Сергей Самаров - Операция “Зомби”
Генерал сказал, словно отмахнулся:
– Но я не уверен, что смогу быть слишком полезен вам. Данных у меня мало, только интуиция иногда что-то подсказывает.
– Данные есть у нас. А вашу интуицию вместе с некоторыми неучтенными вашими же документами мы, при обоюдном согласии, присоединим к ним. И получится в итоге неплохо...
– С какими документами?
Что-то внутри задрожало у генерала. Никто не видел папку с неучтенными документами. Никто не может знать ее содержимое.
– Вы сами знаете, с какими. Не будем вести детскую игру. У вас всего два варианта продолжения сотрудничества. Или добровольно – или принудительно. Отказа быть не может. Геннадий Рудольфович молчал с минуту, пряча под сосредоточенным раздумьем собственную растерянность.
– Еще один принципиальный вопрос, – сказал наконец. – Убийство майора Мороза – ваших рук дело?
– Нет. Я думаю, это Ангел.
– Ангел? Не Югов?
– Мы не занимались расследованием происшествия, до которого нам нет дела. Итак...
– Я дам вам ответ после похорон Мороза. Его хоронят завтра. Как мне связаться с вами?
– Не задавайте глупых вопросов, – как плевок прозвучал ответ Решетова, у которого даже губы скривились. – Я мог бы принудить вас начать работать прямо сейчас. Но я понимаю, что такое похороны подчиненного, за которого несешь персональную ответственность, потому что он выполнял твой приказ. У вас не то состояние духа.
– У меня не то состояние духа, как вы правильно заметили. Значит, мне позвонят...
Генерал тоже понял, что не сам Решетов определил дату начала новой работы, тот лишь ловко сориентировался в ситуации и пожелал показать себя за человека серьезного, с правом решающего голоса.
– Вам позвонят домой завтра вечером. Только уже не для того, чтобы услышать ваше согласие или отказ. Выбора нет. Вам позвонят, чтобы начать совместную работу. И я рекомендую документацию, которая может вам в этой работе помочь, иметь под рукой. Вы согласны?
– Я согласен, – сказал Геннадий Рудольфович и сам почувствовал, что ему стоило труда не произнести такую простую фразу с угрозой, как некоторые из предыдущих.
3
Поселок Кременкуль длинным полукольцом вытянулся по берегу озера с одноименным названием. Там, на окраине, среди других таких же не слишком бедных и отличных одна от другой построек, Крысавец соорудил себе дом-крепость с дурацкими башенками. Сам поселок стал уже почти частью города. Еще лет пять, и хищные городские районы сольются с поселковыми улицами, заменив белоствольный березняк и луговое разнотравье на вонючий асфальт и равнодушный бетон.
Нам, слава богу, не надо возвращаться в город, чтобы попасть на место, – дорога прямая. И пост ГИБДД, где могут дежурить омоновцы, насколько я знаю, находится на три километра дальше поселка, перед кольцевой дорогой, построенной для тяжелых транзитных грузовиков, которые в город пускать не желают, чтобы не разбивали до конца и без того разбитые уличные полотна.
Я не стал настаивать на предварительной собственной рекогносцировке местности. Доверился Юрку не только потому, что он мой бывший солдат и человек, испытанный в ситуациях не менее серьезных, но и потому, что не пожелал лишний раз показываться в том месте, где предстоит работать. К чему настораживать охрану, которая и без того насторожена – случайный взгляд, собачий лай или еще что-нибудь может сослужить нам недобрую службу. Да Юрок и не пожелал бы еще откладывать дело, к которому он сам готов.
– Через лес проехать можно?
– Можно.
Мне понравилось, что он уже совсем не заикается. Я это состояние знаю. Мобилизующий момент, как называют это психологи. Чем-то сродни пробуждению «золотой змейки» Кундалини в йоге. Может быть, несколько не в тех масштабах, но некоторая аналогия в перестройке организма просматривается. В мощной перестройке. Я сам с этим мобилизующим моментом сталкивался. И по себе знаю, что творить он может чудеса. По крайней мере, иначе нельзя было назвать то, что я делал несколько раз, не умея этого делать. Более того, вообще никто не умел это делать. Но делал мобилизующий момент...
– Давай.
Юрок на первом же повороте свернул резко вправо, на разбитую и растрескавшуюся грунтовку, кое-где прячущую в глубокой колее коварные лужи. Он умело избегает колеи – правильно. Чья-нибудь умная голова завтра утром при обходе окрестностей поинтересуется отпечатками протекторов проезжавших здесь машин. Честь и репутацию своей «жучки» Юрок предпочитает не пачкать лишними подозрениями. Его командир – я то есть – может только одобрить подобную аккуратность.
– Здесь... – Он зло и решительно вдавил тормоз почти до упора. – Дальше рискованно. Движок услышать могут.
Я молча кивнул.
План местности Юрок по памяти нарисовал еще дома. Надо сказать, что план понравился мне множеством мелких подробностей, которые сильно помогают при ориентации. И теперь я оценил предусмотрительность младшего сержанта.
– Нас здесь не видно?
– Нет. Перед домом кирпичная стена – метр девяносто пять, местами до двух. Под стеной бетонный фундамент. Потом, в нашу сторону, дорога вдоль забора – выезд на улицу, дальше кустарник – полоса на десять метров, высота от полуметра до полутора, и тридцать метров леса.
Я протянул руку и достал с заднего сиденья холщовый мешок, с вопросом во взгляде показал содержимое. Мой вопрос понятен любому, кто имеет к оружию страсть. Но Юрок не сразу понял, что это такое. В ту пору, когда он воевал, такие штуки на вооружении не стояли. Только позже их начали испытывать. Там же, в Афгане. Но едва я стал вставлять в гнездо пластиковый лук, он понял.
– Арбалет... Зачем?
Вот ты и прокололся... Прокололся! Плохо, значит, я тебя учил.
– Для собак.
– Каких собак?
Еще один прокол! Очень плохо, отвратительно.
– Обыкновенных. Которые лают...
Вообще-то я не люблю убивать собак. Может, в глубине души уважаю их гораздо больше, чем людей. За честность и верность. Но сейчас обстоятельства военные, иначе к дому не подберешься. Собака – враг. Из личного афганского опыта хорошо знаю, что крупную собаку, – а дом Крысавца, по данным моего осведомителя, недоступного для интереса Юрка, охраняют два алабая – не всегда сразу уложишь пулей, которая сдуру норовит пройти обязательно навылет. Короткая, но смертоносная болт-стрела арбалета рассекает мышцы, пробивает ребра и остается в теле, и она потому гораздо надежнее, убойнее.
Впрочем, если собак убивать грех, то и людей я, сознаюсь честно, тоже убивать не люблю. Но этому меня очень долго и качественно учили лучшие специалисты великой державы, и умею я это делать лучше, чем что-то другое. Потому иногда и случается... Хотя сам я за то, чтобы случалось как можно реже.
– Пойдем? – спросил Юрок, когда я арбалет приготовил и отложил на заднее сиденье.
Я посмотрел на часы. Зелено светящиеся стрелки показывали без пятнадцати два.
– Рано еще. Подождем для верности пару часиков. Ночь послушай, понаслаждайся... Да и вообще следует быть более гуманными людьми: дадим ребятам спокойно уснуть и последние в жизни сны посмотреть.
Теории нас, слава богу, тоже учили, и достаточно качественно. Дисциплина со сложным названием «Психологические аспекты почасовой активности человеческого организма» была скучна, но необходима. И я отлично знаю, что лучшее время для нападения – это от часа до двух ночи, когда подступает первая волна суточной усталости, и от четырех до пяти часов – когда вторая волна накатывает уже настоящим девятым валом. Тогда уже на сорок процентов теряется бдительность у любой самой квалифицированной охраны, даже если она только-только заступила на пост и считает себя свежей, как недавно сорванный с грядки зеленый огурчик. Нам лучше всего пожаловать вместе с этим девятым валом.
– Посиди пока здесь. Я один поброжу.
– Я с вами...
– Посиди, – сказал я сурово-категорично тоном, не терпящим возражений. – Я хочу просто воздухом подышать. В одиночестве. Имею я на это право?
Он боится меня отпустить. И настаивать на своем тоже боится.
Все правильно. Так и должно быть.
В себе я уверен. Я даже в ощущениях своих, в том, чего глазами не вижу, уверен бываю обычно больше, чем в том, о чем мне лишь рассказывают. Мне необходимо хотя бы посмотреть на место, где предстоит работать, потому что каждое место обладает собственной энергетикой, отличной от других. Одно место навевает уныние, в другом плясать хочется, третье давит вроде бы безосновательным страхом. И понимание этой энергетики – тоже разведка. А идти на дело совсем без разведки не в моих правилах. Пусть Юрок и говорит, что все рассмотрел досконально, до мелочей, до кочки или бугорка, на котором споткнуться можно. Я ему верю, но при этом в каждом подобном мероприятии ситуация такая же, как при прыжках с парашютом. Свой парашют каждый готовит сам. Потому что собственную безопасность безопаснее всего доверять собственной заботливости.
