрыватель компакт-дисков. На дубовом журнальном столике, покрытом стеклом, Кросс заметил пепельницу. Столик в углу мягкого дивана делил его на два крыла.
Кросс закурил, воспользовавшись зажигалкой Либрая, чтобы сохранить газ в своей “Зиппо”.
— Пусть эта сигарета будет для тебя последней на некоторое время, парень. Тебе еще потребуются твои легкие.
— Но я бегаю хорошо. Возможно, смогу перегнать вас, — но Кросс чувствовал, что он ошибается.
Хьюз повернулся к нему и сделал выразительный жест локтем. Кожа руки была неестественно темной по сравнению с цветом волос. Он улыбнулся:
— Посмотрим. После ужина я предлагаю лечь пораньше. Я знаю, что для пианиста ночной забегаловки это слишком рано, но в 4.00 у нас подъем для пробежки. Ты, вероятно, обратил внимание, — Хьюз снова улыбнулся, — что вокруг этого дома ландшафт далеко не ровный. Я надеюсь, тебе нравится бегать по холмам. Сейчас у меня готовятся спагетти, а также соус средней остроты с незнакомым тебе вкусом. Мучное является прекрасным средством для пополнения организма углеводами, которые тебе потребуются. Что касается спиртного, парень, у нас есть пиво. И вообще, есть все необходимое в разумных пределах, а остальное спрятано так далеко, что ты не найдешь.
Кросс выпустил дым через нос.
— Ты, наверное, расстроишься, если я не стану искать все то, недозволенное? Не так ли?
Хьюз облокотился на каминную доску. Она была заставлена от начала до конца призами за стрельбу из пистолета, из лука, массой фотографий в рамках.
— Честно говоря, Эйб, я рассчитываю на тебя. Из вас троих ты будешь самый жизнеспособный и самый незаменимый. И поэтому ты прибыл сюда раньше других. Остальные двое очень хорошие ребята. Но только ты и я имеем богатый боевой опыт или вообще опыт работы за линией фронта. Последний раз, когда мы встречались с тобой, я преподавал курс “Взрывное дело”, ты был очень вежливым молодым морским офицером, хотя и очень агрессивным, и твоя речь служила образцом литературного английского языка. Но за последние пять лет самообвинений в гибели 118 пассажиров ты превратился, как оказывается, в задницу. И, к тому же, сквернословящую. Я расцениваю это как излишнюю компенсацию за самоуничижение. Ты хочешь показать себя крутым парнем, доказать, что ты настолько силен, что тебя не трогает гибель 118 человек. Ты здесь не для того, чтобы я занимался психическим лечением или спасением твоей души. Ты находишься здесь для того, чтобы снова стать полезным в деле, которое тебе удавалось лучше, чем другим.
