Александр Золотько - Рождество по-новорусски

Гиря подошел к зарешетченому окну. Решетка, так раздражавшая вначале, теперь также рождала чувство покоя и безопасности.

На небольшом, огороженном белым кирпичным забором, дворе особого корпуса клиники стояло две машины. И машины эти приехали за ним, за Геннадием Федоровичем. И сам их вид раздражал Гирю. И фигуры охранников, маячащие возле машин, раздражали, и то, как они курят, как переговариваются друг с другом, жестикулируя и топорща пальцы.

Гиря оглянулся и с ненавистью посмотрел на костюм. Бросить все и уехать. Только…

Кому-то из ближайшего окружения может показаться удобным случаем для прихода к власти слишком уж долгое отсутствие шефа. И тогда даже палата не поможет. Не защитит.

И кроме этого, слишком уж настойчиво напоминал Гире Виктор Евгеньевич о необходимости личного участия в деятельности фирмы. И эта сволочь, похоже, тоже без особого сожаления отправит Гирю на живодерню.

Приходилось принимать решение. Болезненное решение.

И…

Зазвонил телефон.

– Да, – сказал Гиря.

– Здравствуй, дорогой! – жизнерадостным голосом произнес Садреддин Гейдарович.

– Привет, Саня, – Гиря беззвучно сплюнул.

– С наступающим тебя праздником, дорогой.

– И тебя туда же.

– Я слышал, что ты сегодня выходишь из… – Мехтиев сделал паузу. – Из санатория.

– Выхожу, – подтвердил Гиря.

– Очень хорошо, – обрадовался Мехтиев, – просто замечательно. Для меня это просто лучший подарок!

Радуется, сука, подумал Гиря. Что-то ему с меня нужно. Айзер чертов!

– Приезжай сегодня ко мне, дорогой, – радушно сказал Мехтиев. – Посидим, отдохнем…

– Отдохнул уже, – буркнул Гиря.

– Очень тебя прошу, – кажется, голос Мехтиева стал жестким.

Всего на пару секунд, но Гиря уловил.

– Я еще не решил толком, куда поеду. Разные были мысли… – Гире совсем не хотелось куда-нибудь ехать, тем более к Мехтиеву, но, похоже, Саня будет настаивать.

И это значило, что есть у него серьезный разговор. И обижать кавказца тоже не следовало. Пока, во всяком случае.

– Хорошо, – сказал Гиря.

– Спасибо, дорогой, – медовым голосом произнес Мехтиев. – Сегодня, часов в десять, да?

– Да, – сказал Гиря и выключил телефон.

– Сука чернозадая, – сказал Гиря, бросая телефон на кровать.

– Нет, какой козел, – покачал головой Садреддин Гейдарович. – Почему мне все время нужно иметь дела с такими козлами?

Али, помощник Мехтиева, только чуть усмехнулся.

– Ты вот улыбаешься, а мне не просто придется разговаривать с этим уродом, мне еще придется его развлекать и уверять в своей дружбе, – Мехтиев налил себе в стакан немного коньяку и отпил маленький глоток.

– Его давно нужно было убрать, – тихо сказал Али.

Али всегда говорил тихо, но собеседники обычно прислушивались к его словам.

– И что делать дальше? – осведомился Мнхтиев. – Воевать непонятно с кем? Ты же знаешь, что меня приглашал к себе этот… который крыша у Гири вместо Андрея Петровича.

– Виктор Евгеньевич, – подсказал Али.

– Да, это Виктор Евгеньевич, – Садреддин Гейдарович допил коньяк. – И ты знаешь, как он со мной говорил.

Али помнил, с каким настроением вернулся с той встречи Мехтиев. Помнил, как ругался его обычно спокойный шеф, как возмущался тем, что этот Виктор Евгеньевич оказался в курсе всей истории с гибелью своего предшественника, что знает, кто нанимал чистильщиков и даже сколько это стоило.

– Мне нужен Гиря, – сказал Мехтиев.

– А, может, лучше Зеленый? – совсем тихо предложил Али.

– Юрий Иванович? – Мехтиев задумчиво покрутил пустой стакан в руках, поставил его на стол и достал из кармана четки.

– Да. Ведь это же он тогда позвонил и сказал, кто заставляет Гирю наезжать на нас.

Мехтиев, опустив веки, задумчиво перебирал четки.

– Гринчук не станет с нами работать, – протянул Мехтиев. – Ты же знаешь.

– Знаю, – сказал Али.

Он прекрасно знал, что Гринчук взяток не брал. Знал также, что Гринчук человек умный и осторожный. Но теперь у него был слишком сильный аргумент, для разговора с круто поднявшимся ментом.

– Как вы думаете, Садреддин Гейдарович, – сказал Али, – а знают те, наверху, что это Гринчук нам сдал Андрея Петровича?

Пальцы Мехтиева продолжали, не торопясь, перебирать четки.

– Нам ведь нужно всего лишь, связаться с кем-нибудь из тех, кто над Виктором Евгеньевичем, и попытаться с ними подружиться.

– Попросим об этом все-таки Гирю, – сказал Мехтиев.

– Но ведь он и сам не знает, кто стоит за его крышей.

– Вот именно поэтому мы попросим Гирю. Гиря дурак, и если ему предложить красивую морковку, он побежит вперед, не задумываясь, – веки Мехтиева дрогнули, поднимаясь. – А с Гринчуком мы тоже поговорим. Потом. Когда начет суетиться Гиря. Зеленый, кажется, сейчас крутится как раз с теми, кто может повлиять на Виктора Евгеньевича. Зеленого нужно будет только немного подтолкнуть.

Мехтиев спрятал четки в карман.

– Ты вот что, Али…

– Да?

– Ты займись Зеленым и его друзьями. Посмотри осторожно, кто ему дорог, кто его приятель, любимая женщина… Все посмотри. Только очень аккуратно посмотри. Он очень осторожный и умный. И я бы не хотел, чтобы он заметил слежку и обиделся.

Али кивнул.

– Я очень не хочу, чтобы он обиделся, – Мехтиев встал из-за стола, – такие люди, как Юрий Иванович должны быть или друзьями, или…

Али снова кивнул.

– Пока я хочу с ним дружить, – сказал Мехтиев. – Пошли ему, кстати, подарок к Новому Году. Только…

– Что?

– Только такой подарок, чтобы он его принял. Не деньги-меньги, и не ящик коньяка… Придумай что-нибудь.

– Я придумаю, – сказал Али.

– И не в руки ему суй, как взятку, а…

– Я придумаю, – повторил Али.

– Придумай, – сказал Мехтиев, – праздник все-таки.

– Все-таки праздник, – сказал Гринчук в телефонную трубку.

– Праздник, – согласилась Нина. – Ты когда приедешь?

– И приеду ли я вообще…

– Знаешь, Гринчук, мне это начинает надоедать.

– Что именно? – невинным голосом осведомился Гринчук.

– Я, конечно, не твоя жена, и даже не любовница. Я так, баба для раз-два трахнуться…

– Это твоя версия.

– Это правда. И я не возражаю. Пожалуйста. Приезжай когда хочешь, делай чего захочется…

– В какой угодно позе… – подхватил Гринчук.

– Только говори, когда приедешь, чтобы я не ждала как дура, – Гринчуку показалось, что Нина всхлипнула.

– Ну не знаю, – сказал Гринчук. – Не знаю. Честное слово. Даже не представляю, что у меня будет этой ночью. Если смогу – приеду.

– А сможешь?

– Если жив буду – приеду, – Гринчук покосился на стоящего у двери Братка.

Тот укоризненно посмотрел на подполковника и ушел на кухню. Хлопнула дверца холодильника.

– Это опасно? – спросила Нина.

– Ага, – ответил Гринчук, – вначале для печени, потом для мозгов.

– Будь ты… – начала Нина, но Гринчук ее опередил.

– Не надо, Нина. Проклятия – дело такое, что и оглянуться не успеешь, как шерсть обсыпалась, и гробовщик мерку снимает. Я приеду. Постараюсь.

Нина повесила трубку.

Гричук тоже.

В комнату вошел Браток, держа в руках открытую бутылку пива. Посмотрел на Гринчука. Снова укоризненно.

– Что, Ваня, не нравлюсь? – спросил Зеленый.

– Не нравитесь, товарищ подполковник.

– И хрен с тобой, Ваня. Я не итальянская сантехника, чтобы всем нравиться. – Гринчук сунул руки в карманы и прошелся по комнате. – Да и итальянская сантехника нравиться людям потому, что в нее можно нагадить.

– Нинка ведь тоже – не унитаз, – сказал Браток. – Она ведь человек…

– Человек, – кивнул Гринчук, – а я тогда кто?

– Тоже человек, – Браток отхлебнул пива и присел на подоконник.

В комнате не было никакой мебели, кроме кровати и пары стульев, занятых одеждой.

– Ну, так имеет тоже человек право не выслушивать нравоучения? – спросил Гринчук.

– Имеет, – Браток сделал большой глоток и вытер губы. – Только и остальные человеки имеют право на то, чтобы о них не вытирали ноги.

– Что ты говоришь? – восхитился Гринчук. – С каких это пор мы стали такими тонкими психологами и борцами за женское счастье? Пьешь, между прочим, мое пиво, и меня же еще и учишь.

– Пиво, между прочим, это я вчера за свои бабки купил, принес и поставил в холодильник, – спокойно сказал Браток, – еще я туда поставил молоко, консервы и положил несколько пачек пельменей. Иначе у вас, Юрий Иванович, ни хрена в холодильнике не было бы. Это, во-первых. А во-вторых, товарищ подполковник, не хрен передо мной выпендриваться, сильную личность корчить. Сами боитесь с Нинкой определенности, оттого и жилы мотаете ей и себе.

– Это ты сейчас придумал? – спросил, помолчав, Гринчук.

– Это Миша сказал. Еще два месяца назад, – Браток поставил ополовиненную бутылку на подоконник рядом с собой.

Гринчук кашлянул, почесал в затылке и присел на край кровати. Вид у него был несколько смущенный. И это смущение было настолько необычным для Зеленого, что Браток поспешил отвернуться и посмотреть в окно.