Михаил Серегин - Ударом на удар
– Не суетись здесь, – прикрикнул на него Ходуля и снова повернулся к Полунину. – Ладно, отдыхай, Седой. Если что нужно будет, скажи – организуем.
– Ага, – Полунин снял рубашку и растянулся на нарах, чтобы хоть немного поспать. Он предчувствовал, что вскоре его вызовут на допрос, и нужно было восстановить силы и нервы, чтобы достойно выдержать его.
Те, кто ни разу не общался со следователем или дознавателем, а смотрел о допросах по телевизору или читал в книгах, слабо представляют себе, что это такое. Конечно, многое зависит от конкретного следователя: умный он или глупый, добрый или жестокий, молодой или опытный, но в принципе это испытание не из легких. Проще всего тем, кто пошел в отказ, то есть отрицает все, что ему предъявляют, – пусть «следак» сам находит доказательства вины. Но здесь же таилась и опасность, что следователь не выдержит и начнет применять запрещенные методы, а проще говоря, физическое воздействие. Причем люди, которые занимались такой обработкой, в основном были умелыми и опытными в своем деле и почти никогда не оставляли следов на теле подозреваемого. Попадались среди них и откровенные садисты, как, например, Шевчук – прапор с зоны, на которой мотал свой первый срок Полунин. Он вспомнил, что отомстил этому недоноску в погонах, отомстил спустя много лет, но радости от этого ни тогда, ни сейчас почему-то не испытывал.
Были и такие «следаки», которые просто-напросто «выбивали» из подозреваемого нужные показания. Даже в том случае, если следователь попадался «гуманный» и не применял физического насилия, нужно было иметь недюжинную память, чтобы запомнить все свои показания, которые ты давал раньше. Это в том случае, если ты пытаешься представить все не так, как оно было на самом деле, потому что тебе по многу раз задают одни и те же вопросы, восстанавливая время преступления поминутно. Не так-то легко удержать все в памяти, если к этому основательно не подготовиться.
В случае с Полуниным была другая проблема. Ему не нужно было крутить и вилять, чтобы создать у следователя реальную картину преступления. Он знал, что никого не убивал, но все равно не мешало себя настроить на долгий и нудный разговор, чтобы не позволить заманить себя в какую-нибудь ловушку, которые любят расставлять особо дотошные «следаки». Владимир расслабился и не заметил, как задремал. Его разбудил легкий толчок в плечо и знакомый голос:
– Седой, обедать будешь?
Полунин открыл глаза и увидел склонившегося над ним Ходулю, который держал в руках смоченное водой полотенце. Владимир взял у него полотенце, протер лицо, шею и грудь и только после этого сел на кровати.
– А что у нас на обед? – глубоко вздохнув, поинтересовался он.
– Не переживай, Иваныч, – хитро сощурился Ходуля и показал на тумбочку, на которой была разложена всяческая снедь, – хавчик по первому разряду.
Еда была действительно неплохой, учитывая место, где находились эти четверо мужчин. На расстеленной газете, заменявшей скатерть, алели свежие помидоры в обрамлении зелени петрушки, укропа и перьев лука, пупырчатые огурчики выглядели плотными и сочными, красно-белый редис, казалось, светился изнутри. Рядом лежали холодные котлеты, нарезанные тонкими ломтиками ветчина и сыр. Но это были только закуски, главным блюдом стола была запеченная утка, обложенная отварным картофелем. На сладкое были приготовлены несколько больших ломтей астраханского арбуза и истекающая соком туркменская дыня.
Полунин удовлетворенно кивнул и подсел к тумбочке. Следом за ним сели Ходуля и Бычок. Только теперь Полунин понял, почему у этого толстяка такая кличка. Он ходил, наклонив большую голову немного вперед и приподняв покатые плечи, ну точь-в-точь как это делают молоденькие бычки, резвящиеся на выпасе. Бычок устроился рядом с Ходулей, напротив Полунина. Владимир слегка покосился на Сито, который глотал слюну, сидя на своей верхотуре, и понял, что тому достанутся только объедки.
* * *После обеда Полунина отвели на допрос. Сперва явился надзиратель, который отворил дверь камеры и выкрикнул фамилию Полунина. Затем, нацепив на него наручники, он передал Владимира Ивановича конвоиру, который длинными гулкими коридорами отвел его в ту часть следственного изолятора, где производились допросы.
В маленькой душной комнатке кроме стола со стулом и привинченного к полу табурета ничего не было. Сквозь зарешеченное окно вовсю палило солнце, приукрашивая невзрачный интерьер. За столом сидел шатен лет тридцати с небольшим, с зачесанными назад волосами, которые он то и дело приглаживал ладонью.
– Пожалуйста, присаживайтесь, Владимир Иванович, – шатен вытянул руку, показывая на табурет. – К сожалению, наручники снять я с вас не имею права.
У шатена был мягкий голос и интеллигентные манеры. Большие карие глаза внимательно следили за Полуниным. Владимир сразу же понял, с кем имеет дело. «Следак» был из категории дотошных копателей. «Тем лучше, – обрадовался Полунин, – есть шанс, что дороет до правды». Хотя он понимал, что правда у него и у следователя была разная. При всей своей возможной честности следователь находился под прессом правил и установок, которые не мог преступить. Давила на него и пресловутая раскрываемость, от которой следственная система не ушла ни на йоту со времен начала перестройки. И с рядовых следователей, и с их начальников требовали ежемесячных отчетов, и каждое нераскрытое дело повисало на их шее тяжким грузом. Но выбирать Полунину не приходилось, поэтому он был рад, что ему не попался какой-нибудь неуч или крючкотвор.
– Старший следователь прокуратуры Малышев Виктор Андреевич, – представился шатен. – Мне поручено вести ваше дело.
– Как я понимаю, – сказал Полунин, – мне инкриминируют убийство. Так вот, хочу сразу же заявить, я никого не убивал.
– Охотно верю, Владимир Иванович, – вздохнул Малышев, – поэтому мы и должны вместе во всем разобраться.
– Мой адвокат будет в городе сегодня вечером. – Полунин посмотрел на Малышева, который перекладывал бумаги из папки на стол и обратно.
– Хорошо, – кивнул следователь, – но, может, вы могли бы ответить пока на несколько вопросов? Чтобы ускорить процесс, так сказать...
– Ладно, задавайте ваши вопросы, – согласился Полунин, считая, что свои права он знает и без адвоката. Во всяком случае, он мог хотя бы вникнуть в суть дела, которое ему инкриминируют.
– Тогда скажите мне, пожалуйста, Владимир Иванович, – Малышев оторвал взгляд от бумаг, – где вы были вчера вечером, около десяти часов?
– Не знаю, – после долгой паузы ответил Полунин. – Я хочу сделать заявление.
– Да, пожалуйста, – кивнул Виктор Андреевич.
– В воскресенье, сразу после девяти вечера, меня похитили неизвестные люди у кафе «Бригантина», где у меня была назначена встреча с моим зарубежным партнером Жоржем Шульцем.
– Интересно, – Малышев поднял на Полунина недоверчивый взгляд, – почему же вы сообщаете о похищении только сейчас? Ведь прошло уже почти трое суток.
– А как, по-вашему, я мог это сделать? – невесело усмехнулся Полунин. – У меня там телефона не было.
– Вы бы смогли опознать похитителей?
– Нет, они были в масках. – Владимир с сожалением покачал головой.
– И что они от вас требовали, выкуп?
– Они ничего от меня не требовали.
– Вы можете показать место, где похитители вас удерживали?
– Нет. Это был какой-то сарай, но где он находится, я не имею ни малейшего представления.
– Как вам удалось освободиться?
– Они сами отпустили меня.
– Вы говорите, что не знаете, где находится этот сарай. Тогда как же вы добирались до дома?
– Видимо, перед тем как отпустить меня, мне дали снотворное вместе с пищей, – пояснил Полунин, чувствуя, что его рассказ звучит не слишком убедительно, – я очнулся сегодня ночью на скамейке в Центральном парке, добрался до дома на попутке, где меня и задержали.
– Вы не находите это, мягко говоря, странным? – Малышев улыбнулся улыбкой психиатра, привыкшего иметь дело и не с такими психическими аномалиями. – Вас похищают, держат какое-то время взаперти, а потом отпускают, ничего не потребовав за ваше освобождение. А ведь вы, Владимир Иванович, как мне известно, человек не бедный. Что вы на это можете сказать?
– То, что у меня есть средства на жизнь, – вяло усмехнулся Полунин, – еще не значит, что я богатый человек. Хотя при необходимости я могу достать приличную сумму денег. И раз похитители не стали требовать у меня выкуп, значит, у них были какие-то другие планы. Могу еще только предположить, что те, кто ввязался в эту игру со мной, сперва не вполне представляли, с кем они имеют дело: обид я никому не прощаю. Возможно, что меня выпустили, когда разобрались, кто я такой.
В последнее предположение Полунин и сам едва ли верил. Это могло произойти только в том случае, если похитителями были какие-то залетные деятели или местные отморозки. Но и те и другие действовали бы не так или не совсем так, как работали его похитители. Одна мелочь – а конкретно, наколка на пальце одного из похитителей – говорила о том, что действовали «синие». Но «синие» не могли не знать, кого они похищают, а отморозки наверняка бы сразу потребовали выкуп. Чем больше проходило времени с момента похищения, тем больше Владимир утверждался в мысли, что оно было тщательно спланировано и продумано до мелочей. Оставалось только выяснить, ради чего оно было затеяно. И Полунин был уверен, что об этом он узнает уже сегодня. Так что останется лишь найти обидчиков и разобраться с ними по-свойски. Но его мысли забрели слишком далеко, он чуть было не забыл, где находится. Его первостепенной задачей было выбраться на свободу любыми законными способами, а может, и незаконными, если это потребуется.
