Лев Пучков - Тигр в камуфляже («Блокпост»)
— Слышь, Петро… местность тут больно пересеченная, — поделился Иван своими соображениями с водителем «бэтээра». — Ежели по буеракам ломанемся, твоя кляча вытянет под шестьдесят?
— А то! — горделиво приосанился Петро и тут же внес коррективы:
— Токо вы, тыщ капитан, всю жопу отобьете. Ну, сами знаете, как оно — по колдоебинам… Кого-то ловим?
— Пока что думаем, — прищурившись, протянул Иван, наблюдая за телодвижениями возле «Нивы». — Думаем… Вот что… Смотри: за тем поворотом — грунтовка. Пятнадцать минут, ну, пусть будет двадцать для верности, так вот — двадцать минут назад по ней урулили две тачки: шестерочный «жигуль» и джип «Чероки». Свернуть им негде — будут выписывать всю эту загогулину. А длина загогулины что-то около сорока кэмэ. Достанем?
— Они в колонне идут? — деловито уточнил Петро. — Или могут порознь?
— О как! — озадаченно крякнул Иван, забираясь повыше: «Нива» выехала на дорогу, худощавый француз тотчас же подбежал к «бэтээру» и попытался вцепиться в Иванову кроссовку, умоляюще размахивая руками. — Да отойди, ты, рахит! Щупальца убери! Браты, ну-ка дайте ему спирта, а то от инфаркта помрет… Да-а-а, Петро, вот это ты задал задачу… Об этом я как-то не подумал… А ежели ориентироваться на «Чероки» — не достанем?
— Если новый — вряд ли, — сокрушенно вздохнул Петро.
— Он и по колдоебинам — дай боже… Полгода назад мы гнали один такой по степи — наркоту, падла, вез… Ушел, гад.
— А если ориентироваться только на «шестерку»?
— Сто пудов достанем — и под шестьдесят держать не надо будет, — уверенно заявил Петро. — По таким ухабам она тащиться будет — как я пешком, когда непьяный…
— Очень приятно. — Иван в нерешительности почесал голову под косынкой. Француз послушно стоял рядом и со смертной тоской во взоре уставился на его грозный профиль. Бойцы успели чуть ли не насильно влить бедолаге полстакана спирта пополам с теплой водой из фляжки — эта процедура возымела некоторый положительный эффект.
— Вы не должен мой помогать, — довольно вразумительно произнес он и тут же виновато пожал плечами:
— Террорист сказал: я сообщать полиция — он удаляет голова оба фемина… — Несчастный опять не выдержал и затряс плечами, размазывая слезы по грязному лицу:
— Вы — уходить! Немедленно! Я ехать на контрольный пункт!
— Тебя зовут-то как, паря? — ласково спросил Иван.
— Морис, — сквозь слезы пробормотал француз.
— Ну! А фамилия — часом, не Дрюон? — удивился подошедший к ним Шифер. — Родственник, что ль?
Француз вымученно улыбнулся и пожал плечами — в глазах его замерцал слабенький огонек надежды. Ловкие и лихие штукари на броне да при стволах, — чем черт не шутит, глядишь, и помогут…
— Короче, Морис, насчет полиции — это ты зря, — сообщил Иван. — Мы, конечно, не совсем полиция, однако… Короче — я тебе обещаю, что мы этих пиздронов[5] достанем. И не хорони — рановато еще. Они, пиздроны, всегда грозятся головы отрезать. Дурная привычка… — И зычно крикнул:
— Отделение — на броню!
Заводи, Петро, — а местному водиле пояснил:
— Поедем за супостатом. Хотите — догоняйте…
Через минуту «бэтээр» в хорошем темпе пылил по грунтовке, наподобие крейсера с разбегу ныряя в рытвины и ложбины, — десант так и подлетал, хватаясь за задницы.
Белая «Нива» стойко держалась метрах в трехстах — судя по всему, запуганный Иваном водила забыл о своих рессорах. Таким образом, было допущено третье за тот злополучный день нарушение, состоящее, в свою очередь, из трех отклонений: а) отделение сопровождения свернуло с маршрута; б) на свой страх и риск приступило к преследованию банды; в) не поставило об этом в известность руководство…
2
В необъятном кожаном кресле из дорогого кабинетного набора расслабленно полулежал мужик сорока восьми лет и вяло наслаждался жизнью.
Принцип Алмазного Пути, который проповедовали некоторые апологеты Преподобного Муна, предписывал не жить просто так, подобно влекомой ветром соринке, а каждый день, час, каждую секунду наслаждаться житием — тогда время, отведенное тебе на этом свете, не будет потрачено даром. С некоторых пор мужик с большим вниманием прислушивался к различным учениям аналогичного толка и даже пытался им следовать — в тех аспектах, которые казались ему приемлемыми. Аспект, касающийся Алмазного Пути, вне всякого сомнения, был для мужика очень даже приемлем, а потому он старался неукоснительно ему следовать. В настоящий момент он наслаждался покоем и комфортом, а для полноты ощущений употреблял сочную черешню, попутно тренируясь в меткости: лениво надувал щеки и с шумом выплевывал косточки, стараясь попадать в мусорную корзину, расположенную в трех метрах прямо по курсу, между двумя аналогичными креслами из того же набора.
Получалось довольно сносно — большая часть косточек попадала в корзину, громко ударяясь о пластмассовые стенки, и лишь незначительное количество ядрышек прилипало к шершавой коже кресел.
Если бы мужик встал и распрямился, можно было бы с легкостью определить, что от пола до макушки высота данного субъекта составляет что-то около метра пятидесяти с небольшим, голову он имеет обыкновение держать прямо, слегка вздернув квадратный, с ямочкой посредине подбородок, а маленькие, глубоко посаженные глазки его отчего-то тусклы и безразличны ко всему происходящему в обозримой видимости.
А вот ежели б он вдобавок снял свою белоснежную шелковую рубаху да выпростался из тончайших хэбэшных штанов… Нет-нет, не подумайте плохого, хулиганы вы этакие! Ничего, достойного пристального внимания, в штанах не имелось. Если бы описываемый господин разделся, можно было бы лишь страшно изумиться его чрезвычайной худобе и шерстистости да еще, пожалуй, с удивлением полюбоваться на килевидную грудь. Ах, что это была за грудь! Настоящая антропологическая редкость, раритет — такая грудинка встречается раз в пятилетку на семнадцать с половиной тысяч жителей даже Новой Зеландии — чего уж там говорить про какой-то заштатный Ложбинск, один из нескольких десятков областных центров, разбросанных по огромной территории Российской Федерации…
Однако в ближайшее время мужик-мужичонка не собирался освобождать кресло от присутствия своего тела, так же как и не намеревался разоблачаться — незачем было.
Дело в том, что перекидной календарь на большом кабинетном столе показывал субботу, стрелки антикварных часов, что на стене напротив и тикают мелодично, фиксировали половину одиннадцатого, и никаких забот на сегодняшний день не предвиделось. К тому же несмотря на то, что за окном стояла или висела — как вам будет угодно, — в общем, имела место июньская жара, вполне характерная для климатической зоны данного региона в данное время, в большом пришторенном и зажалюзенном кабинете уютно гудели сразу два кондиционера, и настенный термометр показывал всего 21 градус С.
А поскольку мужик вставать и раздеваться не собирался, тому, кто посмел бы в эту минуту войти в кабинет, удалось бы рассмотреть лишь мощную крупную голову с высоким лбом, очень естественно переходящим в необъятную загорелую плешь, которая матово отсвечивала в обрамлении жиденьких волосиков, более похожих на цыплячий пух.
Звали мужика Адольф Мирзоевич Пульман. Положение, которое он имел в обществе, формально именовалось звучно и весомо: заведующий областной психиатрической клиникой, расположенной в п. Приютное, пригороде Ложбинска, доктор наук, действительный член АН России, почетный член Британской АН и так далее и тому подобное — долго перечислять. Неформально же, так сказать — втуне, статус Пульмана обозначался очень скромно и простенько: пахан ложбинской братвы.
Не далее как полчаса назад он выслушал доклады всех своих сексотов, наличествовавших в криминальных структурах и около, и остался вполне доволен — дела обстояли самым наилучшим образом. Особенно обрадовало сообщение бригадира центральной группировки, которому в соавторстве с первым помощником Пульмана было поручено весьма деликатное и важное поручение, — оный бригадир докладывал, что все идет в соответствии с графиком и вскоре будут результаты.
Пульман, давно лелеявший смутные надежды на осуществление одного грандиозного плана собственной заготовки, с нетерпением ждал этих самых результатов. И теперь он с замиранием сердца прикидывал, какова будет масштабность виктории, одержанной его могучим интеллектом над житейскими неурядицами и проблемами суровой действительности. Правда, радость несколько омрачала невозможность вкусить эту викторию прямо с пылу с жару — с ходу, что называется: не далее как через два дня ожидалась ежегодная комиссия из Москвы, в связи с чем необходимо было совершить ряд ненужных телодвижений и оставить на некоторое время все личные дела — статус обязывал. Однако Адольфа Мирзоевича это особенно не расстраивало: долгие годы полунищенского безвестного существования приучили его к терпению и стойкости. Он умел ждать…
