Иван Сербин - Троянский конь
— Не стоит, — покачал головой Дима. — Можно как-то стрелку продинамить?
— Дим… — Советник нахмурился. — Они сразу бычиться начнут. Станут звенеть по городу, что у Крохиной бригады личина играет. Да и по понятиям, если мы стрелку продинамим, авторынок нам придется отдать без базаров. «Папа» такой кусок не выпустит. Лучше уж этой борзоте хвост прищемить реально. Ох, Дим, что-то не нравится мне, как дела поворачиваются. Сперва Козельцев этот. Теперь «смольновцы» наехали. Да разом, почти минута в минуту. С чего бы?
Дима задумался. Они с отцом разделили сферы ответственности. Дима занимался абсолютно легальным бизнесом. Открыл несколько ресторанов и кафе, пару магазинов. Прибрал к рукам казино, авторынок и пару рынков продовольственных, ранее принадлежавших структуре Смольного. И, разумеется, держал кинопродюсерский центр. Свое детище. Любимое детище.
Его холдинг располагал собственной службой безопасности, в которой теперь работала большая часть пехотинцев из отцовской структуры. Помимо этого, имелся отдел разведки и контрразведки, возглавляемый действующим сотрудником УФСБ. Достаточно высокопоставленным, надо заметить, сотрудником. Собственно, протекцию своему бывшему начальнику составил их человек из «конторы».
Комичность ситуации заключалась в том, что ФСБ проводила «внедрение своих сотрудников» в холдинг с целью «получения оперативной информации о деятельности криминальной структуры», возглавляемой его, Димы, отцом. Холдинг же никаких контактов с бригадой не поддерживал. Даже договор на охрану заключался не с отцом, а с его фондом. Димина фирма была легальной и абсолютно законопослушной. Ну, может быть, какие-то мелочи, но кто сейчас без греха?
Существующее положение вещей устраивало всех. Вячеслава Аркадьевича Мало — Кроху. Самого Диму. Ну и, конечно, начальника службы безопасности, получавшего, помимо официального государственного жалованья, еще и солидную надбавку за «нелегкий труд» в Диминой структуре.
Так что с точки зрения соблюдения законности бояться ему было нечего. Кроме разве что двух секретарш.
— Ладно, — кивнул Дима. — Мне понадобятся данные на местных ментов. На оперов и следователей.
— Хорошо, сделаю, не вопрос, — кивнул Вадим, доставая из кармана электронный органайзер и делая в нем соответствующую запись. — Когда?
— Очень срочно. Уложишься в ближайшие два часа — будешь молодец.
— Оп-па, — покачал головой советник. — Я постараюсь, конечно, Дим, но ничего обещать не могу. Сам понимаешь, реально, ты не пачку пельменей просишь достать.
— Я понимаю, Вадим. Оговорка: меня интересуют люди, которые не берут. Гниляк не покатит. А насчет стрелки поступим следующим образом…
* * *Под окном глумливо закаркала ворона, и тут же как по сговору подала голос Настена:
— Ма-ам! Ма-ам! Вставай! Четверть девятого.
Катя Светлая открыла глаза и посмотрела на часы. Действительно, четверть. Пора подниматься, наводить красоту и топать на службу. А как не хочется-то… Утренние побудки давались ей с большим трудом. Не хотелось выбираться из-под теплого одеяла. Но сегодня был особый случай. Вчера они всем отделом отмечали присвоение очередного звания… Ей, между прочим. И звание было подходящее — капитан. Отмечали, как водится, хорошо, с душой. А вот конец вечера скомкался. Оттого, видно, и остался неприятный осадок. Антон Лемехов, — среди своих Лемех, симпатичный, обаятельный ловелас с тридцатипятилетним жизненным стажем, — в который уже раз попытался набиться к ней на ночь. Лемехов был известен тем, что переспал со всеми мало-мальски симпатичными девицами города. По уверениям самого Антона, его первая «ходка по бабам» состоялась чуть ли не в яслях. А вчера… Она вроде как была и не против, — опыта в этом деле парню не занимать, задница у него подтянутая, поджарая, значит, в любви должен быть выносливым, как в беге, — но Антон, по поддатости, что ли, проявил слишком уж много прыти, и у нее сразу испортилось настроение. Не нуждалась она в мужиках. В тех, с которыми работала. Подопрет — найдет кого-нибудь со стороны. А тут внеслужебные отношения на службе завяжутся… Хуже нет. Отношения всегда осложняют жизнь. Как говорила Настена: «Башню сносит покруче пули». И тогда «такой сквознячище начинает по чердаку гулять — держите семеро, меньше не удержат». Тем более один раз уже попробовала, хватит. На те же грабли? Нет уж. От первых вон двенадцатилетний результат в кухне чашками громыхает.
— Ма-ам!
— Проснулась, — громко ответила она. — Сейчас встану.
Но вставать-то как не хотелось. И голова побаливала.
Не то чтобы совсем уж «отходняк давил», да и выпила Катя вчера не так чтобы очень много. И исключительно шампанского. Но ощущения — как после самогона. Где, интересно, Лемехов спиртным отоваривался? Надо будет спросить, а потом ребятам из РУБЭПа наколочку дать. Пусть проверят, откуда это шампанское чудное взялось. А заодно и весь остальной товар осмотрят. Накладных если на десятую часть наберется — праздник. Остальное — чистой воды левак. Да к тому же еще и срок годности наверняка истек в прошлом апреле… Мысли были неторопливые, привычные и оттого особенно приятные.
В гостиную — она же спальня, она же библиотека, столовая и все остальное — заглянула Настена. Уперлась кулачком в тонкую талию, красиво выставила бедро, приняв позу а-ля «топ-модель-на-подиуме», — надо бы, кстати, запретить ей по телику разную ерунду смотреть, а то только и разговоров что о тряпках да о красивой столичной жизни, — спросила громко:
— Ма-ам, ну ты встаешь или как?
— Или как, — ответила она, тихо балдея от поведения собственной дочери.
И не только от поведения. Рост — метр пятьдесят. Это в двенадцать-то лет! Что же будет к пятнадцати? Хорошо, еще краситься не начала. А то она заходила как-то в школу. Чуть пятиклассницу с учительницей не спутала. Рассказала на работе — ребята ржали как лошади. Лемех посмотрел на нее с сожалением, как на отсталую, сказал: «Мать, учителей в школе отличить проще простого. Кто победнее одет — это они и есть».
— Ма-ам, я же говорила вчера, в классе по тридцать пять рублей собирают. На театр, — заявила Настена. — Ты мне деньги дай.
— Сейчас, погоди. Дай хоть умыться…
Она нехотя откинула одеяло и выбралась из постели. Театр… Театр — дело хорошее. Новая учительница Настены ей нравилась. Взялась ребят по театрам возить. То в местный, то в столичный. Сама насчет автобуса договаривается, сама все организовывает. И правильно, меньше будут по улицам шляться — дольше на свободе пробудут.
Она умылась, вышла в коридор, достала из сумочки деньги, отсчитала тридцать пять рублей, протянула дочери.
Не ко времени была эта поездка. Деньги заканчивались, а до получки еще неделя. Хорошо, хоть зарплату в управлении выплачивали день в день. Областной глава администрации — человек с отчетливым криминальным прошлым — рассчитывался с органами охраны правопорядка за собственный спокойный сон. Антон же Лемехов в своих спокойных снах видел, как он, Лемех, при поддержке местной прокуратуры, классически сажает главу администрации на твердую «пятнашку». После того, как тот уйдет в отставку, само собой. Есть-то время от времени хочется даже самым принципиальным. Ну, хоть чуть-чуть. Ничего, пусть себе мечтает. Вреда от этих мечтаний никакого. Напротив, только на пользу идет. Лемех обладал довольно редким качеством: не имея возможности реализовать злость на какого-то конкретного человека, он легко проецировал ее на остальных своих подопечных.
— Ма-ам, — Настена подхватила висящую на вешалке в коридоре джинсовую сумку-торбу, забросила на плечо, — я тебе кофе налила.
— Спасибо.
Она потянулась чмокнуть дочь. Настена подставила щеку с большой неохотой. Не привыкла к этим телячьим нежностям. Да и возраст не способствовал. Первое ощущение собственной взрослости. Мальчишки рядом…
— Да, ма-ам, — опять это растяжно-ленивое «ма-ам», — еще тебя Ольга Аркадьевна просила в школу зайти…
— По поводу? — Она еще надеялась, что это как-то связано с обычной школьно-родительской нагрузкой.
— Севка Тренясский, из седьмого, у третьеклассников деньги сшибал…
— Понятно…
Ей хотелось, чтобы дочь выросла такой же, как она. Жесткой, холодно-правильной. Учитывая характер ее работы, самое худшее могло случиться каждый день, в любую минуту. Она рассматривала подобную возможность спокойно и трезво, как один из видов «производственных издержек», как фактор, с которым приходится считаться, независимо от того, хочется тебе этого или нет. На кого тогда останется Настена? Нет, папочка-размазня, само собой, не бросит дочь одну, но тот ли это человек, который должен растить ЕЕ дочь? Чему он сможет научить Настену? Какие жизненные установки даст? Прогибаться перед каждым, кто хоть чуть-чуть выше, будь то дворник или большой начальник? Нет. Настена должна уметь постоять за себя.
