Валерий Горшков - В рясе смертника
– Хотел сказать вам, отец Павел, «добрый день», но, увы, это неправда… Сегодня страшный день. И вчера был страшный день. И позавчера тоже был страшный день. Боюсь, теперь для нас с женой все дни будут такими. Вопреки всем вашим церковным трактатам порой ад настигает людей уже при жизни… Единственное, что я хочу понять, – чем мы заслужили такое проклятие? Чем?!
– Вы не заслужили его, поверь. А отчаяние – один из тяжелейших смертных грехов, – сказал я, с тоской понимая, как дико и банально древняя библейская истина звучит в этих стенах, насквозь пропитанных страхом и отчаянием. – Пока человека не нашли, он жив. И ваша девочка тоже жива.
– Я не миллионер, не крестный отец мафии и не политик. – По-прежнему неотрывно глядя на телефон, Нагайцев взял со стола бутылку, наполнил фужер до краев и залпом выпил. – Но, даже если на миг представить себе, что Лизу похитили с целью выкупа, почему они не предъявляют никаких требований уже семьдесят часов?! Так не бывает… Если до вечера никто не заявится, то охрану снимают… Верно, лейтенант?
Спецназовец угрюмо кивнул и вернулся назад в прихожую, где сел в кожаное кресло возле двери, положив автомат на колени. Судя по выражению его лица, он искренне сочувствовал постигшему эту семью горю, но приказ есть приказ.
– А если похитители не позвонят до послезавтра, то снимут с телефона вот эту записывающую херню, – продолжал журналист, прикуривая сигарету. – В переводе на русский это означает – конец! Вы понимаете, отец Павел, – конец!..
Нагайцев опять повернулся в мою сторону, и я увидел, что по его щекам текут и теряются в кудлатой бороде слезы. Губы его дрожали, руки сжались в кулаки до белизны в костяшках, сломав зажатую между пальцев сигарету.
Анжелика молча подошла к мужу, подняла с уже прожженного в нескольких местах ворсистого паласа тлеющий обломок сигареты и положила его в пепельницу.
– И все же для отчаяния еще слишком рано, – сказал я и добавил: – Извините, я оставлю вас на какое-то время. Мне надо поговорить с лейтенантом.
Анжелика кивнула, а Дмитрий даже не шелохнулся, снова неподвижно застыв в клубах табачного дыма. Я вышел в прихожую и плотно прикрыл за собой стеклянную дверь.
– Года полтора назад я читал статью про вас в «Невском репортере», отец Павел, – сообразив, что я хочу задать ему пару вопросов наедине, спецназовец заговорил первым. – Вы тот самый настоятель с Каменного, бывший десантник? Или я ошибся?
– Не ошиблись. Я действительно служу в церкви при тюрьме для пожизненно осужденных, – сухо подтвердил я. – Но сейчас речь не обо мне… Скажите, лейтенант, вы в курсе обстоятельств похищения девочки?
– Более или менее, – пожал плечами парень.
– В таком случае мне хотелось бы узнать об ее исчезновении в деталях, – понизив голос так, чтобы меня не услышали несчастные родители пропавшей Лизы, сказал я. – Надеюсь, в разговоре со священником вы не станете ссылаться на тайну следствия и у вас есть что добавить к рассказу Анжелики. Вы ведь слышали его…
– Да, кое-что есть, – подумав, кивнул лейтенант. – Не все так безнадежно. Есть одна зацепка – показания свидетеля, продавца в коммерческом киоске на углу. Приблизительно в то же самое время, когда пропал ребенок, продавец заметил, как со двора через сквозной подъезд одного из домов вышел высокий длинноволосый тип в потертых джинсах. Он нес спящего ребенка, по описанию схожего с исчезнувшей девочкой… У тротуара ждал темный джип. Патлатый с девочкой на руках сел на заднее сиденье, и машина уехала. Продавец, дедок-пенсионер, марку иностранной тачки назвать не смог, ну и номер, разумеется, тоже не запомнил. Зато он заметил, что на двери багажника, на том месте, где у большинства джипов обычно крепится запаска, у этой машины запаски не было – только пустая крепежная рама. И еще киоскеру показалось, что во время ходьбы длинноволосый слегка прихрамывал.
Невидимая железная рука крепко сдавила мою шею корявыми пальцами, перекрыв доступ кислорода. В висках глухо застучал пульс, по спине пробежала волна холода. Не далее как вчера вечером я не только в самом прямом смысле столкнулся с черным джипом, у которого на двери багажника отсутствовала запаска, но также имел сомнительное удовольствие поближе познакомиться с его пассажирами, одним из которых был как раз высокий и худой лохматый сатанист с перевернутым распятием на груди, в черном джинсовом костюме и к тому же – я тоже мельком обратил на это внимание – слегка прихрамывавший. Впрочем, хромота не сделала этого подонка менее опасным. Если бы не спецназовская выучка, гнил бы я сейчас в тех придорожных кустах.
Не без усилия сделав глубокий вдох, я посмотрел в настороженные, испытующие глаза оборвавшего рассказ спецназовца.
– Родители знают о джипе?
– Им пока об этом не рассказывали, чтобы лишний раз их не волновать, – покачал головой лейтенант. – Идет активная работа, сети раскинуты, объявлена операция «Перехват». Усиленные наряды гаишников на выезде из города и на улицах останавливают все джипы темного цвета, а опера ставят на уши информаторов из числа рокеров, музыкантов и прочей волосатой алкогольно-наркотической шушеры. Как бывший офицер, вы должны знать, отец Павел, что в таких делах никого из сыскарей подталкивать не приходится, мужики пашут на совесть…
– Мне кажется, лейтенант, что вы назвали не все группы потенциальных подозреваемых, имеющих схожую внешность, манеру одеваться и склонность к криминалу. – От внезапной страшной догадки мой голос дрогнул. – Вы забыли про нелюдей, которые раскапывают могилы, оскверняют кладбища, храмы и проводят свои дьявольские ритуалы, так называемые черные мессы – с оргиями и человеческими жертвоприношениями!
– Сатанисты?!
– Да! И простите меня за самонадеянность, но я на сто процентов уверен, что, в отличие от хулиганов-байкеров с их рогатым двухколесным божеством, среди этой хитрой и необычайно осторожной нежити ни у спецслужб, ни тем более у милиции нет «своих» стукачей…
Вспомнив, что за дверью, в гостиной, убитые горем Анжелика и Дмитрий, я заставил себя замолчать. Но и уже сказанного оказалось вполне достаточно – спецназовец стиснул зубы, взгляд его стал напряженным. Лейтенант понял, что я прав. Значит, кое-что господа сыщики, расследующие похищение двухлетней крошки Лизочки Нагайцевой, явно упустили из виду. Или, что казалось мне более вероятным, до поры до времени предпочли не озвучивать столь жуткую версию. Ибо одно дело банальный киднепинг и совсем другое – похищение с целью принесения в жертву. При одном упоминании о ритуальных убийствах у любого нормального опера начиналась сильная головная боль: все, что угодно, только не это!
– Возможно, я ошибаюсь и это просто случайное совпадение… Но в таком случае оно достойно занесения в энциклопедию криминалистики как самое невероятное стечение обстоятельств, – продолжал я сдержанно. – Однако в реальной жизни такая случайность почти исключена… Поэтому я уверен, лейтенант, что смогу помочь вашим коллегам-сыщикам дополнительной информацией. И о похитителе девчушки, и о джипе. Между прочим, не далее как вчера вечером он получил приметную вмятину на капоте, лишился правой передней фары, а значит, нуждается в срочном косметическом ремонте…
Я прислушался: из гостиной доносился тихий, надломленный голос Анжелики, успокаивавшей пьяного мужа. Моя версия о возможной причастности чертопоклонников к похищению девочки, к счастью, не была услышана ее родителями.
– Не уверен, что уловил ход ваших мыслей, батюшка…
– Дело в том, что вчера вечером на Петергофском шоссе я попал в аварию, – сообщил я пораженному неожиданным заявлением спецназовцу. – А за рулем сбросившего меня в кювет джипа сидел лохматый хромой верзила с «бульдогом» за брючным ремнем и перевернутым распятием на шее. И с ним еще двое типов, тоже весьма примечательных…
Я коротко поведал хмурому лейтенанту о событиях на трассе, едва не стоивших мне жизни. Окажись на моем месте другой, не искушенный в навыках самозащиты священник, – не миновать ему обещанного сатанистами «алтаря».
Спецназовец слушал, стиснув мощными ручищами автомат, и время от времени чуть слышно отпускал короткие реплики вроде «вот же суки!..». Действительно, еще каких-то два-три года назад представить себе нечто подобное даже много повидавшему, побывавшему в «горячих точках» и наглядевшемуся на изнанку жизни спецу было бы очень трудно. Но та жуткая реальность, к которой привела Россию на исходе двадцатого века объявленная сверху «свобода вероисповедания», заставила поверить в существование подобных нелюдей…
– …А вы говорите: операция «Перехват»! Ни один из сотрудников ГИБДД и оперов, с которыми я общался вчера до поздней ночи, даже бровью не повел, узнав о черном джипе и сатанистах, – закончил я свой рассказ, испытующе глядя на опустившего глаза крепкого парня в камуфляже.
