Максим Шахов - Телохранители для апостола
Три квартала они прошли спокойно. Когда рядом оказывалось слишком много людей или проезжала полицейская машина, Андрей чуть сильнее надавливал на согнутую к предплечью кисть Геннадия. Тот сопел, но молчал.
Наконец они подошли к входу в отель. Протолкнув через вращающиеся двери, Андрей потащил Геннадия к стеклянной стене, отделявшей холл отеля от ресторана.
— Ну! Показывай!
— Вон тот, в темных очках лет пятидесяти с реденькими волосами на темени, в цветной рубашке, который ближе к пальме сидит. У окна.
Демичев даже отсюда видел, что за темными очками этот тип скрывает синяки под глазами, которые он лично поставил дебоширу в самолете. Вот так, значит! Мужичок не угомонился, со связями оказался. Решил быдло проучить, чтобы оно на барина руку не поднимало.
— Значит, так, Геша! — тихо, но веско сказал Андрей. — Я тебя сейчас отпущу. Но ты запомни нашу встречу. Хорошенько запомни, потому что вторая может для тебя оказаться последней. Этот мешок с дерьмом не понял, с кем связался, и я ему сейчас объясню. А ты залезь в глубокую-глубокую нору и не высовывай оттуда нос, пока я и твой заказчик отсюда не уберемся. Я шутить, равно как и повторять два раза, не люблю. Все, вали отсюда!
Наподдав коленом под зад Геннадию, Андрей нехорошо улыбнулся и вошел в ресторан. По причине позднего времени в зале было много пустующих столиков. Метрдотель проводил Андрея за свободный столик. Усевшись и взяв в руки меню, Демичев еще раз осмотрел зал. Его обидчик ужинал в обществе двух разбитных девах, которые громко щебетали по-итальянски и звонко смеялись. Андрей решил проследить за дебоширом до его номера, а уж там, неожиданно ввалившись, надавать ему по сопатке. Но тут девочки сорвались с кресел, подхватили свои сумочки и стали осыпать русского воздушными поцелуями, ретируясь в сторону выхода. Или у них все уже было, или это не проститутки, решил Андрей, глядя, как плешивый встает и машет девочкам рукой.
И тут на маленькую сцену поднялись музыканты, объявив на сегодня прощальную песню для гостей. То, что они выдали, было, собственно, не песней, а довольно близкой эстрадной импровизацией на тему русской «Калинки». Дебошир вдруг покачнулся в проходе между столами, а потом вышел на пустое пространство и принялся отплясывать, пьяно растопыривая руки и нелепо расставляя ноги. Но ему показалось этого мало. Он вдруг повернулся к соседнему столику и, схватив за руку девушку, потащил ее танцевать. Андрей обомлел: день сюрпризов продолжался. Дебошир держал за руку ту самую девушку из самолета, которая так понравилась Демичеву. И опять она попалась под руку соотечественнику Андрея. А вот не узнал ее Андрей потому, что она была в темном парике и деловом костюме. На туристку сейчас совсем и не похожа.
Андрея как ветром сдуло с места. Он подскочил, коротко и почти незаметно для окружающих ударил костяшками пальцев по бицепсу правой руки мужчины, которая цепко держала руку незнакомки. Рука дебошира моментально разомкнулась, а девушка отшатнулась, быстро глянув на Андрея.
Нет, таких уродов учить надо сразу и конкретно. Демичев с наслаждением схватил мужчину за отворот пиджака и коротко ударил прямым в бровь. Мужчина отлетел, свалив по пути пару кресел, и грохнулся прямо перед эстрадой. Музыка мгновенно прекратилась, а в зале послышался шум отодвигаемой мебели и гул голосов. К счастью, тело упало в проход между столами и ущерба ресторан не понес.
Выйдя из-за столов, Андрей потряс правой кистью, восстанавливая кровообращение, и встал так, что его ботинки почти уперлись в губы лежавшего человека.
— Слушай ты, — громко сказал Демичев. — Ты ничего в самолете не понял? Я тебе плохо объяснил? Ты, морда полууголовная! Ты жрешь водку, вот и жри ее. А к людям приставать со своими дурацкими выходками я тебе не позволю! Понял?
— Ты кто такой? — спросил пьяный, стараясь вытереть тыльной стороной ладони кровь с лица. — Да ты понял, кого ударил?
— Я тебя, урода, в землю втопчу, — пообещал Андрей. — Ты там каких-то недоносков нанял? С ними я разобрался, теперь твоя очередь…
Мужик вдруг, не вставая с пола, ухватил Андрея за одну ногу и попытался свалить его таким образом. Демичев брезгливо скривился, нагнулся и коротко ударил пьяного в ухо. Потом, отодрав его руки от своих брюк, взял его за воротник пиджака и дважды смачно ударил лицом об пол. При каждом ударе на полу оставалось кровавое пятно.
— Не позорь родину, — приговаривал Андрей, — не позорь!
Когда полицейские вошли в зал ресторана, там уже почти никого из посетителей не было. Андрей даже не заметил, когда и куда ушла прекрасная незнакомка. Почему-то на душе было гадко. Хотел в ее глазах подняться, заступиться, а тут нашло что-то. Получилась обычная пьяная драка. Двое русских, как всегда, подрались, и оба опозорили родину.
Пришлось признаться самому себе, что этот пьяный урод был только поводом подраться, он нанес оскорбление лично Андрею. И никакие девушки и патриотические чувства тут ни при чем. Расслабился майор, почувствовал себя не на работе, а туристом. Вот и получи.
В машину Демичев сел без всякого сопротивления. Было стыдно за себя, за то, что потерял контроль над собой, поддался эмоциям и устроил не менее безобразный дебош в ресторане, чем тот пьяница в самолете.
* * *На одной из пыльных дорог Сирии неподалеку от границы с Ираком встретились две группы машин. Неприметные, серые от пыли внедорожники съехали с дороги в пустыню и остановились в полукилометре от шоссе, растянувшись в цепь друг против друга. Несколько человек выскочили из машин, открыли задние дверцы и принялись вытаскивать складные столики, кресла, ящики с напитками и коробки с фруктами. Двое мужчин неторопливо отделились и пошли навстречу друг другу. Оба среднего роста, средних лет, до черноты загорелые под южным солнцем или просто смуглые. Оба в дорогих летних костюмах и черных очках. По паре телохранителей с автоматами следовали настороженно следом.
— Рад приветствовать тебя, дорогой Абу Нидаль! — проговорил один чубастый мужчина с густыми усами.
— И я рад тебя приветствовать, Або, — ответил второй араб, красивый молодой мужчина с высоким, с залысинами, лбом. — Ты слишком насторожен. Чего ты боишься в Сирии, где тебя поддерживают, знают и любят? Волноваться должен я, спокойно я себя чувствую только в Багдаде.
Мужчины уселись в легкие плетеные кресла под установленным для них широким зонтиком и сняли темные очки.
— Хочу предупредить тебя, по старой дружбе, Абу Нидаль. Много слухов ходит по земле, многие превратно истолковывают твое изречение, что ты злой дух западных спецслужб. Я всегда тебе верил, я всегда считал тебя именно отцом борьбы [3].
— Я никому не должен предоставлять отчета, Або, только Аллаху. Мои враги вольны говорить все, что им угодно. Моя борьба — это моя борьба.
— Вот это и отталкивает от тебя товарищей по борьбе под зеленым знаменем пророка.
— Что ты хочешь, Або?
— Я хотел предупредить тебя, Абу Нидаль, что ты не можешь поступить иначе. Призыв один для всех, кто посвятил себе борьбе с неверными, кто хочет единого исламского мира на планете, кто хочет…
— Значит, ты пришел ко мне как чужой эмиссар? Я всегда считал тебя, Або, соратником по борьбе, членом моей организации.
— Те, кто держит знамя пророка, верят тебе, Абу Нидаль, любят тебя, как брата. Ты должен пойти вместе с нами.
— Жаль, Або! — поднялся из кресла Абу Нидаль. — Жаль, что мы раскололись, жаль, что мы идем разными путями. Но у меня свои убеждения. Ты просил приехать, я приехал. Я услышал тебя.
— Что мне передать… хозяину?
— Вот как? Я полагал, что ты служишь только Аллаху! Что ж, передай, что у меня своя борьба.
Высоко подняв голову, как будто он всматривался в далекие облака, Абу Нидаль пошел к машине. Або, не вставая, смотрел ему в спину. И было непонятно, что выражают его глаза. Спустя несколько минут, когда Абу Нидаль уехал, Або, наконец, вытащил аппарат спутниковой связи и сказал только одну короткую фразу:
— Он отказался…
Столик, кресла и полосатый большой пляжный зонт так и остались посреди сирийской пустыни. Машины разделились. И только черный пыльный внедорожник Або мчался по шоссе в сторону старинного города Дейр-эз-Зор на берегу мутного Евфрата. Проехав соляные копи, машина остановилась возле небольшого кемпинга у остатков старых казарм, которые напоминали о французской оккупации в двадцатых годах прошлого века.
Выйдя из машины, Або снял пиджак и бросил его в кабину. Небрежно содрал с лица приклеенные усы и вытер губу платком. Взбежав по ступеням под большой навес, где под потолком вяло крутились лопасти большого вентилятора, он опустился в кресло и ослабил узел галстука. Смуглый юноша в фартуке принял заказ и убежал за стойку. Або откинулся на спинку кресла и стал смотреть на воду древней реки.
